Пожалуй, это было самым тактичным «отстань», которое мне когда-либо доводилось слышать. Наверное, поэтому он и не хотел меня подпускать боялся лишних вопросов.
Ладно, я провела влажным тампоном по свежему порезу, стирая подсохшую кровавую корку, Главное, чтобы в душе не оставалось шрамов.
В ответ он лишь горько усмехнулся.
Что значит это «ха»?
Думаю, он хочет сказать, что в душе тоже полным полно шрамов, вмешался падре Фелино, не сводя задумчивого и сострадающего взгляда со спины Алессандро.
Если бы я хотел сказать это, падре, я бы сказал, внезапно резким тоном огрызнулся мой пациент.
Священник не обиделся, только покачал головой. С минуту молчал, а потом заговорил тихо, медленно, монотонно словно разговаривал сам с собой.
Как-то раз я увидел на улице раненного пса. Он лежал на тротуаре в луже собственной крови, еле дышал, а глаза были такие огромные и влажныеЗрачки то сужались в тонкую щелку, то расползались, заполняя собой весь глаз, словно обезумев от боли Но вместе с тем было в этих жутких звериных глазах и смирение, покорность уготовленной участи. И гнев Тогда я впервые увидел, как плачет животное. Рана была сильная, но его еще можно было спасти Я бы мог его спасти. Вот только когда я наклонился, чтобы поднять и отнести его в дом, пес оскалился, зарычал, исходя кровавой пеной, а потом с немыслимой силой вцепился в мою протянутую руку, сдавил челюсть так, что я почувствовал как клыки скребут по моей кости Даже в глазах потемнело Я закричал, попробовал вырваться. Но он все не отпускал, сжимал еще яростнее, еще сильнее, не ослабевал хватку. Это продолжалось до тех пор, пока он не умер, захлебнувшись кровью, и даже умерев, продолжал виснуть на моей руке А ведь я хотел помочь, спасти его
К чему это Вы, святой отец?
Сани, иногда ты мне напоминаешь этого пса. Так рьяно стережешь свои душевые раны, будто это самое ценное, что у тебя есть. Не подпускаешь даже тех, кто искренне хочет помочь.
Ну вот, Вы меня уже с собакой сравниваете, сказал Алессандро, и шрамы под моей ладонью затряслись от мелкой дрожи его сдержанного смеха, Не волнуйтесь. Я вполне способен сам зализать свои, как Вы выразились, «душевные раны». Мне в этом деле помощь не нужна. Да и историю эту Вы только что выдумали.
Ты так считаешь? священник подался вперед, приподняв рукав своей сутаны, продемонстрировал нам остаточные следы от клыков на запястье, Люди верят тебе. Почему же ты сам никому не веришь? спросил он, и, не дожидаясь ответа, поднялся, отошел к алтарю. Веки накрыли его тусклые старческие глаза, быстро зашевелились губы, нашептывая какие-то слова, звучавшие как шелест ветра в сухой траве. «Молится. За него молится», догадалась я. И мне тоже захотелось Но не так. Захотелось прижаться к нему, обнять Выронив влажный алый бинт, рука снова бессознательно скользнула по бороздкам шрамов, по изгибу ребер, застыв на гладкой груди. Он обернулся, ласково улыбнувшись, нежно дотронулся до моей щеки:
Ну что, доктор? Оказала первую помощь? Жить буду?
Я кивнула.
Мне повезло. Не каждый день удается попасть в руки такого красивого врача.
По щеке, по шее, по плечу его ладонь обхватила мою, приподняла Мягкие губы, легкое покалывание бороды, шелк струящегося по моему запястью дыхания И поверх магнетический взгляд, уже не робкий, не смущенный уверенный, прямой, проникновенный, жаждущий Дерзкие искорки поблескивают в зрачкахЕго лицо так близко, что наэлектризованные серебристые волосы щекочут мою кожу Он отпустил мою руку, и теперь его ладонь на моей шее осторожно притягивает к себе мои губы, к его губам: приоткрытым, влажным, теплым
Санине надо, с трудом прошептала я, указывая глазами на молящегося священника.
Да, он тут же отпустил меня, чуть отстранился, Прости. Я небрежный жест рукой, Не знаю, что на меня нашло
Я знаюзнаю
Снаружи раздался какой-то шум, сквозь открытые ставни окон до нас донеслись приглушенные голоса. Алессандро нахмурился, прислушался. И падре Фелино тоже прервал свою молитву, насторожился, подошел к окну.
Это твоя телега?! прорычал на улице раздраженный голос.
Да, господин полицейский, испугано отозвался другой слабый хрипловатый, словно принадлежавший больному старику.
Говоришь, оставил ее там, за складами?
Да, господин.
Это точно та самая телега. Я видел ее на перекрестке, пока мы не рванули за мерзавцем. Видно, его сообщница в это время и смылась на телеге, послышался третий голос.
Это точно та самая телега. Я видел ее на перекрестке, пока мы не рванули за мерзавцем. Видно, его сообщница в это время и смылась на телеге, послышался третий голос.
Я замерла, как парализованная.
Они наверняка скоро придут сюда будут обыскивать церковь, тихо прошептал Алессандро.
Решительным шагом священник пересек зал, встав у крошечной дверцы в правом нефе, отпер ее вынутым из кармана ключом, махнул нам рукой.
Быстрее! Спрячетесь здесь, а я пока их задержу.
Не медля ни секунды, мы ринулись в указанное падре убежище. Там была лестница, ведущая вниз, в непроглядную глубь подвала. Когда дверца захлопнулась за нашими спинами, и снова звонко щелкнул ключ в скважине, мы оказались в кромешной темноте.
Слева от меня прозвучал его голос.
Тут шесть ступенек до первой площадки, а потом разворот и еще восемь ступенек. Спускайся быстро и не бойся, я тебя держу.
В то же мгновение я почувствовала, как его рука легла мне на талию со спины, и настойчиво повлекла вниз по лестнице. Я старалась идти осторожно, но все равно, то и дело запиналась о неровную поверхность высоких каменных ступеней, и каждый раз, когда это случалось, он обхватывал меня еще крепче и прижимал к себе, не давая упасть. Похоже, сам он знал этот путь достаточно хорошо. Это успокаивало и обнадеживало.
Слышно было, как наверху падре, захлебываясь от возмущения и испуга, объяснял, что, да, сюда заглядывал белый мужчина и девушка, и, да, он помог ему перетянуть рану он, ведь, не знал, что это беглые преступники откуда ему было знать такое? но, они давным-давно ушли, и, конечно же, не стали говорить, куда направляются с чего бы им говорить такое? И, пожалуйста, обыскивайте церковь сколь угодно, раз не верите слову священнослужителя ему скрывать нечего
Мы оказались в просторном почти пустом помещении с деревянным полом к такому выводу я пришла, прислушавшись к звуку, издаваемому нашими ботинками. Тут властвовал такой же непроглядный мрак, как и на лестнице. Пахло сырой древесиной, пылью, холодными камнями и влажной почвой. Алессандро отпустил меня, сделал пару шагов в сторону, что-то щелкнуло, и комната озарилась тусклым, чахлым, приглушенным, но все-таки, каким бы то ни было, светом. Мне показалось, от этого сразу стало легче дышать затхлую промозглость воздуха разбавил напор теплого желтоватого свечения.
Ты думаешь, они не догадаются обыскать подвал? прошептала я.
Подвал обыщут, а вот сюда заглянуть не догадаются, с этими словами он сдвинул одну из напольных досок. Под ней открылась не очень глубокая выемка, метра два в длину и около метра в ширину.
Залазь, быстро! скомандовал он, и хотя я содрогнулась даже от одной мысли, что придется лежать на голой земле в этой черной яме, похожей на те, что выкапывают под гробы, другого выхода просто не было. Или был? Ведь все еще можно было передумать, сдаться полиции, объясниться с отцом и жить дальше как ни в чем не бывало Хотя нет. Все зашло уже слишком далеко. «Господи, что я делаю?!» снова было запричитало мое благоразумие, но я решительно заткнула его. Залезла внутрь, легла, вытянулась. Влажная прохладная почва с торчащими из нее буграми камней алчно вгрызлась в мою спину, разбалованную мягкими теплыми постелями и пуховыми подушками.
Свет снова погас, сверху по полу раздались поспешные шаги Алессандро. Он осторожно опустил ноги в яму, стараясь случайно не наступить на меня.
Прости. Сейчас будет немного неудобно, и тесно, и тяжело Но если ты перебиралась в Америку нелегалкой, тебе не привыкать, пошутил он и стал медленно опускаться сверху. Я попыталась сдвинуться в сторону, но это укрытие было явно рассчитано только на одного человека.
На лестнице скрипнула входная дверца.
У тебя тут свет включается?! проорал полицейский.
Только внизу, раздался издалека слабый голос падре.
А фонарик есть?
Сейчас поищу. Я обычно им не пользуюсь знаю уже каждую ступеньку Сейчас посмотрю, куда я задевал фонарик
Полицейский громко выругался, но лезть в слепую не решился. Встал наверху, дожидаясь, пока падре не осветит ему путь.
Поторопись, шепнула я, и Алессандро неловко заерзал на мне, пытаясь задвинуть доску. Его длинные волосы лезли мне в рот, локоть пару раз стукнул по виску, и, хотя он и был очень худощавого телосложения, меня придавило так, что я с трудом могла дышать.
Потерпи немного Сейчас, доска наконец-то ровно легла, надежно спрятав наше убежище и нас самих. Он опустил руки, упершись возле моей головы, и перенеся на них всю тяжесть.