Библия смерти - Сергей Фокин 16 стр.


При поступлении в ад, был с места «Страшного суда» назначен ответственным за гниение трупов. Ему было приятно заняться любимым делом, и он подошел к данному вопросу со всей строгостью своего закона. В дальнейшем внес вклад, пополнив страницы «Супродемуса» воссозданным с нуля «календарем гнили».

Сцена пятая: Смирительная рубашка

«Когда-нибудь наши потомки скажут,

что я породил ХХ век.»

Джек Потрошитель. 1888г.

Серое весеннее утро. На расстояние десяти километров улегся густой туман. Газон был давно не стрижен и от изобилия влаги, сильно пахло росой. Майские жуки стремительно готовились ко сну, прячась от птиц за уже распустившуюся листву. Старый заброшенный особняк, у которого были очень большие сходства со школой восемнадцатого века (правда несло иной характер), пылился на небольшой возвышенности, окруженный лугами на сто миль. Вела к нему всего одна дорога, но гостей здесь не крепко ждали. Единственное, что украшало мрачную постройку  высоченный кованный забор, на каждой, из толстого прута, пики которого красовалась рычащая пасть льва. Центральный проем был клеймен крупными инициалами.



Прутья были выкрашены, еще совсем недавно высохшей, черной краской, выделяя своей могучей стеной рапсово-желтый оттенок трех букв.

Заброшенные здания всегда производят гнетущее впечатление. Из темных окон, выглядывает тысяча горящих глаз, при первой возможности, сожравшие б любой кусочек мяса. Заброшенных психиатрических лечебниц это касается вдвойне. Одно только впечатление о страданиях и муках, прожитых душ пациентов в этом «доме скорби», заставляет бегать мурашки даже у мертвых.

Зайдя за здание, невольно бросается в глаза деревянная избушка, исправно выполняющая роль крематория. Персонал больницы достигает свыше шестидесяти сотрудников, пугающих своей внешностью до мозга костей. Их полуразложившееся лица вселяли страх вечной улыбкой (из-за отсутствия излучены губ). Сложно было судить, живая медсестра тебе принесла лекарство, или же мертвая, но не смотря на миллионы гнойников по всему телу, она с жадностью глотала свежий воздух Нью-Джерси, показывая вид самой здоровой женщины на свете.


Медсестра (открыв после стука дверь кабинета врача).  Доктор Коттон, сегодня поступили новые пациенты.


Генри Эндрюс Коттон:


Родился 24 февраля 1876 года. Американец. Глаза зеленые. Нос большой, сгорбленный. Губы впалые. Сильно выражены мимические морщины. Так же имеет большие черные брови (несросшиеся). Пострижен коротко (в немецком стиле), волосы седые.

Получил блестящее образование. Учился у самого Алоиса Альцгеймера и других лучших психиатров своей страны. В тридцать лет возглавил психиатрический госпиталь в Трентоне, Нью-Джерси. Лечебница была открыта в 1848 году. После первой мировой войны, количество душевнобольных изрядно возросло. Благодаря Коттону, она стала настоящим «домом ужаса». Время его безумства, считают золотым. Он свято блюстил собственные законы, веря, что бактериальная инфекция способна излечивать психические заболевания. Поэтому он массово подвергал больных против их воли жестоким калечащим операциям (у больных удаляли внутренние органы). Им не давали антибиотики, пока инфекция свободно гуляла по организму, заражая пациента. Многие умирали в жестоких мучениях, лишь ради того, чтобы доказать все варварство и бессмысленность его дела. Он был беспощаден даже к крохотным деткам. Генри Коттон неоднократно пытался изменить цвет их радужной оболочки глаза, вкалывая различные вещества. Однажды он собрал людей и провел перед ними опыт на только что казненном за убийство Джордже Форстере. Расположив на его теле электроды, врач пустил ток. Наблюдавшей за представлением публике представилось ужасное зрелище. Мертвое, но еще не успевшее остыть, тело пришло в движение. Один глаз попытался открыться. Не все смогли выдержать подобное издевательство над умершим и один из зрителей умер от шока на месте. Пытаясь усмирить собственный голод, Коттон обжигал людей паяльной лампой и помещал их в газовые камеры. После чего он бросал трупы в свою лабораторию, которая всегда находилась в подвале его лечебницы, где он тщательно вырезал органы, а кости и скелеты подготавливал для продажи.

Доктор Коттон.  Дайте-ка взглянуть. Так. Отправляйте всех на удаление больных зубов, а после доставьте ко мне пациента из палаты 231.

Медсестра.  Будет исполнено.

С момента указаний врача прошло не более тридцати минут. Крики боли только начали постепенно угасать, ощутив головокружительный эффект.

Сэм Дикенсон ни помнил не единого прожитого им дня (он и был пациентом 231). Все, что хоть как-то понимал студент, было тем, что он не здоров. Челюсть ныла от удаленных четырнадцати зубов. Без наркоза, без должного лечения и попыток спасти тот или иной зуб, их просто выдрали самыми обычными пассатижами. Прижавшись к койке, он всячески пытался отговорить врачей от их коварства и зверства.

Дантист (принявшись за дело).  Не волнуйся. Обычно именно там и скрывается недуг.

На эти слова, беззащитному и связанному по рукам и ногам, сказать было нечего. Да и кто вообще станет слушать психа! Ему, как и всем остальным, после завершения процедуры, сделали «приторный» укол и по указаниям главврача, доставили в его лабораторию  местный подвал.

О стерильности здесь не было и речи. Хирургические приборы лежали в беспорядке, капли засохшей крови, стали как одно целое. Кушетка была накрыта старой «белой» простыней. Вся в пятнах: желтые, красные, черные Какие только цвета не дополняли ее былой вид. Из света была лишь одна бестеневая лампа, свисающая у подголовья операционного стола. Сэма доставили в смирительной рубашке, дабы он не мог причинить себе вреда. Таковыми были предписания его истории болезни в момент поступления. Хотя этот запуганный юнец, даже не помнил есть ли у него близкие и родные?

Стены и пол операционной были выложены мелкими плитками белого цвета. Из мебели, здесь еще стоял стол, где делали заметки проделанной работы и большой холодильник для трупов на шесть персон. Прохладный воздух, выходивший из постоянно включенного кондиционера, перебивал запах сваленных в кучу тел (у всех была вскрыта грудная клетка), но по какой-то причине их не собирались убирать с глаз. Они были так аккуратно взвалены друг на друга, будто специально служили для вселения страха.

Доктор Коттон (обращаясь к медсестре среднего возраста, доставившая в лабораторию Дикенсона).  Шивчее! Нам необходимо успеть сделать отчет по предстоящим опытам.

Главврач влетел в помещение с такой скоростью, что даже не обратил внимание на расколовшуюся от удара двери плитку.

Доктор Коттон.  Если вы сейчас не ускорите все подготовления, то окажетесь на этом столе.

Подойдя к своему пациенту, он ему нежно улыбнулся, снял смирительную рубашку и заковал в кандалы.

Доктор Коттон.  Будем знакомиться. Меня зовут Генри Коттон. Я являюсь вашим лечащим врачом.

Сэм не мог ему ответить по трем причинам: рот заметно опух от проделанной работы дантиста, присутствие страха о предстоящих мучениях (он хоть и является психом, но прекрасно понимал, что лучше, чем было, уже не будет) и из-за ужасной головной боли, где без остановок каркали «предвестники беды». На глазах выступили капельки слез, что не осталось не замеченным взглядом Коттона.

Доктор Коттон.  Не волнуйся. Я тебя вылечу. Скоро, ты определенно поправишься. Обещаю. (обращаясь к медперсоналу, где Сэм только сейчас заметил, до чего обезображены были их гниющие лица) Готовьте приборы. Думаю, следует начать с удаления слезных желез. Анестезия не требуется. (затем Генри включил свой карманный диктофон) Запись 42Б15. Пациент 231. Удаление источника заразы произведено успешно, но «психический вирус» успел укоренится в области лица больного. Сейчас будет произведено удаление слезных желез, с целью взаимодействовать на недуг больного путем воспаления прооперированной ткани. Утром будет произведена повторная проверка.

Действие морфия подходило к концу. Это стало ясно студенту, после полученного первого надреза, который Генри Коттон произвел над левым глазом. Надрез был небольшой  миллиметров семь-восемь, и Сэм рассчитывал, что сможет с легкостью его преодолеть, но боль оказалась настолько невыносимой, что бедолага дважды обмочился в штаны. Дикенсон бился в агонии, как раздавленный жаворонок. Он изо всех сил пытался высвободить прикованные к кровати руки и ноги, но его кандалы были рассчитаны на подобные случаи и работавший над его лицом доктор, даже не обращал на подергивание его тела никакого внимания. Шансы на спасение сравнялись к нулю!

Назад Дальше