Теперь же лес подступает к деревне со всех сторон, окружает её, берёт в природное кольцо. Дорога в самой деревне сильно разбита и покалечена водой от дождей и шинами автомобилей. Она перестала чувствовать на себе человеческие ноги, босые детские пятки, она зарастает травой и колдобинами. Дома зимой почти все спят долгим сном, дожидаясь городских жителей на весеннее, как правило, майское, первое свидание. И уж после этого свидания начинает кипеть жизнь: город тянется в деревню и сидит с ней на лавочках и в огородах, наслаждаясь тем, что никогда не сможет дать сам: воздухом, намоленностью, глубиной, чистотой, первозданностью и необозримой свободой.
В первые два летние месяца небо над Подолом стоит высокое, но в августе оно опускается максимально близко, словно хочет, чтобы мы могли подробнее рассмотреть зовущую глубину ночного неба и могли застыть, глядя в его безбрежность в немом восхищении, и задуматься: «А вдруг где-то там на одной из звёзд или планет, кто-то стоит так же, как я сейчас и, задрав голову, смотрит в ночное небо, покрытое звёздами, и думает, а есть ли ещё кто-то кроме нас». Мерцающие разными цветами звезды, разлившийся Млечный Путь, хвост Большой Медведицы, вершины Кассиопеи, всё это знакомо и радостно, и каждый август одинаково и по-детски волшебно опять заставляет стоять, задрав голову, и думать над жизнью в необъятной Вселенной. Эти несколько минут сбрасывают несколько десятков лет и омолаживают душу.
Жарким летним днём, наблюдая за парящими ястребами, или за облаками, или просто вглядываясь в бесконечную голубизну неба, впадаешь в некоторое оцепенение, которое похоже на медитацию. Сперва в голове появляются блеклые попытки осознать величие простирающегося над тобой мира, а потом и вовсе всё улетучивается, и голова становится настолько свободна от мыслей, и в ней такая пустота, что можно в пинг понг играть. Нет мыслей совсем, только глаза смотрят в бесконечность, и чувства лениво пытаются им отвечать. Оцепенение сковывает тело, а может и полуденная лень, и ты просто наблюдаешь в полном спокойствии и свободе. И кажется, что нет проблем, тревог, забот, суетливых мыслей, нет ничего, есть только небо, ты и природа вокруг. Перезагрузка и отдых.
Запутавшаяся в луговых травах и подступающих лесах деревня Подол Калязинского района Тверской области деревня, каких миллионы в России, и в то же время единственная в своем роде. Деревня живет, хранимая своими городскими жителями, которые её бесконечно любят, и не представляют своей жизни без неё вот уже, как в нашей семье, в четвёртом поколении.
Нужные слова
Серго сидел на качелях в своем саду и пытался подготовиться к тому, что его ждало по приезду в город. Но разве к такому можно подготовиться? Болел он редко, к врачам ходил ещё реже. Он все ещё чувствовал себя молодым, хотя ему уже было за шестьдесят. И кто его дёрнул пожаловаться Тами, что в руку отдает при быстрой ходьбе. Тами насторожилась, потом нахмурились и ушла в другую комнату звонить дочери. Та была вездесущей и всезнающей. Серго иногда ворчал, что Эндзела уж слишком много знает. После звонка дочери, в котором последняя категорическим голосом потребовала отвести отца к врачу, Серго и оказался в своем сегодняшнем моменте. Сердце. Нужна операция. И не просто срочно, а практически вчера. Стало страшно.
В селе было хорошо: свежий горный воздух, кристально-обжигающая вода из колодца, которая поила его детище огород. Серго сидел и смотрел на любимый него, представлял, как всё вырастет и в этом году: он специально покупал новые сорта огурцов.
Страсть к земле у него появилась не сразу, но передалась от матери. У неё был шикарный огород все соседи завидовали. Вот и у Серго обычно всегда что-то новенькое и необычное, и соседи приходят повосхищаться и поцокать от удивления языками.
Он поводил головой из стороны в сторону. Он боялся. Очень. И хотя операция была потоковая, сложная, но опробованная тысячи раз, всё равно страх поглощал и делал бессильным. Любовь к жене, детям, внукам и к огороду требовала зацепиться за что-то, что даст ему материальное подтверждение, что он обязательно вернётся.
В этом году зимой сильными снегами повредило теплицу, и Серго решил, что надо купить и поставить новую. Сейчас. Не потом, а сейчас. Он должен вернуться к ней и вырастить к осени причудливые новые сорта огурцов и помидоров. Решено! Надо сказать Эндзеле, чтобы отвезла его в соседний город на садоводческую ярмарку.
В этом году зимой сильными снегами повредило теплицу, и Серго решил, что надо купить и поставить новую. Сейчас. Не потом, а сейчас. Он должен вернуться к ней и вырастить к осени причудливые новые сорта огурцов и помидоров. Решено! Надо сказать Эндзеле, чтобы отвезла его в соседний город на садоводческую ярмарку.
Эндзела, чуть приоткрыв занавеску, смотрела из окна второго этажа на отца. Он сидел на качелях и взгляд его то уходил в себя, то оглядывал огород, то поднимался к небу, то опускался к земле. Её сердце сжималось, она понимала, о чём думает отец. Эндзела отошла от окна, чтобы отец не заметил, что кто-то стал очевидцем его растерянности.
За завтраком Серго предложил: «А что если нам съездить в Низялак, вы по магазинам пройдётесь, а я на ярмарку схожу». Все решили, что можно и в город съездить. Когда у Серго спросили, а зачем тебе на ярмарку, он спокойно ответил, что хочет посмотреть теплицу. Он пошёл собираться. Родные наперебой стали говорить о том, что теплица не нужна, кто за ней будет ухаживать, ведь после больницы он останется в городе, да и работать в душном помещении будет нельзя. Эндзела разрешила все споры. Она тихо произнесла: «Это якорь для папы, понимаете. Он покупает теплицу для того, чтобы у него было будущее. Пусть покупает. Ему так будет легче». Спор улёгся сам собой.
Теплица была куплена. Операция прошла успешно. Но дальше всё было совсем не так, как Серго себе представлял. Ему сказали, что после операции, пока будет срастаться грудина, заживать шрамы будут боли. Это нормально. До полугода. Но прошло полгода, девять месяцев, а боли, хоть и не были такими явными, но всё равно были. Они погружали Серго в пучину страха, что всё идет не так, как должно, и что как раньше он уже никогда не будет себя чувствовать. Что смерть или немощь всё равно висят над ним. Страх начал поглощать сознание. Серго уходил в себя, стал не в меру раздражителен и груб. Особенно доставалось его жене Тамаре. Он перестал с ней нормально разговаривать, как будто она была виновата во всех его бедах. А Тами всего лишь стояла на страже его здоровья и старалась придерживаться рекомендаций, которые дали врачи. Но и эти аргументы не спасали женщину от грубых нападок мужа. Вся любовь, которая была между ними больше сорока лет, начала поглощаться бездной страха Серго.
Через год после операции Серго перестал быть похожим на себя. Он высох, сильно постарел, глубокие морщины прорезали его лицо. Особенно сильно выделялись морщины около рта, опустив его в вечно злобную гримасу. Он перестал нормально разговаривать. Разговор стал больше походить на лай. Да и само поведение повергало домашних в шок: Серго стал вести себя, как барин, которому все должны, и если что-то не выполнялось, то он изрыгал злобное и оскорбительное рычание. Отношения с Тами разладились совсем. Она ушла от него жить в летнюю кухню на их участке. Дети, навещая родителей, каждый раз пребывали в смятении: что делать? как помочь? Семья родителей рушилась. Та любовь, в которой выросла Эндзела с братом, погибала, та любовь, исполненный которой еще совсем недавно Серго говорил своей Тами: «Вах! Я бы на тебе ещё раз женился!»
Однажды, после очередных выходных Эндзела с мужем возвращались в город. Дато не выдержал: «Ты должна поговорить с отцом! Так дальше продолжаться не может! Ты посмотри, на кого он стал похож! Его словно демоны съедают изнутри! Надо что-то делать! Ты же его дочь, Эндзела!» Жена молча слушала мужа, она понимала, что разговор необходим. Но какие слова подобрать, чтобы отец услышал её?
Приехав домой, в глубокой задумчивости Эндзела бродила по дому. Слова мужа о необходимости разговора с отцом не выходили у неё из головы: «Надо Надо! Но какие слова? Как?» Эндзела по своей натуре была резковата и шла напрямую без дипломатии, но здесь она чувствовала, что так, как обычно, нельзя. Есть какая-то причина, почему так изменился отец. Она остановилась перед холодильником. Он был украшен фотографиями семьи и магнитами. Она стала разглядывать: на фотографиях с Нового года, ещё до операции, отец обнимал маму в окружении детей и внуков. Он улыбался, а на его лице почти не было морщин. «Вот! Вот что я сделаю. Эндзела сняла фотографию с холодильника. Я покажу ему эту фотографию, а потом покажу его в зеркале, и скажу, что вот здесь на фотографии это мой папа, а того, в зеркале, я не знаю». Идея ей понравилась. Она положила фотографию в сумочку.