При каждой встрече убеждал меня, что я не должна уезжать из Москвы.
Да как я могу здесь остаться! Только замуж выйти, но я не умею без любви. Или вернуться в свою инженерию, тоже без любви.
Какая инженерия, забудьте! Нужно собрать все ваши песни и пойти в Министерство культуры. Они напишут письмо в Бюро обмена.
Они со мной и разговаривать не станут. Я попробую снять комнату в Москве, у меня есть деньги на первое время, десять лет собирала.
Это вариант. У вас всё будет хорошо, я знаю. Вы человек талантливый, и такой скрытый темперамент, как у вас очень ценное явление.
А я и не знала, что у меня он есть, этот скрытый темперамент! Вот так живёшь, и не знаешь о себе ничего.
С Ильёй у меня связана большая неудача. Ему заказали музыку к документальному фильму о ветеранах. Он поручил мне написать шесть песен зонтов. Повёз на телевиденье, нам показали отснятый материал. Дни летели, а у меня не было ни строчки.
Я написала стихи «Ветеранам», «Память», «Берёзу», но потом, когда фильм был уже смонтирован и озвучен. Илья тянул, сколько мог!
Сидим у него втроём, с режиссёром. Больше ждать нельзя.
У меня ничего не получается, я, очевидно, не профессионал. Профессионалы это умеют за день, за ночь, за сколько нужно! Я не умею.
Подобрала им стихи фронтовых поэтов, Илья написал к ним музыку уж он-то был профессионалом! А я вместо зонтов написала горькое стихотворение «Неудача». Ходила по своей комнате от окна к двери, и не могла себе простить это своё неумение.
День Неудачи
День под символом НеудачиПрошагай его, проживи,
Ничего в нём переиначить
Не под силу самой любви.
Телефонную трубку не трогай,
Голоса в ней не береди,
С этим днём, как с совестью строгой
Ты побудь один на один.
Ни своя, ни чужая жалость
Не помогут всё вкривь и вкось!
Забываешь, что удавалось,
Помнишь то, что не удалось.
В этот самый тяжкий и горький
Из твоих невесёлых дней,
Что цепляться за поговорку
Утро вечера мудреней!
Что Надежду хватать за одежды
Холодна она, холодна,
Пусть тебе помогала прежде,
Не поможет теперь и она.
Комнату от окна до двери
Всю шагами соединив,
В этот день ты уже не веришь
В то, что будут другие дни!
День под символом Неудачи
Он не чёрный, седой, как нож.
И поплакать бы,
Не заплачешь,
А сначала опять начнёшь.
И надо же было случиться, что я встретила в переполненном магазине ветерана из той плёнки, что показывали нам с Ильёй. Я стояла за ним в очереди в кассу, и для меня он был живым укором ты же назвалась поэтессой! В Союз тебя приняли! Любой поэт на твоём месте лёг бы костьми, а написал!
Забываешь, что удавалось, помнишь то, что не удалось!
По-моему, после встречи в магазине я написала «Ветеранам». Может, вместо плёнки надо было посмотреть в глаза живому ветерану? Может быть
Ветеранам
Как вам живётся, ветераны,На той земле, что вы спасли,
Где за годами,
Как за горами,
Война теряется вдали?
А жизнь не скатерть-самобранка,
А жизнь не заводь, быстрина,
И редки орденские планки,
И только в праздник ордена.
С годами реже, слишком редко
Вдруг заведёте разговор
Кто всю войну прошёл в разведке,
А кто танкист, а кто сапёр.
Вы с нами рядом.
С нами рядом,
Но вдруг в толпе, среди людей,
Остановлюсь пред вашим взглядом,
Как перед совестью своей.
Склонюсь пред тем,
Как вы вершили
Ваш общий путь, и каждый свой,
Пред вашей верой нерушимой,
Пред вашей дружбой фронтовой.
Прошли года, минули войны,
Кружат орлы, не вороньё
Хочу, чтоб были вы спокойны
За поколение моё.
Мы вашей плоти, вашей крови,
Вы нам давали имена,
Когда над нашим изголовьем
Внезапно грянула война.
Мы вскормлены годами теми,
И очень верить я хочу,
Что непростое наше время
Нам тоже будет по плечу.
Как вам живётся, ветераны?
3. Ганна
Жизнь продолжалась. Я уже не бежала каждый вечер в театр или концерт, на какой-нибудь семинар или творческую встречу в ЦДЛ. Чаще я сидела в своей уютной комнате за ставшим таким привычным старым письменным столом. И в спокойном круге света от настольной лампы появлялся очередной кусок прозы? Скорее, текста.
И тут на меня свалилась настоящая профессиональная работа перевод большой книги стихов. Свалилась? Да я сама её взвалила на свои плечи, собственными руками!
Осенью второго года моих Высших курсов в «Дружбе народов» поручили мне перевести подборку стихов Ганны Светличной.
Стихи мне понравились, очень. Я понесла их Николаю Николаевичу:
Посмотрите, какие прекрасные стихи! Какая широта, разносторонность, искренность, глубина чувств!
«Вот посею я, мама, подсолнухи»
Вот посею я, мама, подсолнухи,Золотые, литые подсолнухи,
Чтобы ими и жарко, и солнечно
Золотистый июнь расцвёл!
Так люблю я цветенье подсолнухов,
Так люблю, когда у подсолнухов
Деловитые, неугомонные
Вьются целые сонмы пчёл!
Соберут они в свои глечики
Мёд, горчинкою грусти отмеченный,
Сладость дня и задумчивость вечера
Даст подсолнух созревший мой.
У кого-то на свадьбе, на празднике
Будет стол полон яствами разными,
Будет губ своеволие страстное,
В чарах мёд заиграет хмельной,
Мёд, тот самый, с моих подсолнухов,
Золотистых, как солнце, подсолнухов,
Ох, какой же он сладкий и солнечный!
Подивится честной народ!
Ах, подсолнух, пыльцой припорошенный,
Мёд, по капельке пчёлами ношеный,
Пусть же будет пьянящим и крепким он
Это мёд от моих щедрот.
И вы возьмётесь переводить эту книгу, сказал он утвердительно.
Да.
Но вы понимаете я, конечно, постараюсь, но книжка может не попасть в план, или попасть через год, два, а то и три!
Какое это имеет значение!
Рукопись книги я получила быстро. В письме Ганна писала, что очень хотела бы включить в книгу биографическую поэму в тысячу с лишним строк. И я с головой ушла в эту работу. Переводы отсылала Ганне, исправляла замечания, и уже авторизованные относила Николаю Николаевичу. Он читал их внимательно, и глаза его, в старческих морщинках, лучились.
Самым главным, самым трудным был перевод поэмы.
Друзья говорили:
Только ты можешь без договора тащить такую огромную работу!
А однажды Николай Николаевич встал из-за стола мне навстречу:
Поздравляю! Книгу включили в план. В вашем переводе.
Я была на седьмом небе. Обнять его я постеснялась, но он понял и так, что я на седьмом небе от счастья.
Переводила каждую свободную минуту в автобусе, в метро, на переменках. Сократила до самого минимума выход в город, и лампа моя светила до глубокой ночи.
С моей патологической, как говорила моя мама, общительностью, все Высшие курсы знали, что я перевожу для «Советского писателя» книгу стихов Ганы Светличной.
4. Машина
Начиналась зима, когда приехал брат воплощать свою мечту о машине.
Мама сняла ему по доверенности все деньги с моей книжки, сумма по тем временам была внушительная, больше четырёх тысяч рублей. Отдавала я их с лёгким сердцем, к деньгам всегда относилась спокойно. Потребности у меня были умеренны, и деньги, что я собирала на вольные хлеба, только последний год лежали на книжке.
Все вокруг знали, что я собираю деньги. Боюсь, даже знали, сколько мне удалось собрать. Одна приятельница меняла квартиру с доплатой, вернула, как и обещала, через год. Вторая покупала мебель, вернула, как и обещала, через два.
Моя сослуживица попросила взаймы, ей надо было поехать в Минск, к сестре на свадьбу. Деньги у меня в то время были в новеньком гарнитуре подруги.
Знаешь, Таня, у меня сейчас нет денег. Вот тебе мои золотые часики, заложи в ломбард, а вернёшься выкупишь.
Это идея! Я и своё колечко могу заложить.
В обмен она оставила мне свои часы. Всего на неделю! Я думала, мама не заметит. Заметила, конечно, скандал был ужасный.
И брату отдала взаймы легко, уж если чужим людям
Только сказала:
У меня сейчас вполне спокойно с деньгами, и после курсов они мне понадобятся не все сразу, их надо будет растягивать, пока я не стану на ноги. Ты будешь, как обещал, отдавать мне по сто рублей в месяц.
Какие проблемы!
Первые два дня мы ездили на автомобильный рынок с ребятами-авто-мобилистами с курсов. Потом уже знали, по каким параметрам надо выбирать машину. Вернее, знал брат, а я бросалась на красивые. Разумеется, марка была одна «Жигули».
Брат говорил:
Отойди от неё, ей год до кладбища!
Или:
У неё пробег два экватора.
Но машина нашлась, нам повезло. Она была стандартного цвета «кофе с молоком», такие бегали по городу в абсолютном большинстве.