Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Шарля Бодлера. 200 лет со дня рождения - Коллектив авторов 4 стр.

Зима. Мороза нет. Но день чудесный.
В дождливой пьесе солнечный антракт.
С бутылкой пива сумасшедший местный
Босой ногою отбивает такт.

Сегодня он не затевает споров
Со мной о Боге, о мирских делах,
И пуст в его тележке грязный короб,
Огрызки хлеба в нем  еда для птах.

Шабат всегда он строго соблюдает,
А тут еще такой прекрасный день,
И с улиц ничего не собирает,
Обычно тащит в короб дребедень.

День этот и для здешних птиц награда,
Слетелись мелкие из разных мест.
А этот короб  птичий Эльдорадо,
Как будто бы спустился к ним с небес.

Январь. Брожу по солнечному Югу
И радуюсь, как тот же самый птах,
Тому, что солнце вытеснило вьюгу,
Что пчелы копошатся на цветах.

Дожди еще придут, и будет серо,
И мой неадекватный визави
Мне объяснит: «Недостает нам веры!»
Отвечу: «Не хватает нам любви!»

На листьях мяты у моей халупы
Не блеск росы, а искорка слезы.
Что плачешь, мой пегасик глупый?
Хозяин жив, и тикают часы.

Да, срок придет, как у всего земного,
И механизма в пыль сотрется ось.
И запряжет тебя хозяин новый,
И не овса, стихов насыплет горсть.

Подружитесь вы с ним. Лишь малость,
Прошу тебя, забавный мой конек,
В часы и дни, что мне осталось
Пока дышу Еще хоть пару строк

Выпив кружку молока,
Закусив горбушкой хлеба,
Я жене сказал: «Пока!» 
И отправился на небо.

Там, на облаке своем,
В троне из пушистой ваты,
Рассуждаю о своем,
Ничего, что мокровато.

Главное, что ты  один,
Собираешь мысли в кучу,
Не мешает ни один
Рассуждать с небесной кручи.

Место я найти здесь смог 
Космос к облаку привязан,
Отдалил земной я смог 
Им дышать я не обязан.

Мне луны так дорог рог,
Ближе к солнцу  звонче песня,
В ледяных кристаллах грог
Ноосферы пью чудесный.

Вижу я в глубинах мель
Истины. О, озаренье!
Мне его дарует хмель
Поднебесного паренья.

Мир становится ясней.
Трон мой в тучку превратился.
Попрощаюсь-ка я с ней 
Вместе с дождиком спустился.

В одном краю неведомом,
Просты, как буки-веды,
Там жили людоведы,
Совсем не людоеды.
И, приглашая в гости
Кого-то из людей,
Встречали их без злости
Так песенкой своей:

«Своих гостей мы солим,
Своих гостей мы перчим.
Своих гостей не бойтесь,
Мы лижем, не едим
Немножко их покрутим,
Немножко их повертим,
Но так, чтобы приятно
Им стало и самим.

Ведь мы  не людоеды,
Мы просто  людоведы.
Мы не едим, мы ведаем,
Мы ведаем на вкус.
У нас другие завтраки,
Другие и обеды,
Но вот лизнуть кого-нибудь 
Не одолеть искус!»

И гости приходили,
И гости ели с ними.
Встречали их с почетом,
Как самых дорогих.
Но то ль случалось что-то,
Вернуться, что ль, забыли,
Никто и никогда
Не видел больше их.

Когда вас приглашают
К кому-то просто в гости,
К тому, кто вам не близок, 
Вы знаете, не друг, 
То вспомните о крае,
Где жили людоведы,
И, может, не случайно
Вас пригласили вдруг.

Знакомый шум лесной дубравы,
Где ворожба лесных ветров
Похожа больше на забавы
Гуляк неведомых портов.

Им подпевают дружно птицы,
Хотя поют и вразнобой,
Не выделишь, какой певице
Достался голос золотой.

Забыв уже ночные шашни
Бурундуков и рыжих лис,
Ведут борьбу дневные пташки
За некий им известный приз.

А у осиного народа,
Хотя считают злым его,
Забот всего-то пень-колода 
Охрана дома своего.

В зеленый храм зайдешь, двуногий,
Что сам себя назвал царем,
Оставь гордыню на пороге,
Не оскверняй природы дом.

Человек с огнем играет,
Посмотрите, вот чудак!
Он в огне себя сжигает,
А иначе ведь никак.
Говорит, что знает точно:
Жизнь без пламени  сера,
Чувство трусости порочно,
Жизнь  всегда с огнем игра.
Хоть его предупреждали,
Никого не слушал он,
Очень добрый лишь вначале
Огнедышащий дракон.
Не кусает, только лижет,
Но потом разверзнет пасть.
Подойти к нему поближе 
Значит навсегда пропасть.
Мы  дровишки для Вселенной,
Выбор в том, какая смерть:
Кто-то тлеет постепенно,
Кто-то предпочтет сгореть.

По-хозяйски ходит майна
Возле моего окна.
Деловита чрезвычайно,
Птичьей грации полна.

Желтый клюв ее опасен
Для снующей мошкары.
Скоро вечер, день был ясен,
Солнце в рост, но без жары.

Хоть весна еще, но лето,
День-другой, войдет в права.
Птице не нужны советы,
Как ей жить. Решит сама.

В густом варенье ночи 
Полбублика луны.
Мы к сладкому не очень,
Мы жаждем тишины.

О, тишина! Отрада,
Приют души моей
Средь шумного отряда
Пустопорожних дней.

Поэт живет ночами
И умирает днем.
Погасшими свечами
Заснули музы в нем.

Лишь ночь одно спасенье,
Какой там, к черту, сон!
В тиши стиха рожденья
Услышишь чистый звон.

Виктору Калиновскому
Иногда, когда друг уходит,
Тяжелей, чем уходит брат.
Так алмаз по стеклу проводит
След, его не сотрешь. Назад
Тебя не вернешь. Хоть вой!
Жили-жили, жили-жили,
Не успели, не договорили
Ты зачем поспешил, дорогой?

На бульваре, где детский и птичий галдеж,
Человек очень странный, на других не похож.
Не с наклеенным носом и в парике,
А в обычной одежде и с книгой в руке.
Может, классика опус иль крутой детектив,
Он и книга вдвоем, и еще Тель-Авив.
Что он в книге увидел? Чем он в ней поражен?
Не от мира сего, он в нее погружен.
Старомодна привычка страницы листать.
Людям всласть электронные книги читать.
Телефонов, планшетов, компьютеров рой
Зазывает с витрин: «Мы с тобой, мы с тобой!»
Хитроумен удобства сомнительный бес:
Угадай, разберись, где прогресс, где регресс.
Информация есть, но ведь все по верхам:
Фоторолики, блоги, реклам мутный спам.
Книги, книги, как видно, прошли ваши дни,
Вы сиротами стали, родные мои.
Кто читал при лучине, а кто при свечах,
Кто в метро, кто в автобусе с книжкой в руках.
Не кричу я: «Пожар!» Книги, нет, не горят,
Но не с книжкой теперь  с телефонами спят.
Электронные гунны миллиардной толпой
Дружно книжную мудрость ведут на убой.
Редко вижу кого-то с книжкой в руках.
Впрочем, может, не прав я, не оправдан мой страх,
Потому что узрел еще одного:
Глянул в зеркало я  и увидел его.

Облака у горизонта, словно горы снежные,
В предвечернем мареве  глаз не отвести.
На машине катишься по шоссе нездешнему.
Если едешь к счастью ты, гор не обойти.
Свысока судить не стоит наши годы грешные,
Всякое случается на крутом пути.
Мобилайзер верный твой  это сердце вещее,
Что ведет машину, зная как его найти.
Облака преобразились в тучи, воды вешние
На землю обрушились, чтоб могла цвести.
Пусть дорога эта  жизнь  выдастся успешною:
Что хотел, сумеешь ты все же обрести.

Эй, ребята, садитесь на плечи мои. Кто на голову?
Тяжелы хоть, легки Ничего, господа биологи,
Что я оптичьиваю стихи?
Гули-гули, ну впрямь как голуби.
Нету спора: хороши ли плохи 
Все красавцы из пернатого золота.
Не мешайте мне! Я прихармсливаю стихи.

Ну кто не любит путешествовать!
Я помню, в детстве так мечтал
Попасть под парус  в кругосветное,
Шептал: «Грот-мачта, кливер, фал».
Но детства улетели грезы 
Всех отрезвляют нас года.
От грез остались только слезы 
Не будет странствий никогда.
В стране, где жизнь всегда кипела,
Но только лишь внутри котла,
Держали крышку так умело 
Мечта в ней сбыться не могла.
Но иногда жизневращенье
Готовит нам крутой сюрприз:
Я  в Африке, прошу прощенья,
Смотрю на океаны вниз.
На маяке многометровом,
На мысе, что так знаменит,
Веселый Роджер поднят снова,
Над мачтой детства он парит.
И вот стою сейчас на мысе,
Два океана подо мной:
Хоть Атлантический, но тихий,
Индийский  с теплою водой.
Средь туристического гама,
Глаз к окуляру приложив,
Ищу, где путь Васко да Гама
В страну индусов проложил.
Не торопись с мечтой расстаться,
Пускай живет она в груди.
Все в этой жизни может статься,
И должно нам искать пути.
И не мыс Бурь гигантской коброй
Меж океанов, посреди,
Надежды мыс, Надежды Доброй
Хочу я видеть впереди.