К счастью, хозяина откачали. Несколько синяков, заплывший глаз вот, в общем-то, и все. Видимо, венды опасались бить нечисть в полную силу. Однако это не помешало мужику громогласно охать и жаловаться на жизнь до тех пор, пока Щука не пообещал ему виру. Тут хозяин сразу воскрес и выторговал у венда полновесный серебряный динар. Потеря денег никак не улучшила Аргуну настроение, и он с удвоенной энергией начал трясти своих, выясняя, кто из них решился на такое непотребство. Виновных найти, естественно, не удалось, и Щука пребывал в крайней степени раздражительности, поэтому Фарлан решил с признанием не торопиться и дождаться более подходящего случая.
Во всей этой неразберихе никто не заметил, когда на пороге появились незваные гости. Они молча стояли в дверях до тех пор, пока Дури не решил, что пора обратить на себя внимание.
У вас всегда с утра так весело или только сегодня?
В зале повисла неловкая тишина, и после еще только что стоявшего шума и гама перемена была особенно разительна.
Дар речи первым вернулся к Аргуну:
Нет, обычно еще веселее сегодня ребятки чутка приуныли!
Он снова прошелся бешеным взглядом по своим бойцам, а Однорукий мотнул головой в сторону двора:
У меня разговор к тебе, Аргун Щука. Выйдем потолкуем.
Отчего ж не поговорить-то, ежели человек хороший просит. Старшина вендов положил пояс с мечом на лавку, демонстрируя своим и чужим, что разговор будет мирным.
Они вышли во двор. Пятеро вооруженных руголандцев как бы невзначай остались на крыльце, а Дури, отойдя в сторону, с радушной улыбкой повернулся к венду:
У тебя два человека пришлых в отряде. Откуда они? Кто? Знаешь?
Человек взялся помочь. Нам польза. Зачем мне копаться в его прошлом?
Однорукий согласно закивал головой.
Все так, все так. Только вот какое дело. Кровники они наши. Взгляд Дури жестко впился в глаза собеседника. Отдай их нам, не вписывайся за них!
Аргун взгляд не отвел, но отвечать не торопился. Он, прищурившись, посмотрел на дверь кабака, на стоявших там воинов, затем на голубое небо с прожилками белых облаков и наконец сказал:
Я мог бы рассказать тебе, что у нас принято платить добром за добро, но не буду. Скажу честно не нравишься ты мне, однорукий, и люди твои мне не нравятся. Вот так! Никого мы вам не отдадим!
Честно, уважаю!
Дури выдавил улыбку, придушив волну гнева. Рука сжала рукоять спрятанного кинжала, и он подумал: «Если бы здесь сейчас стоял Гаральд, валялся бы ты, венд, в грязи с распоротым горлом!»
Щука развернулся и пошел к крыльцу:
Что хотел, я сказал, и добавить мне нечего.
Улыбка Дури стала напоминать оскал волка.
Я услышал тебя, венд, так и ты меня услышь: или вы отдаете чужаков, или сдохнете вместе с ними!
Глава 12
Так и сказал: «Сдохнете здесь с ними!»
Ганьери смерил шагами комнату раз, затем другой. Осведомитель серой мышью замер в углу.
А что венд? Филиппо переспросил еще раз, и незаметный человек повторил:
Не отдам, говорит.
Ганьери в сердцах плюхнулся в кресло.
Что скажете, Торелли?
Комендант непонимающе пожал плечами:
Нам-то что: пусть режут друг друга. Вызовем этого однорукого, растолкуем все разборки за пределами городской стены. Вот и все!
Ганьери с ненавистью посмотрел на коменданта гарнизона. Он совсем забыл, что тот совершенно не в курсе последнего приказа из дома. Раскрывать свою заинтересованность было нежелательно, поэтому он зашел с другого конца.
Узко мыслите, а еще военный! Хотя, может быть, как раз поэтому. Руголандцы вырежут вендов это не беда. Беда в том, что венды не сами по себе они гребцы на купеческом корабле. Начнется бойня, сожгут галеру, убьют купца, разграбят товар! Вам еще перечислять? Какая слава о нас разнесется, кто к нам приедет, если здесь грабят и убивают купцов?
Слегка ошеломленный напором, Торелли замялся:
Ну, если с этой стороны посмотреть
Глава города его уже не слушал:
Надо урезонить этого, как его
Дури, подсказал комендант.
Вот-вот, Дури. Надо бы как-то втолковать ему, что здесь нам разборки нежелательны.
Филиппо забарабанил пальцами по столу, а Торелли покачал головой:
Не послушает! Там же кровная месть. Руголандцы и так упертые как бараны, а уж если кровник, то совсем беда.
Задумавшись, Ганьери спросил словно невзначай:
Сколько у нас бойцов в гарнизоне?
Филиппо забарабанил пальцами по столу, а Торелли покачал головой:
Не послушает! Там же кровная месть. Руголандцы и так упертые как бараны, а уж если кровник, то совсем беда.
Задумавшись, Ганьери спросил словно невзначай:
Сколько у нас бойцов в гарнизоне?
Пятьдесят арбалетчиков, столько же меченосцев, еще пара десятков всадников Комендант вдруг замер, ошарашенный внезапным прозрением. Вы что, хотите Даже не думайте! Наши бойцы только на стенах хороши, а в чистом поле это руголандское зверье порубит их в мгновение ока!
Выпалив, Торелли перевел дух, а Ганьери поторопился отпереться:
Да нет! Вы что, с ума сошли?! Ни о чем таком я не думал! Он разозлился на самого себя, поскольку комендант уловил верно была у него такая шальная мысль.
Торелли уже успокоился и начал размышлять вслух:
Подождем! В городе мы резни не позволим тут мы в своем праве. Он еще подумал и добавил: А вот за стенами руголандцы могут ждать своих кровников хоть до весны!
До весны?! взвился Ганьери. Да вы очумели совсем?! Весной корабль должен быть в Саргосе! Встретив удивленный взгляд коменданта, Филиппо осекся и быстро скомкал конец фразы: Ну, наверное, где-то там Ладно, хватит об этом!
Ганьери снова вскочил и заходил взад-вперед по комнате, обдумывая новую, еще не сформировавшуюся мысль. На мгновение остановившись и заметив все еще сидящего коменданта, он махнул рукой:
Хорошо. Идите, Торелли! Я еще подумаю, что можно сделать.
На верфи в этот день работали, как обычно. Венды народ шальной, но отходчивый, и к обеду все уже весело смеялись, вспоминая утреннюю свалку.
А помнишь, помнишь! Он как в ногу мою вцепится зубами!
Помню, конечно! Я-то лбом приложился, аж в голове зазвенело. И ты орешь во все горло: «Упырь!» Чуть штаны не обмочил!
Да ври! Не было на тебе штанов!
Все радостно заржали. Так и шло: кто-нибудь вспоминал эпизод, и все катались со смеху. Никто не упоминал приход однорукого, словно про него все забыли. Все, но только не Фарлан! Он уже несколько раз порывался спросить Щуку о разговоре с Ларсеном, но каждый раз выходило не с руки. Наконец, получив в свою миску порцию каши, он выцепил глазами жующего Аргуна и подсел к нему.
Каша сегодня хороша!
Фарлан отправил в рот первую ложку, а Щука, отложив свою миску, враз посерьезнел:
Спросить хочешь чего? Спрашивай!
Черный тоже отставил миску:
Так сразу значит? Хорошо! Что ты ему ответил?
Аргун ухмыльнулся в усы:
Чего однорукий хотел, не спрашиваешь вижу, знаешь.
Фарлан продолжил жечь старшого взглядом:
Так что?
Я же тебе как-то уже говорил, венды своих не бросают. Щука опять взялся за миску. Общество так решило! Аргун принялся за кашу, но через мгновение хмыкнул: Толи наши тебя с мальцом за своих приняли, толи на руголандцев сильно злобятся как хочешь, так и понимай!
Фарлан помолчал, затем внимательно, словно стараясь запомнить, посмотрел на бородатое лицо Аргуна и встал.
Спасибо. Когда бы ни довелось мне вернуть вам долг, завтра или через десять лет, я всегда буду помнить!
Дури подошел к дверям дома главы совета города Винсби. Два здоровенных мужика в полосатых желто-бордовых камзолах развели тяжелые алебарды. Створки огромных дверей, как по команде, распахнулись, и мажордом палаццо Ганьери пригласил гостя зайти. Сказать, что Дури был потрясен, это ничего не сказать одни только двери в два человеческих роста высотой, покрытые потрясающей резьбой, он мог бы рассматривать часами. До сегодняшнего дня Однорукий не раз бывал в Винсби, и даже внутри городских стен, но видеть скрытые высокими заборами дома знати ему не доводилось. Дури хотелось остановиться, потрогать все эти прекрасные вещи руками, постоять у колонн или рассмотреть рисунок на полу, но если кому-нибудь пришла бы в голову мысль, что его интересует тончайшая резьба или искусная живопись, то только человеку, совсем не знающему Дури Однорукого. Дури был фантазером, и фантазии его были особого толка! Он мог бы подолгу стоять перед всем эти великолепием и представлять, в какую часть хольма он поставит вон ту колонну или поместились бы в сарай эти огромные двери. Или, например, как будет ржать Гонди Косоглазый, если ему подарить вон ту картину с сисястыми бабами. Такие вот мысли роились в голове у Однорукого, следующего за мажордомом. Приглашение на ужин от Ганьери его не удивило: он знал, что город постарается избежать кровопролития на своей территории, и Дури уже принял решение они встретят вендов на берегу. Рано или поздно ремонт закончится, и купец выведет галеру в море. Вот тогда все и решится! Конечно, он сначала поломается, согласится не сразу а вдруг удастся что-нибудь выжать из этих толстозадых сквалыг?