В 1899 году Джейн убила свою сводную сестру Элизабет, крупной дозой стрихнина. После, она ухаживала за ее бывшим мужем, но в итоге была разоблачена за свои прошлые дела.
26 октября 1901 года Джейн Топпан арестовали за убийство, а уже 23 июля 1902 суд признал ее невменяемой из-за своего врожденного безумия и приговорил в сумасшедший дом. «Веселая Джейн» провела остаток жизни, размышляя о дальнейшем удовлетворение, и благодаря вынесенному приговору «Страшного суда» об адском прелюбодеяние, получила второй шанс, где и по сей день продолжает творить свое злобное блаженство.
«Убить как можно больше людей беспомощных людей, чем любой другой мужчина или женщина, которая когда-либо жила»
Любимые слова Джейн Топпан, которые она произносит даже после смерти.
Доктор Коттон. Пациент готов?
Слова доносились приглушенно, сквозь дикий страшный сон и Сэм не сразу вернулся в свою мнимую реальность «кошмарного подземелья».
Доктор Коттон. Наша спящая красавица проснулась! Давно уже пора. Нам из-за вас пришлось отстать от графика. Пациенты ждут, а болезнь не дремлет.
Сэмюель. Я видел Джейн
Доктор Коттон (перебив). Тише! Успокойтесь! Все в полном порядке. Я вас уверяю, это было всего лишь воображение, связанное усилением вашего недуга.
Сэмюель. Нет! Я то-очно-о вам го-о-ово-орю. Я тро-огал ее. Это-о была та самая Джейн То-оппан. Я знаю, что-о о-она умерла уже о-очень давно-о, а значит и весь персо-о-онал клиники то-оже. И ваше лицо-о!? О-оно-о ведь так же искажает по-олно-ое разло-ожение. Вы то-оже мертвы?
Доктор Коттон. Боюсь, мы уже опоздали. Это твоя болезнь, она засела уже очень глубоко в тебе и путает мысли с реальным и нереальным миром. Я обещаю, что приложу все свои усилия, чтобы вылечить тебя.
Сэмюель (издав крик). Не тро-огайте меня! Убирайтесь про-очь! Я требую немедленно-о меня о-отпустить.
Доктор Коттон. Закрепите его голову покрепче. Не хочу повредить его горло, когда начну вырывать гланды.
Сэмюель (крик только усилился). Я сказал не смейте прикасаться ко мне!
Дикенсон, вырываясь изо всех своих сил, оторвал крепление правой руки и пока присутствующий медперсонал пытался усмирить его демонский напор, Сэм воспользовался украденными ножницами, вонзив их в глаз ассистенту доктора Коттона.. Они так глубоко засели в его глазном яблоке, что бедный студент не успел выдернуть их обратно. Отойдя назад на пару шагов, врач рухнул на земляной пол, подергиваясь в предсмертных судорогах. Адреналин хлынул в голову и Сэму казалось, что он сумеет выбить свою свободу голыми руками, но в глазах резко потемнело, руки больше не слушались собственное тело, опустившись как плети и он бездвижным камнем обмяк на операционном столе. Кровь окрасила хромированное подстолье и в комнате пыток воцарилась секундная тишина, разорванная воплями Генри Коттона.
Доктор Коттон (размахивая руками). Какого черта ты натворила! Кто тебя просил его убивать.
Сэм уже не слышал этих слов. Лежа со скальпелем у левого уха, он медленно прогружал локации своего нового пробуждения.
Пробуждение четвертое.
Осознание пережитого ужаса свежими извилинами отложилось в мозгу Дикенсона. Он твердо знал, что ему делать дальше и выжидал появления серийной медсестры. Пока он жив, она ему не помеха, но представляя, как часто ей доводилось разделывать его тело, заставляло вставать дыбом волосы даже на кончиках пальцев. Сегодня «Веселая Джейн» пришла с небольшим запозданием. Он думал, что где-то минут на десять-пятнадцать, но выжидать такие крохотные минуты было крайне невыносимо.
Пока Топпан занималась приготовлением студента для отправки к дантисту, он умудрился отвлечь ее взгляд в сторону выхода и вытянул из кармана ее серого, от прожитого времени, халата связку ключей, припрятав их в свой тоненький матрац. Оставалась лишь надеяться, что после очередного зверства Сэма доставят обратно в его палату.
Описывать очередное издевательство над его челюстью не имеет смысла, ничего нового из злорадства дантиста узнать не получиться. Отойдя от морфия, студент ожидал своей участи. Надежда как можно скорее оказаться в своей палате и дождаться ночи, во что бы то ни стало, придавало его нервам стойкость и мужество.
Описывать очередное издевательство над его челюстью не имеет смысла, ничего нового из злорадства дантиста узнать не получиться. Отойдя от морфия, студент ожидал своей участи. Надежда как можно скорее оказаться в своей палате и дождаться ночи, во что бы то ни стало, придавало его нервам стойкость и мужество.
Его ждал сюрприз!
Доктор Коттон. Как вы себя чувствуете?
Сэмюель (с деловым вопросительным взглядом). Разве мо-ожно-о себя как-то-о чувство-овать, ко-огда тебе выдрали по-очти все зубы, а?
Доктор Коттон. Прости, но это вынужденная мера. Ее проходит каждый пациент моей клиники. Без этого дальнейшее лечение не имеет ровным счетом никакого смысла.
Сэмюель (странным для испуганного человека голосом). Это-о бо-ольше по-охо-оже на само-ое о-обыкно-овенно-ое издевательство-о.
Доктор Коттон. Вижу ваша хворь засела где-то глубоко в вашей голове. Она сдавливает ваше мышление, и вы не видите полной картины действительности.
Сэмюель. Как же!
Доктор Коттон. Все будет в порядке. Джейн, подготовь пациента к лоботомии.
Сэм хотел сконцентрироваться на предстоящей пытке, но был тут же накачан наркотиками и уже не отвечал за собственную речь. Генри без промедления взялся за скальпель и сделав два продольных надреза на его лбу, принялся за сверление. Медленно, никуда не торопясь, словно наслаждаясь каждой минутой проделываемой работы (хотя так оно и было), он высверлил в черепе Дикенсона шесть отверстий, опосля, грубо, без всякого профессионализма, выдолбил молотком часть кости. Череп треснул неравномерно, и одна его крохотная часть раскрошилась. У Сэма резко подпрыгнуло давление и его с трудом удалось стабилизировать. Доктора это совсем не смутило, даже можно сказать слегка улыбнуло. Улыбнулся ему в ответ и студент, который в этот момент совсем не давал отчет своим выходкам.
Удалив Дикенсону часть лобной доли головного мозга, чтобы пациент в дальнейшем меньше времени мог уделять своим раздумьям, он наложил ему десять внутренних швов, поставил вместо удаленной кости титановую пластину, добавив к интерьеру его головы еще четыре дополнительных винта. После чего он вернул на место задранную назад кожу лба и наложил ему двадцать семь аккуратных швов. Лоб был зашит ювелирно, за что отдельное спасибо мастеру.
Измученное и изувеченное тело студента отмыли от собственной запекшейся крови и доставили в палату, где он должен был пережить предстоящее заражение ради собственного излечения.
Ночь пришла быстрей, чем ее ждали. Сэм первые два часа кричал от прилива боли, не помня ничего о собственной затеи. Язык и вправду был его врагом. Не пререкайся он сегодня с доктором, мог бы отделаться очередным удалением мешающегося органа. Теперь же он с трудом понимал, где находиться и что с ним происходит. Почему ему так больно! Ближе к рассвету, часть памяти смогла зафиксировать обрывки прошлого, правда всего процентов на тридцать. Этого, как оказалось, было достаточно, чтобы Сэм смог встать с кровати и попытаться достигнуть желаемого. Дело было в другом. Студент теперь желал скорейшей смерти. Обезображенный, с отсутствующей частью мозга. Для чего раскрывать ящик Пандоры? Он отчетливо понимал, что проживет не больше нескольких суток. Заражение захватит контроль над его организмом, и он умрет в жестоких муках, борясь с собственной болью.
Стараясь перебороть пульсацию свежих ран, Дикенсон разогнал затуманенные бесполезные раздумья и решил вернутся к намеченному ранее плану. Так хоть может посчастливиться умереть несколькими днями раньше.
Оказавшись в коридоре психиатрии, из живого персонала, оставалась одна спящая медсестра, поедаемая опарышами. Тошнота нахлынула к горлу, но желудок был совершенно пуст и с легкостью справился с концентрацией сил. Сэм немного побледнев (до состояния трупа, учитывая, что он и так не был румян), тихим покачиванием направился на поиски кабинета своего «ПАЛАЧА».
Светало. Солнечные лучи с трудом старались пробиться сквозь запачканные окна, переливая стоявшую в воздухе пыль. Когда он вошел в кабинет Генри Коттона, на часах пробило шесть. Подтирая собственные слюни, он застыл у висевшей на стене стеклянной рамки «свода правил». В таком умиротворение, словно «спелый» овощ, Сэм простоял полтора часа. Оцепенение «картины с буквами», словно околдовало его разум. С открытым ртом, весь в собственной слюне, он пытался вспомнить словарь и как первоклассник, проделывая над собой усилия пытался все прочесть.