Песнь Сорокопута. Ренессанс - Фрэнсис Кель 10 стр.


 Да, я много думал об этом,  проговорил я,  и решил, что

Что в гробу я видел этих наставников.

 Гедеон хочет быть твоим наставником,  прервал меня отец.

Ха! И ещё раз ха!

Гедеон в гробу меня видел, вот это уж сто процентов, без вариантов. Такое чувство, что отец живёт в своём собственном мире, где в семье царит любовь и гармония, а мы с Гедеоном живём душа в душу, как истинные братья.

 Не думаю, что Гедеон этого хочет,  неуверенно сказал я.

 Я слышал, что Оскар хотел быть твоим наставником. Он с тобой уже об этом поговорил?

Поговорил, а затем увёз в Запретные земли и бросил там.

 Да, он спрашивал,  начал было я.

Отец оторвался от документов и внимательно посмотрел на меня.

 Но я не хочу, чтобы Оскар был моим наставником.

 Интересно,  протянул он.  Ни брат, ни Оскар. Так кого ты хочешь в качестве наставника? Выбрал другого претендента?

Я взял себя в руки и посмотрел отцу в глаза. До этого я малодушно избегал его взгляда, уставившись на ковёр. Мне очень хотелось увидеть его реакцию.

 Да, выбрал.

Вообще не выбрал, даже думать об этом не смел. Какие тут наставники, когда совсем недавно я узнал о том, что всё кругом обман.

 И кто это?

Отец нетерпеливо барабанил пальцами по столу.

 Люмьер Уолдин.

Надеюсь, он не успел выбрать себе другого первокурсника.

Отец удивлённо посмотрел на меня, повторил: «Люмьер Уолдин?»  словно пробовал имя на вкус.

Я ждал его вердикта.

 Хорошо,  произнёс он, словно сам был изумлён моим выбором, но в конце концов остался доволен.

Просто камень с души. Ещё бы Люмьер знал об этом.

 Ты спросил его? Или это он тебе предложил?

Я чуть было не ответил «да» на два противоположных вопроса.

 Я, то есть он,  торопливо выпалил и прикусил губу, чтобы не ляпнуть что-то ещё. Помедлив, снова ответил:  Точнее, это был я. Спросил его, может ли он быть моим наставником. Так всё и было.

«Господи,  пронеслось в моей голове,  помолчи, ни слова больше». Я самолично рыл себе яму.

 Люмьер достойный выбор,  ответил отец спустя минуту.

 Я хотел сказать вам кое-что ещё,  набравшись храбрости, произнёс я.

 Да?

Я поднялся, надеясь, что, если буду крепко стоять на ногах, моя тирада прозвучит убедительнее.

 Скэриэл мой друг, нравится вам это или нет. Я буду с ним дружить, потому что он хороший человек. Он не совершал ничего плохого. Если родиться полукровкой это ошибка, то я жалею, что родился чистокровным,  враждебно выпалил я.

VI

Отец выглядел так, словно его огрели чем-то тяжёлым по голове.

Удивление сменилось замешательством, я впервые видел его в таком состоянии. Он глубоко вздохнул и быстро взял себя в руки. Теперь отец смотрел сурово, я бы даже сказал, с подозрением, как будто не верил, что эти слова были произнесены мной.

 Жалеешь, что родился чистокровным?  с расстановкой повторил он и смерил меня убийственным взглядом.

Тело покрылось холодным липким потом, ноги задрожали, ещё чуть-чуть, и подкосились бы. От былой уверенности не осталось и следа. Я сжал руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Его разочарованию не было предела. Не отрывая взгляда, отец медленно поднялся. Мне хотелось отвести глаза, спрятаться, забиться куда-нибудь и переждать бурю, но я заставлял себя, требовал: «Смотри ему прямо в глаза, покажи, что ты уверен в своих словах, даже если внутри ты весь содрогаешься от страха».

Когда внушительная фигура появилась напротив, ко мне пришло пугающее осознание. Отец никогда не согласится с моим мнением, никогда не примет Скэриэла и не вернёт Кевина. Я так и останусь для него чужаком, посягнувшим на всё святое в этой семье и попытавшимся оспорить его авторитет. Я шёл по лезвию ножа, рискуя всем.

 Ты никогда не голодал, Готье,  его голос звучал строго,  у тебя были дорогие игрушки в детстве, ты учишься в лучшем заведении, тебя окружают люди из высшего общества, ты получаешь всё, чего захочешь,  он давил каждым «ты», «тебе» так, что становилось невыносимо слушать,  любой каприз, любое пожелание Я позволял тебе так много.  Отец весь клокотал от гнева. Мне стало нечем дышать, будто резкими словами он бил под дых.  Видимо, я позволял тебе слишком много и тем самым избаловал. Ты не ценишь ничего из того, что у тебя есть. Этот полукровка,  отец смотрел с презрением,  он хитрый оборванец, вцепился в тебя клешнями и пользуется, а ты,  он свирепо указал на меня пальцем,  не замечаешь этого. У тебя нет жизненного опыта, и ты доверяешь, подумать только, кому? Полукровкам? Ещё скажи, что жалеешь низших!  крикнул он напоследок, отчего я вздрогнул.

Я сдался и отвёл взгляд. Меня трясло. Он был прав, и в то же время я отказывался принимать это. Отец развернулся и подошёл к окну. Я был рад, что он больше не смотрел на меня, не сверлил уничижительным взглядом.

Мы долго молчали. Я слышал весёлые крики Габи с улицы; кажется, она собирала букет из опавших листьев. Но её голос был настолько далёк, словно доносился из другого мира. Я уже было решил, что отец возненавидел меня, что не желает даже закончить разговор должным образом. Но тут он снова громко вздохнул. Это был тяжёлый, полный печали вздох.

 Твои слова больно ранили меня. «Жалею, что родился чистокровным». Что бы сказала мама?  задумчиво произнёс отец.  Ты хотел бы родиться в другой семье? В семье полукровок? Тебе здесь плохо? Поэтому ты попытался сбежать?

Он знал о неудавшемся побеге, но ничего до этого мне не говорил. Я закусил губу, не зная, что ответить. Казалось, силы меня оставили, а голос потерян. Я просто мечтал как можно скорее покинуть кабинет.

 Что я делаю не так? Ты хочешь, чтобы я относился к полукровкам как к равным. Ты хочешь дать им наши права. Давай поселим каждого полукровку в центре. Через неделю всё будет изгажено, испорчено, осквернено.  Отец снова начал заводиться, но остановил себя. Чуть помолчав, он продолжил спокойным голосом:  Этот мир не просто так создал нас разными, Готье. Почему одним дана свыше тёмная материя, а другим нет? Не задумывался об этом? Так было предопределено. Одни хороши в управлении, другие в исполнении обязанностей, а третьи не способны ни на что. Посади кухарку руководить страной и не выйдет ничего хорошего. Каждому своё место.  Помедлив, отец тихо добавил:  Со временем ты поймёшь.

Я молчал, сдерживая слёзы. Совсем не хотелось плакать при нём, как дитя.

 Готье, не совершай моих ошибок. По молодости я тоже дружил с полукровками.  Я ошеломлённо воззрился на отца, но он смотрел в окно.  Это не дружба. Они используют тебя, прекрасно понимая, что ты владеешь тем, чего у них нет: власти, денег, связей. Отношения ради выгоды.

 Вы дружили?..  тихо переспросил я.

Он повернулся ко мне. Горькая улыбка коснулась его лица.

 Ты повторяешь мои ошибки. Тогда, будучи молодым и наивным, я разочаровался в дружбе. Не хочу, чтобы это произошло и с тобой.  Его голос смягчился. Казалось, что он жалеет о своих грубых словах.  Подойди.

Я неуверенно сделал пару шагов. Отец раскрыл руки, приглашая к себе. Наверное, я никогда не был так растерян, как сейчас.

Он сделал шаг навстречу и, обнимая, притянул меня к себе. Вблизи он казался ещё выше. Мужской парфюм, тот самый, что прочно ассоциировался у меня с отцом, сразу ударил в нос. Родной запах. Тот парфюм, который однажды давным-давно подарила ему мама. В глазах предательски защипало. Как бы я хотел сейчас обнять её и тоже вот так стоять, ощущая тепло нежных рук. Она бы поняла меня.

Отцовская ладонь мягко легла мне на макушку. Щекой я чувствовал ткань шерстяного пиджака.

 Как ты быстро вырос,  проговорил он тихо, с сожалением.  Я не хочу, чтобы полукровка обидел тебя.

Отец избегал его имени.

 Простите меня, пожалуйста, за тот раз,  внезапно начал я, не справляясь с нахлынувшими чувствами,  когда я воспользовался тёмной материей. Я не хотел.

 Я знаю.  Отец отпустил меня, и мы неловко встали рядом.

 Мне очень жаль. Правда. Я места себе не находил.  От переживаний я принялся щёлкать пальцами, но мигом себя остановил, понимая, как это раздражает.

 Да, Гедеон рассказывал.

 Гедеон?  Я поднял голову и посмотрел на отца.

 Он наблюдает за тобой и рассказывает о твоих делах.

Наблюдает? Рассказывает о моих делах? Гедеон? Слишком много вопросов, от которых голова кругом.

Я чувствовал, что отец смягчился, поэтому решил осторожно вернуться к исходной теме. Первая моя речь, сказанная на эмоциях, вышла никудышной. Теперь я решил пойти другим путём. Всё ещё было страшно с ним говорить, но то, как смущённо, с лёгкой долей неловкости он смотрел, придало сил. Значит, не мне одному тяжело давался этот разговор.

 Отец, я понимаю ваши опасения по поводу,  я решил, что будет разумно избегать имени Скэриэла,  моих друзей. Но я взрослею и хочу сам узнать, кто мне друг, а кто нет. Методом проб и ошибок.  Я молниеносно подбирал слова, вспоминая статью на тему отношений, которую прочитал час назад.  Я готов набивать шишки, но это будут мои шишки.  Выделив голосом «мои», я серьёзно продолжил:  Обещаю, что буду очень осторожен, и если что-то пойдёт не так, то сразу вам всё расскажу.

Назад Дальше