Восставшие из небытия. Антология писателей Ди-Пи и второй эмиграции. - Антология 12 стр.

Мы поднялись развилиной ствола,
Но ты на солнце, крепче, тяжелее,
А я слабей, я к северу росла,
И тенью счастлива была твоею.
Бывало с ветром бросится листва
Моя к тебе и этот теплый шорох
Был нам и хлеб, и ласка, и слова,
Ни в чьих неслыханные разговорах.
Но молнии бездумный произвол
Нас расщепил, и слабый сук отбросил,
И он лежит, безлистый, на откосе,
И одинок твой уцелевший ствол.
Ни слез, ни боли. Только пустота
И отдых на земле, которой стану.
А солнце на стволе залечит рану,
И засверкает с каждого листа.

Где круто бьет и пенится
Поток над крутизной,
Мой стих растет поленницей
На вырубке лесной, 

Пахучей, неотесанной,
Увянувшей во мхи;
Крест-накрест в ней набросаны
Смолистые стихи, 

А под корой древесною
До срока залегло
Для очага безвестного
Таимое тепло.

Старый кот с отрубленным хвостом,
С рваным ухом, сажей перемазан,
Возвратился в свой разбитый дом,
Посветил во мрак зеленым глазом.

И, спустясь в продавленный подвал,
Из которого ушли и мыши,
Он сидел и недоумевал,
И на зов прохожего не вышел.

Захрустело битое стекло,
Человек ушел, и тихо стало.
Кот следил внимательно и зло,
А потом зажмурился устало.

И, спиной к сырому сквозняку,
Он свернулся, вольный и надменный,
Доживать звериную тоску,
Ждать конца и не принять измены.

Вся жизнь прошла, как на вокзале, 
Толпа, сквозняк, нечистый пол.
А тот состав, что поджидали,
Так никогда и не пришел.

Уже крошиться стали шпалы,
Покрылись ржавчиной пути, 
Но я не ухожу с вокзала,
Мне больше некуда идти.

В углу скамьи под расписаньем,
Просроченным который год,
Я в безнадежном ожиданьи
Грызу последний бутерброд.

Любовь не кончилась она
Живьем разлуке отдана,
Чтоб в снах и в песнях длиться, 
И влагой перья вороша,
Слетает к ней моя душа,
Как в летний полдень птица.

Она прозрачный водоем
В именьи облачном моем
И с радугой в соседстве, 
Где всё былое во плоти,
Где можно бусинку найти,
Потерянную в детстве.

Где можно молодость опять
Цветком ромашки ощипать
По лепестку до «любит»
Любовь не кончилась она
Мне светит с голубого дна,
Из самой тихой глуби.

Слоятся дыма голубые складки,
Опал костер, мерцает рыхлый жар, 
Но подметенных листьев отпечатки
Еще хранит осенний тротуар.

Сгорело всё, что эта жизнь дала мне,
Подметено. И пепел сер и чист.
И лишь стихов прозрачный след 
на камне
Запечатленный лист.

От горя удаляясь, отдыхая 
Вдруг изумиться: всё еще жива?
Под инеем легла полусухая,
Но крепкая октябрьская трава.

А утром солнце иней растопило,
Его роса по-летнему светла, 
Трава живет.
Ей тоже больно было,
Но боль прошла. Почти совсем прошла.

Вот свежий пень и щепок след:
Здесь ясень мой срубили.
Стоял он много тихих лет,
Крепчая в стройной силе.

И, так спокойно сожжены,
Золой распались жгучей
Все сорок три его весны
И осени летучих.

Мой друг,  с покорной простотой
Тепло отдавший людям,
Теперь твой дух за той чертой,
Где все мы вместе будем.

Теперь ты в облачном саду,
Где жечь и резать нечем,
И я иду к тебе, иду
Для неразлучной встречи!

Холод, ветер А у нас в Крыму-то
У кустов фиалок бледных племя,
И миндаль, как облако раздутый,
Отцветает даже в это время
Там, над морем. А у нас в Стамбуле
По террасам над Босфором синим
На припеке солнечном уснули
Плети распущенные глициний, 
Разленилось. А у нас в Белграде,
Хоть ледок еще по лужам прочен,
Но вороны с криком гнезды ладят,
И трава пробилась у обочин
Тех тропинок А у нас в Тироле
Мутный Инн шумит в весеннем блеске,
И в горах, где дышится до боли,
Зацветают вереск и пролески.
И стоит сквозной зеленый конус
Лиственницы нежной на пригорке.
До нее я больше не дотронусь,
Не поглажу. А у нас в Нью-Йорке

На весенних кленах даже листьев нет,
Только красноватый неумелый цвет.

Не трепещет тенью серых веток взмах
И морщин слоновых лепка на стволах.

Под высоким солнцем медленно иду,
Ощущая радость остро, как беду,

И родство с косулей, крокусом и тлёй 
Кровное со зверем, травное с землей.

Слушай, Жизнь! Меня, твою родную,
Тоже где-то в мире сохрани, 
Я тебя к стихам моим ревную.
Я уйду останутся они.

Ими полны многие страницы 
Легкий нержавеющий сосуд, 
Чей-то с ними взгляд соединится,
Чьи-то губы их произнесут

Я беру лицо твое в ладони:
Посмотри и улыбнись опять.
Неужели ты меня прогонишь,
Словно невнимательная мать?

Мне недолго пить красу земную,
Но пока я вижу и дышу 
Я тебя, любимая, ревную
Даже к моему карандашу.

Из темноты и в темноту,
Как по висячему мосту,
Бреду по жизни осторожно.
И мост мой солнцем освещен,
Но хрупок он, но зыбок он,
И так легко сорваться можно.

И слева черных туч полет,
А справа радуга цветет
Держусь за шаткие перила.
Иду и откровенья жду,
Не знаю ведь, куда иду,
Откуда вышла позабыла.

Идущих вижу впереди,
Идущих слышу позади 
Несчетна наша вереница.
Но всех ведет единый путь,
И ни вернуться, ни свернуть,
И ни на миг остановиться.

Не спрашивай, что будет там, потом,
Когда настанет миг прощанья и свободы, 
Ведь если что-то ждет какое чудо в том!
А если ничего Какой великий отдых!

В наш стройный мир, в его чудесный лад,
Мы принесли разбой, пожар и яд.

И ширится земных пожарищ дым,
Обуглен сук, где всё еще сидим.

Пока дышу, пока еще жива 
Прости мне, лес, прости меня, трава!

Хочу упасть на эту землю ниц,
Просить прощенья у зверей и птиц

Последней жизни обрывая нить,
Прости нам, Боже!  Хоть
нельзя простить.

Спасибо жизнь, за то, что ты была,
За все сиянья, сумраки и зори,
За мшистый бок тяжелого ствола
И легкий парус в лиловатом море,

За всё богатство дружбы и любви
И тонкий холод одиноких бдений,
И за броженье светлое в крови
Готовых зазвучать стихотворений, 

Со всем прощаясь и не помня зла 
Спасибо, жизнь, за то, что ты была!

Так странно жить на свете без корней,
Перелетать легко чужие страны,
И только тайно вспоминать о ней 
Несбывшейся, жестокой и желанной.

Так я бреду невидная почти
В чужой стране, всё тише и покорней, 
Стараясь незаметно пронести
Мои судьбой оборванные корни.

С облаков наплывают летучие тени
В чащу кленов, осин и берез.
Мы последние листья на ветке осенней,
Многих ветер, играя, унес.

Но пока еще солнце проходит по кругу
И последняя птица поет,
Мы дрожим на ветру и киваем друг другу,
Собираясь в прощальный полет.

И о счастье зеленом своем вспоминая,
Лист листу, торопясь, говорит
А когда облетит наша ветка родная,
Всех нас ласковый снег усмирит.

Земля устала от дневного жара,
Взошла луна над Южной Стороной.
И музыка с приморского бульвара
Далекая струилась под луной.

А мы сидели над прибрежной кручей
На мягко остывающей скале,
И запах пены свежей и шипучей
Всплывал над морем, дышащим во мгле.

И мы не знали, ничего не знали,
И сердце билось мерно, как прибой, 
А он вставал в еще невидной дали
Тяжелый крест над нашею судьбой.