С рукой-то что?
Сказали, неплохо, лекаря хвалили. Сложил правильно и осколки удалил.
Казаки повеселели. Может, пронесёт нелёгкая.
Утром пришли за молодыми. Семёна и Васыля увезли, сказали за обещанной наградой, мол, их миссия закончена. Под Ленинградом НКВД их расстрелял.
А майор появился дней через десять. Он и поведал печальную новость, а также рассказал об обращении Маннергейма как президента и верховного главнокомандующего к народу. Призвал он, шуцполицай, финнов вступать в народную полицию для выполнения вспомогательных задач и охраны тыла, запретив самостоятельные действия против Красной армии. Что нам и требовалось. Москва дала самую высокую оценку, хотя и засекретив по самой высокой степени. Молодых из-за этой чёртовой секретности и загубили.
Теперь, братцы, расскажите, только честно, как вы собирались к финнам чухнуть.
Плана ещё не было. Барма когда-то с Маннергеймом служил, хотели напрямик к нему обратиться.
Так, подробней.
А зачем это вам?
Есть сведения, что у финнов объявился представитель РОВС. Российский общевоинский союз контрреволюционная антисоветская террористическая организация. Она много крови пролила. Земляков белых офицеров там много. Вашим переходом их эмиссар обязательно заинтересуется. Даже если финны пообещают вам совсем не трогать, побеседовать кому-то со стороны запросто дадут.
И что?
Ваш выбор. Хотите вступать, вступайте, перейдёте на сторону врагов России. Но это дорога в одну сторону, пока Советская власть некоторых из вас репрессировала, так сказать, на всякий случай, чтобы уберечь от плохих поступков.
А ты знаешь, как там нас берегли? взвился Скиба.
Уймись, буркнул Барма.
Про перегибы сам товарищ Сталин говорил.
Это он когда говорил, а молодых вчера погубили.
Короче, закончил спор Монах, ты это к чему?
Решено дать вам перейти к финнам.
С чего бы такая милость?
Майор достал пачку папирос, вынул одну, подул в мундштук, прикурил, отвёл глаза:
Не знаю.
Казаки переглянулись, явно не поверив. Барма подумал: «Мудрит майор». Монах: «Знает, но говорить запрещено». Скиба: «Перебьют при переходе».
Волик спросил:
А нам в спину не стрельнут?
Не только не стрельнут, ещё охранять будут.
Вот это и страшно.
Давай, майор, начистоту, всё равно догадаемся.
И то верно.
Старшина Кутько с вами пойдёт.
А-а-а.
Тогда понятно.
Это шанс, казаки!
Тут Скиба взвился:
Вы что, станичники?! Старшина хороший человек, но он за Советскую власть гадюку оближет.
Уймись, казаче. Нам старшина как манна небесная. Только из-за него нашу тройку и отпускают, чтоб подтвердили, что он тоже от Советов решил уйти. Ну, я думаю, это нам ещё подробно расскажут, так, майор? Только мы в РОВС служить несогласные.
Майор выбросил недокуренную папиросу.
Это только добавит достоверности вашей компании. Биографии у вас такие, придумывать ничего не нужно. Он растёр каблуком окурок. Так какие мысли по переходу?
Можно поближе к столице пробраться, прихватить офицера постарше, ему письмо передать.
А если вас раньше свинтят? Тут не наши плавни, тут местные опытные охотники имеются.
Есть у Бармы запасной ход. Дивчину он отпустил, она обязательно на хутор придёт.
Просто отпустил?
Барма поднялся:
За дровами схожу.
Сразу за ним вышел Монах:
Как девицу отпустил, рассказать не хочешь?
Нет желания, но, если нужно Нашёл её в дальней горнице, в постели. И, понимаешь, так она мне Маричку, соседку, напомнила. Ничего не говорила, не просила, только жалобно смотрела. Перевернулась на живот, попку подняла, ну я и
Понятно. Дальше.
Одел потеплее, голову замотал, чтоб не раскисла от крови, с хутора вывел. Всё. Ты же знаешь, как на это дело после крови тянет, а я бабу сто лет не видел.
Как думаешь, вернётся?
Обязательно. Её хату мы не спалили, барахло там разное осталось. Да и она не младенец, вполне может самостоятельно жить.
Лет-то ей сколько?
Метрику не ко времени смотреть было, на вид двенадцать-четырнадцать, а по-женски вполне взрослая.
Тьфу, паскудник. Ну да я лицо не духовное, наверное, всё правильно сделал.
Соседка у меня Маричка, сирота. Жила с бабкой. Я летом в сарае на сене спал. Так вот повадилась эта Маричка ко мне в сарай приходить. К колодцу за водой сходит и ко мне в сарай. Я сплю, а она войдёт, встанет возле головы, юбкой накроет. Проснусь, а вместо света темнеют таинственные заросли. А когда не просыпался, присаживалась и щекотала срамными волосами и ещё чем-то. Проснусь, только хватать она ведро воды холодной на нас обоих раз и смеётся как скаженная.
Однажды пришла, трогать меня за корень осторожно так начала, я и потёк, бурно так, она на ладошку, понюхала и в рот. «Ты чего?» говорю. «Вчера быка приводили к корове. Бык молодой. Тыкается, попасть не может, уже храпеть начал, бабка как заорёт: "Заводи, дура малолетняя! Щас стратит!" Корень у него здоровенный, как твоя рука, а чуть подправила, так сразу до яиц вошёл. И запах как у тебя». «А на вкус как?» «Дурак!»
И что? спросил Монах.
Ничего. Вскоре на службу ушёл, когда вернулся, её уже не было. Бабка померла. Прибилась к кому-то Мария, уехала из станицы.
Бывает. Ты это к чему?
Та чухонка тоже
Вернувшись, Монах объявил майору:
Письмо нужно писать, на хутор снесём. Попробуем оттуда начать. Барма, а вспомнит тебя Маннергейм? Припомни какую-нибудь историю личную. Может, смешное что сказал, развеселил генерала?
Куда там, где он и где я, простой казак. На службу я попал рано, восемнадцати лет не было, зато в джигитовке мало кто со мной сравниться мог. Вот меня в кавалерийскую брусиловскую школу определили. В эскадрон ротмистра то ли шведа, то ли немца Маннергейма. В школе служба была интересная. Придумывали новые приёмы выездки и рубки. Ротмистр с корнетом писали рекомендации для строевых частей. Периодически Маннергейм начинал хромать, болели давние переломы. Однажды я дал ему горский бальзам, который мне передали с родины. Позднее он уехал на японскую войну. Больше мы не встречались. Ещё помогал ему отобрать трёх лошадей для фронта.
Ну вот! обрадовался майор. Мазь, это он может вспомнит, ещё клички лошадей припомни.
Один был ладный конёк, вроде Сюрприз или Талисман.
Порядок! Поеду в НКВД доложу.
А где старшина?
Увезли куда-то.
Вскоре прибыл старшина Кутько, и мы с ним спокойно перешли на финскую сторону. Мы дали слово не причинять вреда финским гражданам с условием, что нас не будут трогать и выдавать советской стороне. На жительство нас определили за полярным кругом, подальше от людей. Старшина вскоре уехал вместе с озабоченным господином из РОВС, вообще не похожим на офицера. Срубили себе дома, женились на финках и жили тихо. Только на охоту иногда ходили вместе. Местные не надоедали, тут не принято интересоваться соседями. Барма ту чухонку в жёны взял. То ли женой она ему была, а может, дочкой, или тем и другим. Умер он первым, потом Монах и Скиба.
А вы кем же будете, Французом или Воликом?
Неважно. Все сгинули, когда решили перейти на эту сторону.
Когда мы уезжали, спросили у Тарьи, как её фамилию можно перевести на русский.
Маленькая корова. Маленький бык Волик.
Выходит, старик не изменил фамилию, продолжил славный род вдали от дома.
Ольга-Лиза Монд
Родилась в Москве. Окончила факультет филологии (отделение теории и практики перевода) Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Кандидат педагогических наук. Автор ряда научных публикаций.
Живёт и работает в США, где получила также образование актёра музыкального театра и драмы.
Является автором одиннадцати пьес и либретто пяти мюзиклов. Её работы неоднократно побеждали в различных конкурсах драматургов, восемь были инсценированы. Две пьесы опубликованы. Пьеса «L.O.V.E» стала финалистом конкурса «Время драмы, 2021, осень».
Над прозаическими произведениями начала работать два года назад. В настоящее время к изданию готовится сборник рассказов и повестей.
Красные дни календаря
(Рассказ)
Мам, а что такое «красные дни календаря»?
Нерабочие дни по случаю каких-то очередных праздников и суббота с воскресеньем.
Я про другие
Какие?
Ну, когда девочки не ходят на уроки физкультуры.
А, ты имеешь в виду месячные?
Ну да, месячные.
Это, доченька, когда матка плачет кровавыми слезами по несостоявшейся беременности.
Дела
Это один из многих диалогов между мной и мамой-врачом времен моего детства. Лет пятнадцать я потом переваривала эту формулировку, тщетно пытаясь понять, что именно имелось в виду. Но яркий зрительный образ кровавых слез матки (в быту мной именуемых «дела») не позволял забыть этой знаковой беседы, а когда однажды «дела» не пришли и я узнала о своей беременности, то наконец поняла, что теперь девять месяцев моя матка больше не будет плакать! Не знаю, чему я была больше рада: тому, что скоро стану мамой, или тому, что матка успокоится на какое-то время и перестанет раз в месяц лить кровавые слезы в форме лепестков небольшой лилии. Я всегда заранее ощущала приближение «дел». Примерно за несколько дней до начала месячных мне начинает хотеться убить всех особей мужского пола, живущих на Земле, как же они меня раздражают! В календарь можно не заглядывать: стал раздражать начальник, партнер, брат, отец, муж значит, дела уже близко. А в день их начала я всегда плачу, нет, рыдаю от жалости к себе самой самой несчастной женщине из всех живущих на Земле. И еще все очень обострено: значения слов, образы, звуки. Я думаю, что матка мой самый главный орган чувств.