Поднимаясь всё выше, она с радостью открывалась новым ощущениям. Воздух посвежел. Вдохнув полной грудью ветер свободы, она запела. Но едва песня полилась из груди, как посторонние звуки донеслись откуда-то извне. Прислушавшись, она различила далекие голоса и свернула с дороги: ей не терпелось поделиться со встречными нахлынувшей мелодией. Но то, что она увидела, прервало поток вдохновения: обитатели этих мест выглядели несчастными и жалкими. Почти у каждого был какой-то изъян или увечье. Кто опирался на палку, кто держался за голову, кто просто стонал. Она пошла навстречу этим людям, стараясь изо всех сил улыбаться и напевать родившийся у неё мотив, но казалось, встречные были глухи. Так что все старания её оказались напрасными и ликование уступило место усталости.
Теперь ни о каком пути не могло быть и речи.
Нужно было набраться сил, прежде чем отправляться в дальнюю дорогу. Но чем дольше находилась она среди этих людей, тем меньше у неё оставалось желания двигаться. Проснувшись в один из невеселых дней, она посмотрела на своё отражение в зеркале и в ужасе отпрянула, различив на лице черты несчастных, населявших это место. Тогда она решила продолжить начатый когда-то путь и заставила себя сделать несколько шагов от дома, ставшего для неё временным пристанищем. Некоторые её окликали. Они привыкли к ней и сожалели об уходе. Другие по-прежнему не замечали, погруженные в свои проблемы и немочи. Она старалась не оглядываться, как в первый раз, когда покидала счастливых людей, хотя на сердце было тревожно и тяжело. Слабость и неуверенность поселились в нём за то время, что она провела здесь. Но чем дальше она отдалялась от печального поселения, тем легче ей становилось идти, и вскоре память снова стала свободной, а сердце легким, как прежде.
Она продолжала путь, но теперь подъем не казался легким. То и дело она останавливалась и подолгу не отрывала взгляда от вершины, казавшейся совсем близкой, манившей своей лучезарностью и обещанием чего-то большего, чем счастье и несчастье, которое она уже испытала. Это обещание было настолько прекрасно, что хотелось его запечатлеть. Путница достала альбом и краски в таких историях они обычно появляются по первому желанию, присела на упавшее дерево и стала рисовать. И снова время потекло, не жалея себя. Ночь сменяла день, а звезды солнце.
И всё служило источником и освещением.
Но однажды краски закончились, а вдохновение иссякло. Земля пестрела разбросанными набросками, но ни один из них не удовлетворял автора, поскольку не отражал величия жизни, таившейся в оригинале.
Она ещё раз взглянула на вершину, и ей почудилось, что своими попытками запечатлеть красоту она как будто отняла у неё часть силы та казалась не такой лучезарной, или, может быть, это просто туман, облокотившийся о пик Осень, повеяло мыслью о холоде. А с мыслью подкрался страх: она пришла из теплого края, а здесь, вблизи вершин появлялся снег и лед делал неуступчивыми тропинки. Время жизни неминуемо близилось к зиме и стоило подумать о надежной защите. Зачем я покинула теплую весеннюю долину и летний сердечный дом? чуть не пожалела она, но, подобрав эскизы и запахнув плащ, двинулась дальше.
А дальше исчезало очарование природы. Приходилось всё чаще прятаться от ветра в темноту капюшона, погружаясь в безрадостные мысли. Наконец изнеможение стало невыносимым. Она в отчаянии огляделась и тут заметила пещеру, в которой горел тусклый огонь. В глубине неподвижно сидел человек.
Она разглядела только седую голову, выступающую из темноты. Получив утвердительный кивок на вопрос, можно ли погреться, она подумала, что Бог никогда не оставляет идущего своим путем и рано или поздно посылает спасительный свет. На следующий день она попробовала продолжить восхождение, но едва сделала несколько шагов, как потеряла всякие ориентиры небо заволокло туманом, сыпал мелкий снежок, готовый перерасти в снегопад. Тогда она поспешила вернуться к пещере, где по-прежнему теплился тусклый огонек жизни, и робко остановилась на пороге: перспектива провести зиму с тем, кто ни жив, ни мертв была для неё также мучительна, как путь вверх в одиночестве и без ориентиров. Раздался еле слышимый вдох и она поняла, что старец находится в состоянии глубокой медитации.
А что ещё делать тому, кого зима застигла в пути? Ждать наступления тепла, чтобы возобновить восхождение. Если только время не распорядится иначе, вновь окунув в круговорот пройденного, и соблазны радости, любви, сострадания и творчества не остановят на пути к вершине. Наподобие молчаливого старца, которого зима когда-то застигла в пути, она села в позу ожидания, и через некоторое время увидела, как отдаляется всё дальше, пока не осталась наедине со своим путем. Она продолжала идти и внутренние шаги отдавались в ней стуком сердца.
А что ещё делать тому, кого зима застигла в пути? Ждать наступления тепла, чтобы возобновить восхождение. Если только время не распорядится иначе, вновь окунув в круговорот пройденного, и соблазны радости, любви, сострадания и творчества не остановят на пути к вершине. Наподобие молчаливого старца, которого зима когда-то застигла в пути, она села в позу ожидания, и через некоторое время увидела, как отдаляется всё дальше, пока не осталась наедине со своим путем. Она продолжала идти и внутренние шаги отдавались в ней стуком сердца.
Она понимала, что сердце остановится, как только затихнут шаги, и что с каждым днём будет всё тяжелее поддерживать воображаемый ритм в неподвижном теле. Но продолжала свой путь, не чувствуя наружного холода и внутреннего оцепенения, и зная, что у неё теперь не одна тропинка к вершине, а столько, сколько нарисует воображение, и только от неё зависит, какой из них она пойдет дальше и выше.
А может быть, с наступлением тепла ей снова захочется спуститься в долину и отпраздновать новый круг жизни.
Александр Спренцис / Киев /
Александр Спренцис родился в 1956 году в Киеве. В 1975 году окончил Киевскую среднюю специальную музыкальную школу им. Лысенко. В 1981 году Киевскую государственную консерваторию им. П. Чайковского. В настоящее время преподает в Национальной музыкальной академии Украины им. П. Чайковского. В поэтике А. Спренциса ощутимо влияние восточной поэзии, русского авангарда и современной русской поэзии.
Et cetera
-О ветры!
Они унесли песни юрт, дым костров,
шелест и шорох барханов,
звуки гор, крики птиц за чертой горизонта
А темный камень граница порыва.
О нежность!
Тонкие ладони прикоснулись
к матовому стеклу причудливые знаки!
A в глубине белые бумажные цветы
слились с темной комнатой.
Они как бы говорят:
«Нас нет, мы спим, и снятся нам белые сны!..»
И пальцы тянутся к цветам,
хотя и не верят, что когда-нибудь
смогут прикоснуться к ним
Так голос иногда
прошелестит рядом и угаснет
О темные пальцы на матовом стекле!..
скромные сухие цветы
синие, желтые, красные
мои последние друзья
я допил кофе и закрыл глаза
За окном смеялись дети,
где-то далеко пролетел самолет
лаяли собаки и скрипели качели
и всё это сливалось в какую-то
неясно-волшебную музыку
что жизнь? как чашка кофе
два-три глотка и
и что же сейчас?
сижу
пером царапаю бумагу
листки,
листочки,
бумажки,
фразы,
фразочки
жалуюсь жалуюсь
книга
чай
конфеты
солнце в окне
кто знает
что́ он знает?
ах!
как некстати мои беды!
молчат об этом Веды!..
я, уставший от собственной тени,
оглядываюсь по сторонам
вдруг если что?
ведь дураков везде хватает
а впрочем все равно!..
кино
вино
весло
бревно
et cetera
У него была мечта
по утрам пить кофе и читать газеты
Солнце с трудом пробивалось сквозь тучи,
как бы нехотя, лениво насыщая землю
теплом и светом (темное золото в чашке кофе)
Шум машин раздражал и мешал думать
у него была мечта
не жизнь а лохмотья
серое сменяет черное
и наоборот
потом всё опять возвращается
мой кофе
он никогда не остынет!..
летний вечер
запустение
нет никого
горизонт сбежал от меня
не захотел со мной иметь дела
прощай, друг!
я в стороне
я в стороне от всего
я рядом и нигде
где б спрятаться?
исчезнуть навсегда
Поле
лежу
не то сплю, не то просто так дремлю
я в роскоши золота и синевы
Небесное царство?
Нет, это не для меня!
Это для женщин или детей.
Меня устроит что-нибудь попроще!..
а человечество
лишь легкая волна,
падающая в бездну.
Я утверждаю: лучше не рождаться!
Тебя нет.
Ты ничто.
Ты не страдаешь,
не борешься в хаосе ненужных дел.
Ты никому не нужен,
и о тебе никто не знает.
Это больше чем Рай!
И больше чем блаженство!
Хвала нерожденным!
Мартовское раннее утро серое и прохладное
Одуревшие воро́ны своим брутальным «кар-р-р!»
рвут на куски утреннюю тишину
Больница. Я стою у окна
и равнодушно смотрю на прохожих
. . . . . . . .
«Кар-кар-р-р!»
город завернут в жару
как покойник в саван
небо сошло с ума
а земля тихо скончалась
улицы
люди
дома в тине безволия
время застыло
пространство сжалось
кто умер? никто не умер
кто жив? никто не жив
Борису Марковскому