Я открыл калитку крошечного садика, отделявшего улицу от моего дома, старого здания из красного кирпича, с черепичной крышей того же оттенка и окнами в белых рамах. Точнее сказать, половины дома, поскольку прежний владелец разделил его на две квартиры, позаботившись о том, чтобы поставить довольно высокую ограду посередине сада, дабы разделить его, не изменяя фасада. Я купил эту квартиру год назад благодаря небольшому наследству, оставленному мне отцом, который погиб в дорожной аварии. Я до сих пор не оправился после его смерти, случившейся так неожиданно, что я совершенно не был к ней готов. Он ушел вот так вдруг, в один злосчастный день, будучи совершенно здоров, крепок и полон жизни.
Я выбрал Квинс за его расположение на полпути между большим городом и пригородами, всего в нескольких станциях метро от Манхэттена.
Этим утром, проходя через садик, я внимательно посмотрел на небольшую трещину на фасаде, появившуюся несколько недель назад. Трещина в стене плохой знак. Поднявшись по трем ступенькам крыльца, я вошел в квартиру. В большом зеркале в коридоре показалось мое измученное отражение. С выходными всегда так: уезжаешь, чтобы отдохнуть, а возвращаешься еще более уставшим.
Аль-Капоне подошел меня поприветствовать, потеревшись головой о мою ногу. Такое нечасто случается с котами, способными отнестись к вам с презрением и заставить почувствовать свою вину за то, что вы бросили их в одиночестве на два дня. Правда, я оставил ему четыре полные миски корма, которого хватило бы, чтобы неделю кормить всех котов в квартале, и три миски воды, наполненные до краев, на тот случай, если он опрокинет две из них.
Поставив чемодан в угол, я буквально повалился на старый коричневой кожи диван «Честерфилд», настолько потрепанный временем, что вся его поверхность покрылась многочисленными трещинками.
Кот пошел за мной и принялся яростно запускать когти в обивку одного из двух клубных кресел, стоявших напротив дивана. Висевшие над ними на стене из красного кирпича черно-белые портреты Рона Макгинниса[2] явно осуждали меня за отсутствие реакции на такое поведение.
Аль-Капоне!
Окрик был, конечно, лишь формальностью с моей стороны: мы оба знали, что это ни к чему не приведет.
Кот всегда атаковал одно и то же кресло, иногда глядя прямо мне в глаза, словно бросал вызов. Кожа на этом кресле была уже изорвана, тогда как второе оставалось совершенно нетронутым. Почему он выбрал именно его, а не другое? И не диван? Об этом знал только сам Аль-Капоне.
Я оставил свой ноутбук на виду, может быть, даже слишком на виду, на маленьком письменном столе у окна. Обычно я прятал его, когда уезжал на уик-энд. В ноутбуке был мой будущий роман, и я не мог позволить ему попасть не в те руки. А несколько жалких прутьев решетки на окнах первого этажа едва ли помешали бы вору проникнуть в квартиру.
Звонок мобильного телефона заставил Аль-Капоне подпрыгнуть на месте.
Номер абонента был скрыт.
Привет, Тимоти, это Билл.
Мм Какой Билл?
Вздох на другом конце трубки.
Билл Кримсон, литературный агент, который день за днем из кожи вон лезет, чтобы построить твою писательскую карьеру.
Ладно, не дуйся, я знаю как минимум четверых или пятерых Биллов
Ты единственный в мире человек, который не узнает мой насквозь прокуренный голос!
Хочешь, чтобы я попросил прощения?
Когда ты услышишь, зачем я звоню, устыдишься навеки, что не узнал меня.
Я ничего не ответил, но в моей душе зажегся скромный лучик надежды.
Я заполучил Опру, гордо заявил он.
Опру Уинфри?
А ты знаешь еще какую-то?
Опра Меня пригласили к Опре. Самая известная телепрограмма, пятнадцать или двадцать миллионов зрителей Я почувствовал, что меня охватывает возбуждение.
Но как это вышло? Она меня пригласила?
Я тебе говорю
Невероятно Не могу в это поверить
Уж поверь.
Какая удача
Представь себе, это не удача, а работа. Я месяцами использовал все свое влияние, чтобы пробиться к ней и ее ассистентке. А еще наша пресс-атташе постаралась.
Я представляю, представляю
То-то!
И когда же? Мне надо проверить ежедневник, нет ли у меня планов на этот день.
У тебя нет никаких планов, поверь мне.
Скажи мне дату, и я посмотрю прямо сейчас
Не утруждайся. Даже если у тебя намечена свадьба, ты все отменишь. Эта передача событие, после которого твоя карьера взлетит вверх.
Скажи мне дату, и я посмотрю прямо сейчас
Не утруждайся. Даже если у тебя намечена свадьба, ты все отменишь. Эта передача событие, после которого твоя карьера взлетит вверх.
Естественно, он был прав. Конец годам каторжного труда на пути к долгожданному признанию. Ветер вот-вот переменится, подует в правильном направлении. Я с трудом в это верил.
И все-таки назови мне дату, я хотя бы запишу.
Воскресенье, тринадцать тридцать. Прямой эфир. И тебе повезло. В этот раз снимать будут в Нью-Йорке.
Воскресенье В это воскресенье?
Да, в это воскресенье.
Меня буквально захлестнуло волной ужаса.
Но я не готов
Да ладно, это всего лишь беседа о твоей книжке. Ее же написал ты, верно? Неужели ты не сможешь о ней поговорить?
Да-да Но Опра будет задавать мне вопросы о моей жизни
Кто, как не ты, знает о ней лучше всех? Тебе не придется учить текст.
Я согласился.
Как я мог сказать ему, что меня ужасает сама мысль, что мне придется держать слово перед пятнадцатимиллионной аудиторией? Что я могу оцепенеть перед камерами, потерять дар речи, начать мямлить, путаться в словах
Если я провалюсь, моя карьера будет уничтожена в прямом эфире. Больше никто и никогда не пригласит меня.
Но Но почему Опра вдруг пригласила малоизвестного писателя вроде меня?
Я тебе уже сказал, пришлось потрудиться. Наша пресс-атташе просто находка.
И все же это странно
Мы убедили Опру, что ей не нужно приглашать звезду, потому что она сама звезда.
Меня вдруг охватило сомнение.
Но почему она пригласила меня в последний момент? Ее передачи планируются на месяцы вперед
Билл громко вздохнул:
Тим, ты безнадежен! Вместо того чтобы принимать жизнь такой, как она есть, и радоваться, ты изводишь себя идиотскими вопросами.
Прекрати называть меня Тимом. Ты знаешь, что я этого не выношу, стариковское имя!
Вот именно, тебе очень подходит.
Мило с твоей стороны.
Когда тебе выписывали свидетельство о рождении, по всей видимости, допустили ошибку. Тебе не тридцать четыре, а все семьдесят, не меньше.
И все же это странно, что меня пригласили в последний момент, согласись.
На этот раз он вышел из себя.
Если ты уж так хочешь все знать, то да, вначале тебя даже не рассматривали, взорвался он. Опра должна была встречаться с Леонардо Ди Каприо, уж прости. Но он подхватил мерзкий вирус и вынужден проваляться две недели в постели, так что Опре нужен был другой гость, и срочно. Вот и все. И что теперь изменилось? Тебе-то какая разница? Важно, что ты попадешь на передачу, разве нет?
Конечно, он был прав, но я не люблю, когда меня держат за идиота.
Сто процентов актеров, продолжал он, и сто процентов писателей убили бы родную мать с отцом, лишь бы их пригласили к Опре. И все же нам удалось убедить ее пригласить именно тебя, а не кого-нибудь другого в качестве замены Ди Каприо.
Не стану с этим спорить, Билл.
Повисло тягостное молчание.
Скажи мне правду. Ты дергаешься, потому что тебе страшно, я прав?
Этот тип нутром меня понимал. От него ничего не скрыть.
Допустим
Я позвоню коучу, устроим медиатренинг. Наберу тебя.
Он повесил трубку, не дав мне ответить.
Шесть дней. У меня было шесть дней, чтобы успокоиться, собраться с мыслями, подготовиться. Билл найдет мне хорошего коуча. Шесть дней, чтобы научиться контролировать свой страх, найти внутренние силы поговорить о себе самом, чувствовать себя раскованно У меня должно получиться. Я должен справиться с собой. Перестать думать о неудачном опыте на местном телеканале в Арканзасе два года назад. Позже, наблюдая, как я заикаюсь, блею, говорю каким-то утробным голосом, прикрывая при этом рот ладонью, словно от кого-то скрываюсь, я пересматривал ту запись, красный от стыда. Хвала небесам, Билл никогда ее не видел!
Запись чудом не попала в сеть. Я проверял, наверное, раз сто, в ужасе от одной мысли об этом. Но передача Опры там окажется несомненно. Достаточно будет набрать мое имя в «Гугле», чтобы она появилась на экране первой строкой. Провал станет преследовать меня всю мою жизнь, мне придется тащить его за собой, как ядро, свидетельствующее о моей ничтожности; я буду навсегда распят перед читателями, журналистами и издателями. Двадцать первый век не склонен к прощению.
Я встал и сделал несколько бесцельных шагов по комнате. Оставаться позитивным. Найти силы поверить в себя. Я должен с этим справиться. Все должно получиться. Все получится.