Что, похож?
Удивительно
Поверь мне, я не он.
А я уже хотела перед тобой на колени падать, немного сконфуженно отшутилась я.
Не нужно. У меня с ним существенные разногласия.
Вот как? И какие же?
Их много. Например, он считал, что все люди рабы божьи ну или его рабы не важно. А я считаю, что люди должны быть свободны от рабства в любом его проявлении.
Эта наивность меня позабавила, но я постаралась сдержать улыбку.
А как же то, что он пожертвовал собой ради своих рабов ради человечества? Обычно, ведь случается наоборот.
Если разобраться в той легенде, то как раз все и было наоборотВо-первых, не вижу я, чтобы это хоть что-то дало. А, во-вторых, я не вижу самой жертвы: чем он пожертвовал? Своей жизнью? Он же знал, что воскреснет беспроигрышный вариант. Поверь мне, будь он реальным живым и смертным человеком, я первым бы поклонился ему. Если бы он жил, как живут бедняки, страдал, мучился, боролся против оккупантов и умер, как умираю простые люди раз и навсегда. Но заявив о себе, как о Боге, или как о его сыне, что одно и тоже, воскреснув, он просто всех предал свел на нет, все то доброе, что делал или говорил. И в итоге стал новым могущественным тираном. А разве не так приходит к власти любой нынешний тиран? Ложь, притворство, игра, корысть и, в конечном счете власть. Я склонен воспринимать библию, как метафору басню с фальшивой моралью. Ведь получается, что это человечество жертвовало собой во имя него веками
Да, теперь я понимаю, почему священник назвал тебя еретиком.
Он отмахнулся.
Падре Фелино замечательный человек. Но, как и многие просто не хочет слышать правду.
А зачем ты навязываешь ему свою правду? Каждый волен верить в то, во что хочет. Разве не в этом свобода? Есть же, в конце концов, и свобода вероисповедания?
Эта религия, если на то пошло, была также навязана индейцам с приходом испанских конкистадоров. Даже не навязана, а насильно и жестоко внедренаА знаешь, в чем наша проблема? В том, что нас так долго угнетали, так долго ломали наш независимый нрав, нашу гордость и церковь, и конкистадоры, а потом американские компании, и диктаторы, и хунта все, кому не лень, что теперь мы сами покорно выбираем рабство, лишь бы только ничего не менять. Понимаешь? Для нашего народа бедность и обездоленность стала привычкой! И даже прошлая революция, которая-то и состоялась по большей части из-за внешних сил, ничего толком не изменила. Да, сменилась власть, теперь у руля не военный, а лицо гражданское, теперь правительство твердит о намерении действовать в интересах народа. Даже, вроде, проводят какие-то реформы для повышения уровня жизни А что из этого? Нищие так и остаются нищими. И проблема тут не в тех, кто нынче у власти я уверен от них можно добиться реальных преобразований. Вся проблема в сломленном духе народа, в сознании наших людей. Людей, которые так и продолжают работать за гроши по 14 часов в сутки на фабриках и плантациях, а придя домой, либо просто отключаются, либо спускают все заработанные деньги на выпивку в грязном кабаке. И вот там, с глазами залитыми кровью и алкоголем, они еще хнычут о своем тяжком бремени и несправедливой судьбе! Вот это я и хочу изменить в первую очередь рабское сознание.
Он замолчал, видно почувствовав, что сказал лишнее, натянул на лицо смущенную улыбку.
Я тебе еще не сильно надоел своими выступлениями?
Отнюдь, уверила я, Значит, этим ты занимаешься?
Он подернул плечом.
Чем я занимаюсь? Открываю глаза людям. Пытаюсь не дать им деградировать в рабов, чтобы они могли создать для себя новое лучшее будущее вот чем я занимаюсь.
Благородно. Но почему? Зачем тебе это?
А разве всегда нужен повод? Разве врожденное чувство справедливости не достаточное основание? Разве желанию помочь всегда нужен корыстный мотив?
Нет Конечно, не нужен. Просто, я немного удивлена
И что же тебя удивляет?
Ну, ты иностранец. И для них ты всего лишь гринго. Кстати, кто ты по национальности?
Киче.
Я серьезно.
А я серьезен как никогда. Я индеец такой же, как они. Один из них. Мои настоящие родители умерли, когда мне было лет 7 -задолго до того, как я стал задумываться о национальной принадлежности. Не знаю, что тогда случилось я не помню те времена. Знаю только, что после их смерти меня взял на так называемое «попечительство» один тип тоже гринго Вроде как «усыновил». Вот только ему не сын был нужен, а раб. Маленький белый безропотный раб животное, с которым он мог вытворять, что вздумается Я прожил у него около года. А потом что-то произошло, он замялся, выдавил сконфуженную вымученную ухмылку, в общем, чтобы там ни произошло, один человек, коренной индеец, спас меня, когда я уже был на волосок от смерти, помог начать новую жизнь. Долгое время я жил на севере в горах вместе с ним, а он, кстати, был одним из опальных лидеров тогдашнего революционного движения. Вот он, действительно, воспитывал меня как родного сына. Именно благодаря ему я понял, что цвет кожи не имеет значения. И национальность тоже. Важно то, на чьей ты стороне за кого готов будешь пожертвовать жизнью.
Сегодня ты чуть не пожертвовал своей жизнью, заметила я.
Да, но я еще жив, и не собираюсь останавливаться, пока наш народ не скинет с себя эти унизительные оковы он замолчал на секунду, задумался и, устремив на меня свой проникновенный взгляд, тихо проговорил, Иден, я так и не сказал спасибо, что спасла меня, и прости, что подверг тебя опасности.
За что извиняешься? Ты тут не причем, я же сама вмешалась. И ни о чем не жалею, я засмеялась, Не каждый день удается спасти героя.
Никакой я не герой, отмахнулся он, А тебе, значит, и раньше доводилось спасать людей?
Не таким образом Там в Америке я выучилась на врача и немного работала на этом поприще.
Надо же! Ты не перестаешь меня удивлять!
Ну, раз ты врач, прозвучал робкий голос священника, Посмотри, что там у него со спиной.
Я вздрогнула, обернулась, только сейчас заметив, что он сидел на скамье, прямо позади нас Что-то благоговейное было в его взгляде, отблеск восхищения, трепета и любвиа вместе с тем, сомнение словно он не верил в того, на кого смотрел, и видел совершенно не того, кто сидел перед ним. Наверное, он уже давно вернулся, просто не решался вмешаться в нашу беседу. Слушал все это время, внимал, словно каждое слово этого белого человека было откровением И только, когда заговорила я, а не Сани, он очнулся, вспомнил, что перед ним живой человек. Живой и раненный.
Я вот принес падре протянул мне упаковку ваты и флакон спирта, надо обработать его порез.
Да, конечно, кивнула я, переводя взгляд на Алессандро, Присядь здесь и сними рубашку.
Ничего не надо! как-то испуганно встрепенулся Сани, Там просто царапина. Я даже не чувствую.
Тем обиднее, если из-за простой царапины начнется гангрена.
А он чуть ли не умоляюще посмотрел на меня:
Иден, пожалуйста, не надо. Не трогай. Со мной все в порядке.
Да что с тобой? Боишься докторов? Или мне не доверяешь? ласково взяла его за руку, заглянула прямо в эти глубокие наполненные непонятной тревогой глаза.
Доверяю просто, дело не в этом
Тогда, не упрямься. Позволь мне исполнить свой врачебный долг.
Издав обреченный вздох, словно его вели на казнь, он все-таки послушался, присел на скамью и, пока я пропитывала вату спиртом, стянул с себя рубашку.
Обещаю, больно не будет, я присела рядом, подняла глаза на его бледную обнаженную спину, да так и вскрикнула, едва не выронив из рук флакон
Нет, сам порез действительно был неглубокий и нестрашный, но помимо негоВся его спина была иссечена бороздами жутких, хотя и давным-давно затянувшихся белесых шрамов. Следы от порезов или ожогов, полученных, возможно, еще в детстве: глубокие рытвины тянулись от боков к выступающим позвоночным буграм и вдоль лопаток, вгрызаясь в его худое тело, беспорядочно натыкаясь, сливаясь, пересекаясь друг с другом, точно развилки магистралей
Боже мой! я легонько дотронулась пальцами до этого кошмарного узора, до высеченной на его теле летописи страданий На мгновение мне показалось, я чувствую каждый из этих шрамов каждый удар раскаленной плетью, выбивающий из-под кожи жгучую лаву крови, На тебе просто живого места нет! Откуда все это?
Алессандро повернул голову, стараясь взглянуть на меня через плечо.
Тело помнит то, что разум предпочел забыть, еле слышно произнес он.
Пожалуй, это было самым тактичным «отстань», которое мне когда-либо доводилось слышать. Наверное, поэтому он и не хотел меня подпускать боялся лишних вопросов.
Ладно, я провела влажным тампоном по свежему порезу, стирая подсохшую кровавую корку, Главное, чтобы в душе не оставалось шрамов.
В ответ он лишь горько усмехнулся.
Что значит это «ха»?
Думаю, он хочет сказать, что в душе тоже полным полно шрамов, вмешался падре Фелино, не сводя задумчивого и сострадающего взгляда со спины Алессандро.
Если бы я хотел сказать это, падре, я бы сказал, внезапно резким тоном огрызнулся мой пациент.
Священник не обиделся, только покачал головой. С минуту молчал, а потом заговорил тихо, медленно, монотонно словно разговаривал сам с собой.
Как-то раз я увидел на улице раненного пса. Он лежал на тротуаре в луже собственной крови, еле дышал, а глаза были такие огромные и влажныеЗрачки то сужались в тонкую щелку, то расползались, заполняя собой весь глаз, словно обезумев от боли Но вместе с тем было в этих жутких звериных глазах и смирение, покорность уготовленной участи. И гнев Тогда я впервые увидел, как плачет животное. Рана была сильная, но его еще можно было спасти Я бы мог его спасти. Вот только когда я наклонился, чтобы поднять и отнести его в дом, пес оскалился, зарычал, исходя кровавой пеной, а потом с немыслимой силой вцепился в мою протянутую руку, сдавил челюсть так, что я почувствовал как клыки скребут по моей кости Даже в глазах потемнело Я закричал, попробовал вырваться. Но он все не отпускал, сжимал еще яростнее, еще сильнее, не ослабевал хватку. Это продолжалось до тех пор, пока он не умер, захлебнувшись кровью, и даже умерев, продолжал виснуть на моей руке А ведь я хотел помочь, спасти его