Надпись гласила:
Свод правил Генри Эндрюса Коттона
Утверждение первое: В психбольницу люди попадают навсегда.
Утверждение второе: В психбольницу может попасть каждый.
Утверждение третье: Психушка райское место, где людей делают овощами, зомби, управляемыми марионетками.
Утверждение четвертое: Санитары в психушках должны быть дикими садистами.
Утверждение пятое: В психбольницах людям дают сказочные препараты, при помощи которых каждый имеет право жить в пряничном домике.
Утверждение шестое: Психиатр всегда ищет повод поиздеваться над пациентами, назначить ему самые тяжелые наркотики, наказать, стереть ему память и просто насладиться его адской болью.
*Психического, Вам, здоровья!*
Доктор Коттон. Вот ты где! А мы тебя уже обыскались!
От резкого голоса врача, Сэм дернулся и обмочился в штаны, как испуганная собачонка. Он медленно повернулся в сторону услышанной им речи и принялся ждать своей участи. По щекам медленно побежали крупицы слез.
Доктор Коттон. Ох и навел ты шума сегодня!
Сэмюель (с непосильным трудом пытаясь выдавить каждую букву). Я Тебя Убью.
Доктор Коттон (сделав шаг вперед по направлению Дикенсона). Знаешь Сэми. Я стараюсь всегда придерживаться этих правил. Во всем! И поверь мне, эта система работает не один год. Забраться в мой кабинет было плохой затеей.
Сэмюель. Я Тебя Убью
Слюни от его речи, смешавшись с градом слез, падали на алый паркет, создавая в луже мочи вспененные островки пузырей. Сделав усилие над своей окоченевшей от страха правой рукой, он запрокинул связку ключей над своей кровоточившей головой и из последних сил кинулся на Генри Коттона. Доктор с легкостью увернулся от детских игр Дикенсона и недолго думая, вскрыл ему глотку. Кровь, крупным плевком брызнула на заляпанное руками стекло двери кабинета и неподвижное тело студента с грохотом приземлилось на потрескавшуюся плитку коридора.
Медсестра (подбежав к доктору Коттону). Что нам с ним делать?
Доктор Коттон. Ничего! (задумавшись про себя) Он мне так весь медперсонал изведет. Пора все брать в свои руки.
Пробуждение пятое.
«Желанием их будет выйти из огня,
Но никогда им из него не выйти.
Им вечные мучения.»
Коран. 5:37.
Свет выключили раньше обычного. Это был очередной первый день Сэмюеля Дикенсона в психлечебницы, но далеко не первый в его кошмарном мире адских видений. Каждый раз все начиналось как с чистого листа, без каких-либо огрехов. Но теперь! Теперь явно все шло не по намеченной линии сотворенного над ним коварства. Каждую секунду он проживал часами. Все поры на черной коже студента были напряжены, заставив волосы шевелится на руках и ногах. Он не знал, что за новый этап игры ему был уготован и не смотря на прошлый провал, где ему так и не посчастливилось разузнать о себе правды, ждал старта. Сэм чувствовал, что вот-вот войдет «Веселая Джейн» и был готов попробовать докопаться до истины вновь.
Прежде чем открылась дверь, его «плюшевой» комнаты, в развешанных по углам динамиках зазвучала детская колыбельная.
Спит на подушке тигренок давно. Ночь на дворе и повсюду темно. Спи мой родной, засыпай побыстрей. Крепче укутай себя потеплей. В сказке ночной погуляй на коне. Сладостей съешь и домой поскорей. Утро придет, и ты станешь взрослей. Но, а пока сладких снов мой храбрец
Звон громкой песни, болью отдавался в лобной части мозга, пытаясь о чем-то усердно напомнить Дикенсону. Но как только он не старался выдавить хоть самую малость собственных воспоминаний, все было напрасно.
Их не существовало!
Об этом говорило все. Каждая крохотная мелочь, включая вечно незнакомые запахи и странные скрипы в глубине сознания. Если прошлое было, то оно осталось бы в памяти навсегда. Прошлого нет! Нет того, которого хотелось. Что с ним сейчас происходит, остается тайной. Сэм начинал сдаваться. Кругом для него давно все померкло, умерло вместе с ним жалким психом.
Их не существовало!
Об этом говорило все. Каждая крохотная мелочь, включая вечно незнакомые запахи и странные скрипы в глубине сознания. Если прошлое было, то оно осталось бы в памяти навсегда. Прошлого нет! Нет того, которого хотелось. Что с ним сейчас происходит, остается тайной. Сэм начинал сдаваться. Кругом для него давно все померкло, умерло вместе с ним жалким психом.
Узнать хоть крохи, пока ему еще по силам, главное пытаться сохранить рассудок (если в этот раз Коттону не придет в голову отрезать его здоровые-больные ноги). Каждодневные пытки начинают сводить с ума по-настоящему, и бедному студенту кажется, что это и есть тот самый настоящий мир, в котором он всего лишь поехавший на голову больной пациент. Таких как он полно, ими забиты палаты каждой психиатрической лечебницы. Кричащие из окон «Я Наполеон!» в действительности так ведь и считают. Так чем Сэм лучше остальных?
Дверь с размахом распахнулась и Дикенсон решил на всякий случай притвориться спящим, ведь по старой легенде, так и должно было быть. Время было пять утра. Его обычно будили ровно в семь.
Голос матери Сэмюеля (самыми нежными нотками своего голоса). Мама пришла!
Этот голос заставил тело студента невольно содрогнуться. Этого не было заметно наглядно, но легкая вибрация за секунду пронеслась от головы до пят, отразившись в пальцах слегка неприятным покалыванием. Сэму удалось скрыть все в тени.
Голос матери Сэмюеля. Поговори со мной. У меня ведь не так много времени.
Сэм недоумевал, как поступить, ведь даже не помнит лица собственной матери и продолжал претворяться спящим.
Голос матери Сэмюеля. Дорогой. Твой сон скоро кончится, но мы можем еще успеть поговорить. Я знаю, ты давно ждешь меня. Прости, что не пришла к тебе раньше.
«Сон? (мысли Дикенсона) Какой еще сон!? Нет, нет, нет, нет.»
Это окончательно запутало мысли студента, и он открыл глаза.
Сэмюель. Мама? Это-о и вправду ты?
Голос матери Сэмюеля. Конечно сынок. Болезнь совсем тебя извела. Скоро ты поправишься. Слушайся врачей и тебя выпишут домой.
Сэмюель (глаза намокли, слегка покраснев). Но-о как ты мо-ожешь это-о знать. Ты всего-о лишь пло-од мо-оей бо-ольно-ой фантазии? Так ведь!
Голос матери Сэмюеля. Верь мне!
Сэмюель (громким басом). Верить!? Тебе!? Ты запихнула меня в эту «адскую кухню», где из меня каждый день го-от-о-овят различные блюда и хо-очешь, что-обы я тебе верил?
Голос матери Сэмюеля. Не ори на мать! Это для твоего же блага!
Сэмюель. Как же. Для м-о-оего-о блага! Вы то-олько-о по-осмо-отрите на эту невинную женщину. Да ты про-осто-о решила о-облегчить себе жизнь и избавилась о-от страданий. В-о-от и все. Теперь, ко-огда трахаешься с о-отцо-ом, хо-отя бы не прихо-одится напрягать мысли, что-о я мо-огу прервать ваш акт.
Голос матери Сэмюеля. Да как ты смеешь так думать обо мне. Я растила тебя, отдавая всю себя. В том, что с тобой стало нет моей вины!
Сэмюель (в голосе слышалось отчаяние). Даже сейчас, ты пришла ко-о мне с о-одним спло-ошным враньем.
Голос матери Сэмюеля. Каждое мое слово правда. Не отдай я тебя сюда, ты чего ради наложил бы на себя руки. Я не могу потерять тебя. Родители не должны хоронить своих детей.
Сэмюель (опять рыдая). Вранье! Вранье! Вранье!
Голос матери Сэмюеля (пытаясь навязать собственное толкование). Тебе все еще так же плохо. Твоя болезнь не хочет тебя отпускать.
Сэмюель. Прекрати! Меня все это-о о-осто-очертело-о. Ты не успела переступить по-о-оро-о-ог мо-оей палаты, как тут же по-опыталась меня о-одурачить. Так мо-ожет это-о не я псих? А ты?
Голос матери Сэмюеля. Я совсем не понимаю тебя, сынок? Что с тобой стало.
Сэмюель (четко произнесся каждое слово). Я уже давно не сплю! Мама!
Дикенсон достал руки из давно распутанной смирительной рубашки и обхватил ее силуэт обеими руками. Только так он мог убедиться в ее реальности. Один щелчок и память как ураган «Катрин» набросилась на побережье его памяти, принесся Сэму все то, что он так долго ждал и пытался найти.