Влюбленные лошади
Глубокий дол, и словно пламя всполохи,
Хвосты и гривы рыжие полощутся,
И нежно, наклонив нечесанные головы,
Стоят под ветром две влюбленных лошади.
Над ними небо лучезарным куполом.
Полынный запах солнечного луга;
Ну, а они так влюблены по-глупому.
Вот в этот мир цветущий и друг в друга.
А ветер дует, ковыли обшаривая,
И никого вокруг, их только двое
Замкнутые в два дивных полушария:
Одно зеленое, другое голубое.
Замкнутые в два дивных полушария.
Осень в горах
Осень вылитая из бронзы.
Солнце кажется гонгом лучистым,
И дубы, величавые бонзы,
Над ущельем стоят каменистым.
Тихо все, у песчаной запруды,
Спят рыбешки на каменном донце;
Валуны, ожиревшие Будды,
Животы согревают на солнце.
Облака над вершинами низко
Проползают всё мимо и мимо,
И как будто бы в храме буддийском
Аромат горьковатого дыма.
У океана
For Patricia Le Grande
Ветер дует и дует, напорист и рьян,
Пальмы гнет и пылит у курортного скверика.
Как рубанком стругает с утра океан,
Вьются белые стружки у желтого берега.
Распирает под ветром опять паруса
И веселое солнце на запад катится.
Золотит берега, розовит небеса
И на каждой волне, расколовшись, дробится.
Вот в сверкающих брызгах волны поперек,
Под шального прибоя размерные залпы,
С оснеженной вершины скользит паренек
И тотчас же взлетает на новые Альпы.
И девчонка бежит по песку босиком,
А за нею собаки, отчаянно лают,
Пахнет рыбой, смолою и мокрым песком
И три тысячи чаек кричат и летают.
То кидаются в небо, над пляжем паря,
То в прибой окунутся высокий и хлесткий;
Белый парус до самой волны накреня,
Кто-то ловит ладонью слепящие блестки.
А девчонка бежит вдоль шипящей межи,
Мимо мокрых камней в голубой крутоверти.
И повсюду грохочет и буйствует жизнь,
Жизнь чистейшего сплава, без примеси смерти!
«Не зачерствей как пень с годами»
Не зачерствей как пень с годами,
Окаменеть не торопись,
Опять вишневыми садами
В далекой памяти пройдись.
Мимо давно знакомой хаты
Перешагни за перелаз,
Где рыжий клен, как пес кудлатый.
Тебя облизывал не раз.
Где с детства были сердцу любы
Душистый стог и сеновал.
Где частокол, оскаля зубы,
Крапиву в зарослях жевал.
Пройди к ручью, где вечность не был.
Где в зной, чтобы набраться сил.
Ты, над водой склонившись, небо,
Хватая пригоршнями, пил.
Остановись у той же липы,
К земле колени приклони
И из ручья, как прежде, выпей,
Вновь неба русского хлебни.
Потом в густой траве укроясь,
Приляг и сквозь завесу трав
Смотри, как вытянется поезд,
Лиловым дымом степь застлав.
Как поравнявшись с лесом вскоре,
Переползет через поля,
И в небо голубей, чем море
Уйдет, как молодость твоя.
Уйдет, как жизнь, неповторимо!
Зови и плачь не возвратишь!
Побед и поражений мимо
В ночную синь, в ночную тишь.
Начало бури
Откатится, вновь наплывает,
Швыряет зловещей волной,
Голову разбивает
Об острые камни прибой.
Ударит то глухо, то звонко,
То рушится в полный свой вес.
Сосняк на скале, как гребенка,
Запутался в космах небес.
Такой удручающей хмури
Давно этот край не видал.
Вот первый, изваянный бурей,
Взметнулся чудовищный вал.
Теперь уж пойдет! Начинай-ка,
Нахлынь все кроша и круша,
И падает белая чайка,
Как в адскую бездну душа.
Мастерство
Ивану Елагину
Читая стихи твои снова,
Я просто поверить не ног,
Как ловко упрямое слово
В бараний ты скручивал рог.
И мне оставалось дивиться,
Как смог ты в ловушку увлечь,
И как укротить эту львицу
Строптивую русскую речь.
Она меня лапой стегнула
И клык обнажила, как нож,
А ты без хлыста и без стула
К ней в клетку так запросто вхож.
И шаг твой почуя спросонок,
Она встрепенется и вот
К тебе подбежит, как котенок,
И мастеру руку лизнет.
Буркин Иван Афанасьевич
Мастерство
Ивану Елагину
Читая стихи твои снова,
Я просто поверить не ног,
Как ловко упрямое слово
В бараний ты скручивал рог.
И мне оставалось дивиться,
Как смог ты в ловушку увлечь,
И как укротить эту львицу
Строптивую русскую речь.
Она меня лапой стегнула
И клык обнажила, как нож,
А ты без хлыста и без стула
К ней в клетку так запросто вхож.
И шаг твой почуя спросонок,
Она встрепенется и вот
К тебе подбежит, как котенок,
И мастеру руку лизнет.
Буркин Иван Афанасьевич
(19192011) поэт, прозаик, переводчик, скульптор
Родился в Пензе. В конце 1920-х гг. его отец, содержавший мельницу, дважды арестовывался как эксплуататор и, предчувствуя третий арест, отправил семью всю семью (жену и двух сыновей) в никуда.
После долгих мытарств Иван оказался в Мордовии, где закончил филологический факультет Саранского педагогического института. В 1940 г. был призван в армию, в 1941 отправлен на фронт, через год попал в плен.
После освобождения остался в Германии, несколько лет провёл в беженских лагерях.
С 1950 г. жил в США. В Колумбийском университете получил степень доктора философии. Преподавал русский язык и литературу в Сиракузском университете, в Сан-Францисском колледже.
Стихи писал с 13 лет. Первая публикация еще в Саранске 1938 году. В 1947 выпустил книгу стихов «Только ты, Мюнхен». В эмиграции печатался в журналах и альманахах «Грани», «Мосты», «Перекрестки» («Встречи») Автор 11 поэтических сборников (4 опубликованы на родине) и романа «Не бойся зеркала» (1950, опубликован в 2005). Печатался в журналах и альманахах «Грани», «Мосты», «Перекрестки», в в газетах «Новое русское слово» и «Русская жизнь». С 1988 г. несколько раз посещал Россию.
И. Буркин был в числе основателей альманаха «Перекрестки», но в 1983 году вышел из редакции в связи с разногласиями с другими членами редколлегии, протестовавшими против наметившегося модернистского уклона публикаций.
На творчество поэта оказали влияние различные авангардистские традиции: с одной стороны, «прыжки воображения» в стихах В. Хлебникова (что Буркин отметил в эссе 1996 г. «Цветок на могилу Хлебникова»), с другой эксперименты в области свободного стиха (верлибра), с третьей абсурдизм и ирония обэриутов.
«У поэта-эмигранта, писал Буркин в предисловии к сборнику Берег очарованный нет массового читателя. Его поэзия часто обращена к самому себе и носит интроспективный характер. Рефлексия, подробная фиксация пережитого и переживаемого вот ее главные черты. Из-за отсутствия массового читателя <> можно писать не заботясь о простоте и доступности. <> Лиризм в таких стихах принимает утонченный характер, ибо внутренний мир человека подается со всеми нюансами и глубиной».
«Густая метафорическая ткань стиха, писал Буркин о себе в статье Одинокий парус, должна не уговаривать, а заговаривать, создавать, подобно музыке, особое настроение. И там, где выступал лирический герой, в центре внимания были глубина и нюансы его психологического рисунка «(Мечты на маневрах», «Листья падают», «Мета-роза»)». Лирический герой Ивана Буркина живет яркой жизнью, категорически не приемлет стандартное мышление, позу, высокий стиль; иронизирует над любой «красивостью».
Образы Буркина оригинальны, порой нарочито алогичны, но всегда зримы. Слово для него «не хозяин, слово лакей». В его стихах пространство «ревет как медведь на мачты и на капитана», арбуз «на солнышке греет живот», телефонная трубка «точь-в-точь как только что родившийся щенок лежит на животе телефона». В одном стихотворении адрес скитается вместе с лирическим героем, в другом автор «едет в мемуары», а навстречу ему «мчится старина», в третьем «одинокое, бездомное, оторвавшееся или потерявшее своего хозяина» имя летает по комнате «как огромная бабочка», вглядывается в портреты на стене и чего-то ожидает. «Кроме грамматической абстракции, продолжает поэт в уже названной статье, мои эксперименты выразились и в поисках обратной метафоры («Медленное описание игры на рояле», «Путешествие поэта на край абсолютного сна»)».
Похоронен на православном сербском кладбище Сан-Франциско.
Сочинения
Только ты. Стихи. Мюнхен, 1947..
Путешествие из черного в белое. Мюнхен, 1972.