Получилось.
Батый согласился оставить Ярослава «великим» князем и ханским слугой. По новой службе пришлось Ярославу послать к Батыю еще один наряд с подарками, выслать на просмотр всю свою семью и многих бояр. Сына он отправил и дальше, в Поднебесную центральную Орду. Там рассердились на второстепенность посла. Пришлось Ярославу самому ползти через всю оккупированную Азию. Наступила дикая маета. Однако дома князь мог снова надуваться, пить, есть и командовать. Удовольствия компенсировали унижения. Цель оправдывала средства.
Стал Ярослав петрушкой при царе. Из Орды не вылазил. Ханша его пригрела, поила и кормила из немытых рук. Потом он надоел ей, и она его отравила. Не исключено, что это было тестирование итальянских хитростей, которые широко потом распространились по Европе под торговой маркой «aqua Tofana манна св. Николая». А может, это был обычный прокисший кумыс, но князь посинел и стал для бесед не годен. Историк пытался защитить честь покойного и будто бы отыскал свидетельства оговора князя своими же братьями.
На освободившийся русский стол ханша хотела посадить молоденького симпатичного Александра Ярославича. По русским законам ему этого не светило были у него старшие родственники. Но ханша гнула свое: приезжай, Саша, ко мне, будем тысяче-одной-ночью заниматься, и станешь ты у меня великим князем всея Руси, Владимирским, Суздальским, Рязанским, да и Киевским. А заслужишь так и моим личным табунщиком. Но Саша пока что к ханше не поехал
Татары правильно строили Империю. Они не стали долго и нудно обсуждать конституции, уставы, вырабатывать единообразные формы государственного устройства для новых колоний. Они хотели только повиновения и дани. Будь ты хоть вселенским царством или католическим королевством, назовись хоть православной советской республикой или анархическим аморальным Гуляй-Полем, это дело твое. Но вот, наступает срок, вот она сумма, вот мой меч твоя голова с плеч! Четко, не хлопотно, результативно.
Тут к Писцу как очевидцу следуют вопросы.
А что ж мы, люди русские, так и не поняли, что Рюриковичи банкроты? Что держать их дальше глупо и противно? Что контракт 862 года ни в одном пункте они не выполнили, а теперь и свои правила с треском провалили? Что раз над нами теперь хан (или «царь», как его льстиво, даже в переписке между собой стали называть князья), то зачем нам эта скрипучая битая мебель? Не пора ли нам проводить слуг народа восвояси на Рижское взморье или на четыре стороны без выходного пособия, а самим разбираться с ханом?
Помолчал Писец. А потом сказал умное слово:
Да сами-то мы, государи, только приглашать умеем, а провожать и разбираться так пока и не научились
На Рижском взморье
А в это время с другого боку падшей России на Рижском взморье, происходили перемены. Туда пришли крестоносцы. Эти крепкие, тренированные, идейные парни провели свою молодость в жарких странах. Они воевали в Палестине. Они то захватывали, то теряли Иерусалим и Гроб Господень. Потом фронт освобождения Палестины их оттуда вышиб окончательно. И вот вернулись ветераны домой
У всех, кто приходит с войны, обостряется чувство справедливости. Они всем существом презирают мафиозную возню тыловых крыс: «Я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной». Таких честных и справедливых, опаленных и вооруженных в приличном обществе держать опасно. Поэтому крестоносцев на родине, в микроскопических германских княжествах и латинских королевствах, приняли прохладно. Рыцари по-прежнему держались друг друга, сохраняли свои ветеранские организации ордена, исправно платили взносы, поддерживали боеспособность. Но было им скучно.
Тут подвернулась оказия. Польский король Конрад Мазовецкий очень страдал от набегов северных соседей пруссов. Они приходили из Прибалтики незванно и вымогали деньги и предметы обихода. Однажды произошел досадный случай. Пруссы пришли требовать одежды сильно обносились, собирая янтарь. А у Конрада, как назло, ничего не было. Пришлось ему под страхом смерти идти на хитрость. Созвал он бал. Паны и пани пришли в мехах. Верхнюю одежду сдали в гардероб. Гардеробщиком был вы догадались! прусский товарищ. Пока протанцевали мазурку, раздевалка опустела Конрад выжил, но опозорился на всю Речь Посполиту. Чтобы оградить соотечественников и смыть пятно, Конрад обратился к Императору своей Священной Римской Империи с вопросом: а нет ли кого, кто согласился бы поохранять северные границы католических владений от язычников? Правда, с деньгами сейчас
Да есть, есть! не дослушал Император. Вот безработные ребята, прошли воду Средиземного моря, слышали пение Иерихонских медных труб, да и огонь им не в новинку Тут Император замялся, потому что кое-где по Европе излишне благородным крестоносцам уже собирались шить дела и жечь бойцов на кострах целыми отрядами.
Все удовлетворенно перекрестились, и крестоносцы быстро заселили полупустую Прибалтику, построили Ригу, другие замки, стали не торопясь разбираться в соседях. А соседями среди прочих оказались и наши новгородцы
В Новгороде с 1236 года княжил молодой Александр Ярославич. Он успешно отбивал наскоки шведов, всяких лесных народов. Владимиру и Киеву было не до него, а татары по болотам до Новгорода не дошли. Была возможность спокойно пожить и красиво повоевать. А что главное на войне? На войне главное не оружие и не войско, не стратегия и не тактика, и даже не маневры. На войне главное правильно и красочно описать победу!
Тут наш Писец очнулся от татарского морока и радостно захихикал. Ни один князь до Александра, вообще почти никто из великих и малых, не придавал такого значения работе журналиста. Мы с Историком стали регулярно выслушивать лирические рулады, которые сочинил наш Писец в шатре Александра. Мы прочли среди его строк и прямое признание, что Писец непрерывно был возим в обозе князя, что князь его регулярно приглашал, слушал записанное и лично указывал, где чего подправить, что как подать, что обойти, о чем умолчать.
Эх, не смог Александр возить с собой и кормить с ложечки всех братьев Писца! И они о нем написали! волосы дыбом встают. Но об этом чуть позже.
А сначала все шло неплохо. 15 июля 1239 года Александр победил в устье Невы шведского ярла Биргера. Биргер шел по команде Римского Папы, чтобы правильно крестить Русь, а Александр его разбил. Вернее, сам Александр сидел в седле на пригорке и присматривал за битвой, а шведов громила команда из шести богатырей (не перевелись-таки на Руси богатыри!).
Сначала Гаврила Олексич погнал Биргера обратно на корабли и хотел даже заехать верхом по трапу, но был сбит в воду, вылез на берег и убил воеводу и епископа шведов.
Потом Сбыслав Якунович с одним топором, в одиночку раз за разом врубался в толпу изумленных варягов.
Яков Полочанин с мечом тоже один кидался на шведские отряды, шведы просто цепенели от такой идиотской тактики.
Четвертый герой, новгородец Миша, добрался до шведских кораблей и три из них «погубил». Миша рвал борта лодей руками! уверял Писец.
Даже отрок княжеский Савва, почти пацан, не усидел, прорвался к шатру Биргера и подрубил центральный столб. Шатер с треском завалился, шведы обезумели.
Шестой слуга Ратмир, тоже в одиночку прорубился через шведский строй, накрошил пехотинцев в капусту, но был убит, видимо, нечаянно.
Шведы в панике бежали за моря.
Наши потеряли всего 20 человек.
Все эти эпизоды князь Александр лично продиктовал Писцу. На основании вышеизложенного он велел приписать себе новый титул «Невский».
Был еще один эпизод, достойный пера. Еще перед боем пришел к Александру старец Пелгусий, известный своей набожностью и миссионерской деятельностью среди язычников. Казенной работой старца было присматривать за морем, чтобы шведы не пробрались к берегам нашей родины. Шведов старец проспал, зато при этом было ему такое сновидение. Будто бы идет по морю корабль. На носу стоят святые Борис и Глеб, как-то старцу сразу стали известны их имена! и говорят они друг другу:
А что, поможем князю Александру, брат Глеб?
А почему бы и не помочь, брат Борис!
Князь Пелгусия выслушал, но велел идти с миром и никому таких рассказов не рассказывать. И в летопись абзац о божественной поддержке Невский диктовать не стал. А к нам эта повесть обиженного Пелгусия дошла через какого-то левого писателя. Скромность князя объясняется просто: не хотелось ему сомнительной мистикой умалять историческое значение своей победы.
А значение это воистину велико было. И не потому, что с треском разгромили горстку шведов, и не потому, что наглумились над ними силой богатырской. А потому, что мелкая эта победа для матери нашей, заступницы слабосильной, церкви православной, очень велика была! Слабо было разбить монгольскую орду, отразить басурман, обратить нехристей в православие, так вот нашлась заслуга отбились от потешной попытки братьев-христиан заставить нас креститься направо, а не налево