Кушай, мужчина! сказала она. Тебе сила нужна!
С удовольствием откусив от краюхи, он заметил, что Мирья смотрит на него и не ест.
Ты почему не ешь? Ты кушай, кушай!
Николай жестом показал Мирье, чтобы она тоже ела. Девушка отломила от хлеба небольшой кусочек.
А какой у вас в Сибири хлеб? спросила она.
Николай, конечно, не понял вопроса и продолжал есть. Тогда Мирья, показывая на хлеб, произнесла его название на немецком языке.
Brot. Сибирь, brot
Наконец до Николая дошло, о чём спрашивала его Мирья.
А-а, какой у нас в Сибири хлеб? Хороший у нас хлеб, замечательный! Gutes Brot! А ещё у нас есть пельмени.
Пельмени? произнесла она. Не знаю, что это такое. Это хлеб, brot?
Нет, это не просто хлеб. Это всё вместе: хлеб, мясо и горячая похлёбка одновременно.
Мирья, смущённо улыбаясь, пожала плечами, потому что тоже ничего не поняла. Затем протянула Николаю бутыль с молоком. Тот, приложившись губами к горлышку, запрокинул голову. По его щекам потекли струйки молока. Мирья рассмеялась. Николай вернул бутыль девушке. Мирья стала тыльной стороной ладони вытирать молоко с его щеки. Николай осторожно взял её руку. Смутившись, Мирья испуганно отдёрнула её. Николай, испугавшись своего порыва, чтобы скрыть неудобство, жестом показал, чтобы она тоже выпила молока.
Девушка, запрокинув бутыль, попыталась сделать глоток, но струйки молока теперь предательски покатились и по её щекам. Она заткнула пробку и поставила бутыль обратно в корзину. Теперь засмеялся Николай и так же, как и она, попытался вытереть остатки молока на её щеке. Но Мирья уже уверенно отстранила от себя руку Николая. Их взгляды пересеклись. Николай на этот раз был настойчивее: взяв её маленькие хрупкие руки в свои широкие ладони, наклонился и поцеловал их.
Ей показалось, что по телу прошёл электрический ток. И она, казалось, совсем потеряв отчёт своим действиям, закрыла глаза и впала в некое оцепенение. Она была уже готова ко всему, но тут внезапно раздался раскат отдалённого грома. Мирья спохватилась и высвободила руки. Показав, что скоро может пойти дождь и нужно успеть сгрести скошенную траву, вскочила и подобрала грабли. Николай встал вслед за ней и с явной неохотой взялся за косу.
Раскаты грома усиливались с каждой минутой, небо быстро, как при ускоренной киносъёмке, заволакивало тучами. Мирья, с опаской поглядывая на небо, быстро сгребала скошенную траву в небольшие скирды.
Когда небо окончательно потемнело до тяжелого свинцового цвета, тишину со страшным треском рассекла молния, и вслед за ней упали первые крупные капли дождя. От неожиданности Мирья громко вскрикнула. Николай обернулся. Мирья быстро стала показывать, что работать больше нельзя и нужно где-то укрыться.
Прекращай работать! закричала она после очередного раската грома. Это опасно, молния может убить!
Дождь усиливался и вскоре полил как из ведра. Они побежали к сараю.
Внутри было сухо и хорошо пахло прошлогодним сеном. Здесь было спокойно, и даже раскаты грома не казались такими громкими. Оба успели так сильно промокнуть, что стекавшая с них вода оставляла на дощатом полу большие лужи.
Мирья показала Николаю на дальний угол сарая.
Нужно просушить одежду, сказала она.
Ему и самому было ясно, что мокрую одежду нужно снять и высушить. Поэтому он послушно направился в то место, которое ему указала Мирья. Сама она перебралась в другой угол сарая. Их разделяла большая копна сена.
Николай снял с себя сначала гимнастерку и штаны и, хорошо отжав их, развесил на балке. Но намокшее нижнее белье противно липло к телу, к тому же становилось прохладно. Поэтому, не раздумывая, он решительно стащил с себя нательную рубаху и подштанники. Повесив их рядом с гимнастеркой, и, чтобы немного согреться, зарылся в сено, на удивление внутри оказалось очень тепло. Быстро согревшись, Николай почувствовал истому, и его сразу потянуло в сон.
А в это время по другую сторону копны раздевалась Мирья. Когда она развесила одежду для просушки и осталась совсем голой, её затрясло мелкой дрожью от холода. Прикрывая грудь скрещёнными руками, Мирья обошла копну и подошла к тому месту, где из сена торчала голова дремлющего Николая. Услышав шорох, он открыл глаза и с удивлением уставился на появившийся в сумерках сарая обнажённый женский силуэт.
Мне холодно. Согрей меня, тихо сказала Мирья.
Мне холодно. Согрей меня, тихо сказала Мирья.
Всю ночь Яри не сомкнул глаз. То и дело выглядывал в окно, которое выходило на дорогу. Он не знал, что и думать. Дождь закончился ещё поздно вечером, значит, и вернуться с сенокоса внучка с русским должна была давно. Если бы не больная нога, то он бы направился на дальние поля.
Успокаивая себя, решил, что, как только поднимется солнце, запряжёт коляску и поедет на розыски.