V
Карл фон Гётльшильцер никогда не одобрял никаких войн. Скажем больше, он был против всякой войны, а, следовательно, против смерти и горя. Его увлечение французскими философами сделало своё дело Карл стал просвещённым человеком, владевшим сразу несколькими языками, кроме родного немецкого, и одним из образованнейших в Вене людей. По крайней мере, он слыл таковым, чем очень славился при дворе императора Иосифа. Сам император придерживался подобных взглядов и очень симпатизировал Карлу, что наложило отпечаток и на сознание самого молодого человека.
Семья Карла была небогатой, но довольно знатной, и в родной Австрии почиталась одной из первых. Сам Карл оказался при дворе довольно рано, уже в пятнадцатилетнем возрасте, и своими высказываниями относительно разума и неразумности войн вызывал если не восхищение, то уважение. Эпоха императора Иосифа прошла относительно мирно, и Карл стал чем-то вроде достойного её детища. Этого юного философа даже одно время величали при дворе «Моцартом мысли», но лишь до тех пор, пока Иосиф II не скончался.
Карлу было тогда семнадцать, а на престол взошёл брат покойного императора, Леопольд. Явившийся из Тосканы, он был полной противоположностью брату и немедля начал войну против столь обожаемой Карлом Франции. «Революционная зараза не должна распространиться на всю Европу!», говорил новый император, «если десять лет назад идеи Вольтера, Руссо и Дидро были лишь модной штукой, то теперь они приняли извращённую кровавую форму, и их следует вернуть в те рамки, в коих им и надлежит быть!».
В чине лейтенанта императорской армии Карл отправился защищать интересы французских дворян, спасшихся от кровавого ножа гильотины в Австрии. Менее чем через два года умер и император Леопольд. Его сменил нынешний австрийский государь, император Франц, сын Леопольда II. Карлу тогда было девятнадцать и он ни разу не побывал ни в одном из мало-мальски значительных сражений. Командование знало о его убеждениях и об успехе при дворе и не спешило отправлять юного философа в самое пекло. Однако после коронации Франца и казни Людовика XVI положение в Европе полностью изменилось игра стала вестись по крупному, и на кону теперь стояли все монархии старой Европы. Франция революционным кулаком грозила и Габсбургам, и Бурбонам, и Гогенцоллернам, и Романовым, и всем прочим старинным родам, державшим в своих руках Старый Свет.
Волна возмущения в Австрии покатилась после того, как в Париже обезглавили королеву Марию Антуанетту, тётку императора Франца. Якобинцы, царившие в Париже, повели войну на два фронта, с англичанами и с австрийцами, однако вскоре перегрызлись между собой и переказнили друг друга. Власть во Франции оказалась в руках Конвента, который принялся воевать со старыми монархиями много успешнее. Именно в эпоху Конвента и взошла звезда гения Наполеона Бонапарта, в одночасье сделавшегося из лейтенанта генералом и разогнавшего этот самый Конвент. К власти пришла Директория, а Бонапарт сделался её первым генералом и принял решение нанести сокрушительный удар по австрийским владениям в Северной Италии, а заодно и поживиться за счёт итальянских богатств.
Директора во главе со всесильным Баррасом желали вторжения в южно-германские земли, а оттуда уже и в Австрию, однако Бонапарту удалось убедить их нанести упреждающий удар по Ницце, а оттуда уж и по Генуе с Миланом. Кампания имела грандиозный успех. Именно тогда двадцатитрёхлетний Карл фон Гётльшильцер в составе тридцатитысячной армии генерала Вурмзера был направлен к Мантуе, осаждаемой Бонапартом. Для него это была первая совсем серьёзная кампания за пять лет воинской службы он ни разу, как говорится, по-настоящему и пороха-то не нюхал.
Вурмзер был командиром дельным и талантливым, потому и легко отбил посланных ему навстречу Бонапартом генералов Массена и Ожеро. Вскоре он уже снял осаду с Мантуи и вошёл в неё, как вдруг пришла весть, которую Карл помнил как сейчас генерал Бонапарт, резко сняв осаду, уходит и наносит удар по миланскому корпусу австрийцев, разгромив его при Лонато и добив при Сало и Брешии. Вурмзер срывается и несётся прямо туда, но при Кастильоне терпит сокрушительное поражение.
Карл всё это время оставался в Мантуе, а когда туда притащились остатки армии Вурмзера, жалкие, израненные, побитые, он был повержен в ужас. Звериный лик войны, несущей лишь горечь и страдания, погрузил Карла в жуткую скорбь. Генерал Альвинци, посланный спасать Вурмзера, был разгромлен в знаменитом сражении при Арколе, а эрцгерцог Карл, главнокомандующий всей австрийской армией, при Риволи. Мантуя была сдана, и все те австрийцы, что были заперты в ней, оказались пленниками французов.
Наблюдая, как его вчерашние кумиры льют кровь и режут глотки, получая от этого неслыханное, будто неземное, удовольствие, Карл пережил страшные времена рушились его идеалы, его юношеские восхищения и привязанности. Рухнуло всё то, к чему он столько лет тянулся, на что равнялся и к чему стремился. Французская культура и философия были втоптаны в грязь сапогами солдат, проткнуты их штыками и расстреляны из пушек. Лучшие идеи вылились в кровавое месиво и машущую крыльями смерть. Наблюдая израненных соотечественников, стонущих, рыдающих и умирающих от изнеможения и заражения крови, Карл сам рыдал ночами и проклинал тот день, когда родился на свет так невероятно тяжело и больно было ему расставаться со своим прошлым.
Но расставаться пришлось. В начале февраля французы заняли Мантую, однако не все австрийцы попали в плен. Части из них удалось спастись бегством, переодевшись крестьянами, это были преимущественно офицеры. Среди них оказался и Карл, к тому времени носивший капитанский мундир. Запихав его вместе со шпагой в мешок, он, призывая в помощь всех святых, каких только помнил по занятиям в школе святого Игнатия, успешно покинул город. Однако в Австрию возвращаться ему не хотелось он знал, что, вновь оказавшись в Вене, ему опять придётся надевать белый мундир, возможно, уже и в майорском звании, садиться на коня и скакать на войну с непобедимым корсиканским героем. Этого он желал менее всего заново созерцать ужас войны и горечь рухнувших идеалов было ему не под силу, а посему из Мантуи он отправился не на север, в Вену, а на юг, во Флоренцию. Итальянским Карл владел прекрасно, и даже знал несколько местных наречий, так что растянувшееся на год путешествие не доставляло ему неудовольствия. Вместе с несогласными с надвигавшимся французским владычеством итальянцами перемещался всё южнее и Карл, пока, наконец, не оказался в Риме. Но и сюда дотянулись руки Бонапарта, приславшего покорять Вечный Город генерала Бертье.
Карл не знал, куда ему дальше деваться. В тот вечер он принял решение пробираться в порт и отплыть в Палермо, на Сицилию. Там, под охраной английского флота, он смог бы чувствовать себя вполне безопасно. Его не тяготили мысли о том, что в Вене его стали бы почитать за дезертира он мог вполне в мантуанской суматохе пропасть без вести. Матушка его к тому времени уже скончалась, а отец был таким чёрствым человеком, что убиваться по нему дома было просто некому.
Крадучись, передвигался он по загаженным римским улицам, как вдруг наткнулся на дикую сцену французский патруль насилует итальянскую девушку. Карл был прекрасно осведомлён, что победители имеют право на всё, это закон войны. В том числе имеют право и на связь с местными женщинами, даже если те совсем того не желают. Однако, глядя на эту душераздирающую сцену стерпеть он был не в силах. Возможно, он бы и стерпел, если б девушка билась, как раненая птица, кричала и звала на помощь. Но эта лежала, не двигаясь, и лишь быстро вздымавшаяся грудь показывала, что девушка жива. Её лицо было хорошо освещено фонарём, который держал скалящийся солдат, стоявший в головах. Осунувшееся, мертвенно-бледное, с остекленелыми, словно у покойника, глазами, но невероятно красивое и выразительное, с правильными чертами, ровными и гладкими бровями и чувственными губами лицо заставило сердце Карла стучаться в два, нет в три раза быстрее!
«Господи Боже!», воскликнул он внутри себя, «как она прекрасна! Словно Мадонна на росписях в здешних церквах Я не могу допустить такого надругательства над нею! Тем более от таких мерзких ублюдков!». С этой мыслью он достал и мешка шпагу, вынул её из ножен и сделал три размашистых шага вперёд.
Прочь, негодяи! выкрикнул Карл на отменном французском, проведя лезвием по шее кряхтящего капрала.
Прошу прощения, а вы кто будете? в голосе Жерара чувствовались и удивление от неожиданности, и злость от прерывания процесса, и страх перед шпагой.
А тебе какая разница, мразь? Надевай штаны и уматывай, если не обделаешься!
Солдаты опешили от такой прыти и в испуге посторонились со своими фонарями. Жерар вскочил и, натянув штаны, принялся с ненавистью рассматривать своего противника. Злоба закипала в нём, как лава в Везувии, он готов был порвать наглеца на мелкие части, лишь бы ему дали продолжить его грязное дело.
Что, самый храбрый тут, что ли? зарычал он, из какой части? Какое звание? Имя?!