Её пламенная речь настолько поразила Фридриха, что он, ни на минуту не задумываясь, дал согласие на брак с Гудруной. Нильс возражать больше не мог, ибо уста его теперь были скованы ведьминым заклятием ему оставалось лишь препроводить влюблённых до ближайшей церкви.
Ближайшим оказался крохотный городишко под названием Боргюнд, затерянный посреди гор. Там имелась старинная церковь, построенная викингами лет семьсот назад из корабельного леса и без единого гвоздя. Местный пастор не моргнув глазом обвенчал их, спросив лишь, лютеранской ли они веры. Фридриху повезло Глаубсбергский князь одинаково благоволил как католикам, так и протестантам, так что Фридрих никогда не считал себя твёрдым приверженцем папы или евангелизма он знал обо всём помаленьку. Гудруна же просто приняла лютеранство, ибо ей было всё равно, к какой из христианских конфессий себя отнести. Как только обряд состоялся, хвост у Гудруны действительно отвалился. Она бережно сложила его, завернула в кусок холста и спрятала в своём нехитром скарбе, что везла на новую родину.
Отправилась вместе с ними и Гертруда, заявив, что без сестрицы жить ей невмоготу, поклявшись тем не менее, что обитать будет в лесу и не станет показываться на глаза людям, дабы и себе жениха не искать. Пообещала она и молодым не докучать, а лишь присматривать за младшенькой, незримо для её милого. Фридрих принял все условия и поспешил покинуть Норвегию вместе с обеими дамами.
Скрепя сердце, Нильс вывел их через горные перевалы и обширные долины к берегу моря. Так они достигли Христиании, где втроём сели на корабль и отплыли в Любек, проблуждав среди датских островов пару недель. Уже настал сентябрь, и Фридрих желал добраться до родных краёв непременно к Рождеству. Всё сложилось именно так, как он того желал молодые достигли Глаубсберга к концу октября и зажили счастливой жизнью. Гертруда поселилась где-то в лесу и совсем перестала показываться на глаза Фридриху являлась она отныне только Гудруне.
Однако счастью недолго суждено было длиться. Оглядываясь в прошлое, Фридрих никак не мог простить себе того, что не послушал тогда Нильса, отпихнув его от себя, поддавшись на сладостные звуки ведьминого пения. Тогда ему было всю равно ведьма, не ведьма, Хюльдра, не Хюльдра, какая разница?! Его глаза и его слух сослужили ему плохую службу, обманув сердце и преградив к нему дорогу рассудку. Нильс не успел сказать тогда того, что должен был сказать. И не смог сказать после, ибо уста его были опечатаны. Однако всё-таки потом, уже на причале, в порту Христиании, он открыл Фридриху эту страшную тайну ведь теперь, после обряда венчания, он вновь смог говорить всё, о чём желал.
Знай, Фриц, грустно молвил он тогда, возможно, то, что ты совершил здесь, в Норвегии, навсегда изменит твою жизнь и сделает тебя очень несчастным. Я не отказываюсь от тех слов, что уже сказал тебе. И поведаю больше. Отныне я буду жить с этим остаток своих дней и винить себя в том, что сделал тебе плохо. Я хочу надеяться, что общий язык с нею ты найдёшь. Но помни всего одна измена супруге, даже самая невинная интрижка, сущий пустяк для тебя, никак не отразившийся на твоём сердце, и от твоей красавицы-жены не останется и следа. Как только Хюльдра, ставшая человеком, узнает о том, что ей изменили, она превратится в жуткую старуху, сварливую и жестокую, и будет мучить тебя до конца дней твоих! Ты не сможешь скрыться от неё, не сможешь развестись, не сможешь даже убить её она всегда будет рядом и всегда будет отравлять твою жизнь, пока ты не сойдёшь в могилу. А следом за тобой сразу отправится и она, и вы рядом будете лежать на кладбище, в мире и спокойствии, как когда-то счастливые супруги.
II
Что размечтался, старый полудурок? скрипучий женский голос привёл барона Фридриха фон Глокнера в чувство.
Перед ним стояла чуть ссутулившаяся, немолодая женщина с покрытым морщинами лицом и неподдельной ненавистью в иссиня-голубых глазах. Роскошь её наряда очень уж контрастировала с тем, что было неприкрыто платьем ухоженные, но сморщившиеся руки, и лицо, тщательно замазанное белилами и сдобренное румянами по давно ушедшей моде, что так популярна была при дворе покойного короля Людовика XVI. Теперь настали иные времена, люди отказались от париков, предпочитая аккуратно собирать волосы сзади, перехватывая их лентами, а пышные кафтаны и кринолины сменились обычного кроя фраками да платьями. Однако старики продолжали рядиться в кружева, парики и фижмы, посыпая себя обильно пудрой и не скупясь на мушки, пестревшие чуть не по всему лицу.
Перед ним стояла чуть ссутулившаяся, немолодая женщина с покрытым морщинами лицом и неподдельной ненавистью в иссиня-голубых глазах. Роскошь её наряда очень уж контрастировала с тем, что было неприкрыто платьем ухоженные, но сморщившиеся руки, и лицо, тщательно замазанное белилами и сдобренное румянами по давно ушедшей моде, что так популярна была при дворе покойного короля Людовика XVI. Теперь настали иные времена, люди отказались от париков, предпочитая аккуратно собирать волосы сзади, перехватывая их лентами, а пышные кафтаны и кринолины сменились обычного кроя фраками да платьями. Однако старики продолжали рядиться в кружева, парики и фижмы, посыпая себя обильно пудрой и не скупясь на мушки, пестревшие чуть не по всему лицу.
Стоявшая перед Фридрихом женщина как раз была из таких. Скажем больше ушедшая мода была ей просто необходима, ибо без пудры и парика она выглядела бы совершенно конченой старухой. А так остатки былой привлекательности как-никак, да сохранялись. Однако самое ужасное заключалось в том, что этой женщиной была супруга барона, Гудруна.
Страшное предупреждение Нильса, сделанное им в Христиании на портовом причале, всё-таки сбылось. Тогда Фридрих не предал ему большого значения он был просто уверен, что проживёт с Гудруной всю оставшуюся жизнь в мире и согласии. У него просто не имелось поводов ей изменять с кем бы то ни было, у него даже желания не появлялось так он любил свою чудесно обретённую половину. Однако вскоре половине этой было суждено отколоться, потому что Фридрих встретил ту, которая стала его истинной любовью.
Гизелла возникла в его жизни совершенно случайно. Она была родом из Вены и оказалась выданной замуж за канцлера князя Иоахима. Совсем юная, девятнадцати лет отроду, она явилась в заросшем глухими лесами Глаубсберге словно богиня, спустившаяся с небес. Глаубсбергские дамы тоже, разумеется, обладали и красотой, и достойным образованием, однако им не хватало того столичного шарма, коим наделена была Гизелла. Она будто парила надо всеми, как парит пух одуванчика над поляной, сдутый со стебелька непоседливым ребёнком. Она и внешне была как этот пух светлые, почти белые волосы, словно розовый итальянский мрамор кожа и подобный кипарису стан. От неё будто бы исходил некий свет, она сама будто светилась изнутри, отчего становилась подобной светлячку.
Все придворные мужчины в мгновение ока оказались влюблёнными в неё, а все придворные дамы страшно принялись ей завидовать. Однако она уважала и любила одного лишь своего супруга, который был на целых двадцать лет старше её. Несмотря на то, что брак оказался заключённым лишь по договору меж их семействами, определённые чувства меж канцлером и Гизеллой совершенно точно имелись. Однако вскоре и то немногое, что их соединяло, дало трещину они не могли иметь детей. Для Гизеллы вопрос этот был настолько важен, что она почитала его чуть ли не самым принципиальным в жизни, но канцлер не мог дать ей того, чего она так страстно желала. Ей не нужны были ни дворцы, ни богатства, ни наряды, ни экипажи, ни балы. Она просто хотела обычную полноценную семью. И не могла её получить.
Поначалу Фридрих, всё ещё свято чтивший свою супругу, не обращал на юную жену канцлера ни малейшего внимания, чем непроизвольно вызвал повышенный интерес с её стороны к своей персоне. «Как же так?», размышляла она, «в меня поголовно влюблён весь местный двор, и только главный лесничий глядит сквозь меня, будто не замечает. Уже ли его супруга настолько хороша во всех отношениях?».
Все женщины одинаковы требуют к себе повышенного внимания со стороны мужчин, даже если сами замужем и страстно обожают своего супруга. Главное для женщины быть самой красивой и самой желанной не только для собственного мужа, но и для всего прочего света противоположного пола. И как только на неё не обращают внимания, она сразу начинает рыться в себе, а потом принимается выяснять, чем же так хороша её пусть и мнимая, но соперница. Эта старая истина, проверенная временем, подтвердилась и теперь Гизелла заинтересовалась Фридрихом.
Для начала она подружилась с Гудруной, которую лесничий выдал за девушку знатных норвежских кровей, дабы скрыть её истинное происхождение, а потом стала частенько наносить визиты в их дом. Вскоре они уже заезжали вместе с канцлером, а Фридрих, как порядочный человек и дворянин, наносил им ответные визиты вместе с Гудруной. Дружба между их семьями росла и крепла день ото дня, пока на свет не появилась Аделина, первенец в семействе фон Глокнер. Этой девочке суждено будет перенести многое и пройти через тяжкие испытания в жизни, однако речь пока не о ней. Её рождение вызвало в душе Гизеллы бурю самых противоречивых чувств она и радовалась тому, что у друзей есть теперь дитя, но вместе с тем и жутко горевала, что малышкой Господь наградил не её. Изводя себе такими мыслями, Гизелла постепенно сокращала свои визиты в дом барона, пока их семья вовсе не перестала посещать его. Однако зерно сомнения, посеянное ею, очистилось в земле от плевел, наверное, благодаря силе любви, и вскоре дало неожиданный побег.