Ника Маслова
Мажор для оборванца
Глава 1. Дэн. Старший брат
Семья превыше всего. Гена мой младший брат, а значит, нельзя его убивать. Калечить тоже нельзя, даже если очень хочется взять за ноги, головой вниз перевернуть и потрясти хорошенько, потом всё обратно вернуть и проверить: он всё ещё хочет быть геем?
Да уж. Ну и денёк. Дембельнуться, вернуться домой и услышать от Крокодильчика, которому сопельки в детстве не раз подтирал:
Дэн, Даня, тут это Я это Ну это Квартира теперь только твоя. Я переехал. Я теперь с Костей живу. Давно уже.
Поначалу я думал, что мне послышалось. Переспросил. Потом хорошенько подумал и спросил ещё раз:
Костя это твоя девушка?
Это мужское имя, сказал мой брат-идиот, будто до этого я мог такого имени ни разу не слышать. А ведь мы с ним Константиновичи, он Геннадий, а я Даниил. Константиновичи мы с ним, Орловы.
Костя мой парень, вновь повторил Гена, хотя я его и в первый раз отлично расслышал.
И сколько ему?
Двадцать восемь, пунцово краснея, сказал Геннадий. Ты не думай, он хороший, очень хороший. Мой препод по нейропсихологии.
К такому меня жизнь не готовила. Ко многому готовила, а вот к этому нет.
«Семья превыше всего», часто повторяла наша мама. Когда ей, сорокапятилетней, представился случай устроить судьбу, удачно выскочив замуж и свалив из страны в капиталистически-социалистический рай, сделала это, почти не задумываясь. «Такие Хенрики Свенсоны на дороге, знаешь ли, не валяются. Или я еду к нему, или» твёрдо сказала она, и я с ней согласился. Пожелал ей от нас с Иркой и Крокодильчиком счастья.
Счастье она заслужила, горбом отработала, отпахала от зари до зари, подняв нас троих, после того как отец, благоухающий бухлом и приторно-сладкими духами, свалил в дальние дали. Второго варианта «или» пусть и кто-то звиздел, что она троих детей одних бросила я ей не желал. Не маленькие уже. Я тогда в институте на предпоследнем курсе учился и подрабатывал, Ирка уже отучилась, работала и по репетиторствам бегала, только наш Крокодильчик в школу ходил в выпускной класс. Вымахал чуть ли не выше меня ростом, раздался в плечах здоровый лбище. Может, именно потому из-за отъезда мамы у нас с ним проблем не возникло.
Уехав в Швецию, мама строила новую семью и помогала нашей, не забывала. Так что всё у нас складывалось зашибись. Вот до этой проклятущей минуты.
«Что бы ни произошло, нужно держаться друг друга, прощать друг друга, помогать друг другу, и благодарности за это не ждать», сотни раз говорила она. Никто не спорил мы так и старались жить. Отец свалил, мама уехала, и мы, оставшиеся, крепко держались друг друга. Но потом Ирка встретили Пингвина Жору Пенгина. Выскочила за него замуж, и в родительской квартире мы остались жить вместе с Генкой. Затем, после получения диплома, меня в армию загребли. Вроде бы ненадолго. Вроде бы Генка нормальный парень, студент, отличник, хотя по нему не скажешь, что такой уж ботан. Да и сколько времени-то прошло всего ничего! И тут такие мать твою перемены!
Приезжаю, а квартира пуста. Его вещей нет. Он за время моего отсутствия, оказывается, тоже замуж вышел и переехал.
Ага, замуж за мужика. За преподавателя своего. Двадцативосьмилетнего мудака, сломавшего Генин мозг настолько, чтобы он вот сейчас тут стоял, краснел, бледнел, бэкал да мэкал, но всерьёз утверждал, что открыл в себе гея, что жить не может без своего папика, и что гейский секс это в миллион раз лучше того, что у него было с Ленкой. И что жопу он своему уже подставлял.
Я как услышал, думал, на месте умру или убью. Пока я воздух хватал, Гена решил меня успокоить: сообщил, что в постели они меняются, что всё у них зашибись. И что он этого Костю по-настоящему любит. Что жизни без него не видит. Что у них такая любовь-морковь, что Ромео с Джульеттой бы обзавидовались.
Я смотрел, слушал его излияния, ел приготовленный им собственноручно борщ далеко всё зашло, ой, далеко и думал, а чего инфаркт-то задерживается? Сердце бухало в горле, желудок сжимался, а борщ всё равно шёл хорошо. Вкусный, я в жизни такого не ел, даже мама хуже готовила.
Ты и правда его сам сварил, или тебе кто помог? спросил я, когда Генка совсем нос повесил.
Он повеселел слегонца, потом улыбнулся солнечно, как только один он умеет.
Я сам! Меня Ирка ещё зимой научила.
И она знает? спросил я.
Генка насупился.
Ну а что? Знает, да. Она знает и не смотрит на меня так, как ты.
Я отложил ложку, чтобы случайно не запустить её ему прямо в лобешник.
А как я смотрю?
Словно я больной. Словно рак у меня или ещё что похуже.
Младший брат у меня только один. И сестра только одна. И мама но она далеко.
Я вдохнул-выдохнул, подошёл к окну. На подоконнике лежала пачка сигарет моя марка. Генка сто процентов купил, не знал, что я бросил. Хотел задобрить хоть как-то, борщ приготовил, про любовь-морковь уши прожужжал. И сидел сейчас несчастным нахохлившимся сычом.
Дико хотелось курить. Но я сдержался.
Для меня этот твой Костя как снег на голову, а сейчас уже почти лето. Ты прости, что насчёт него я не разделяю твоих восторгов. Мне с мыслью о том, что ты Я закусил губу. Нельзя малому этого говорить, нельзя оскорблять, иначе я его потеряю. В общем, ты стал совсем взрослым, а я этот момент как-то упустил. Мне переварить его надо.
Генка долго молчал, а я смотрел на черемуху под окном, как цветёт и пахнет.
Так ты меня не убьёшь?
Я сжал и разжал кулаки пару раз, растянул негнущиеся губы в оскале, повернулся к нему и раскрыл руки.
Иди-ка сюда.
Он послушался, и мы обнялись. Ну он и вымахал, меня почти что догнал. Худой только, плечи уже.
Так ты начал брат, а я ему сказал:
Мы семья. Я от тебя никогда не откажусь.
Если кого и следовало прибить с особой жестокостью, так это этого Костю.
Борщ ещё оставался в тарелке, когда Генка уже завёл разговор о том, что мне, наверное, нужно отдохнуть с дороги, помыться-побриться и всё такое.
Я лучше пойду. Не буду тебе мешать.
Моё «ты мне не мешаешь» и «как брат может мешать» он старательно не расслышал. Отводил взгляд в сторону, явно чувствовал себя в моей компании неудобно. Пришлось его отпустить, но лишь после того, как у меня в руках оказался адрес его «папика».
Гена писал его на бумажке, то и дело поглядывал на меня. Может, думал о том, что я под прикрытием ночи приду брать крепость с калашом и гранатой? Услышав это предположение, Генка долго смеялся. Но не слишком натурально, а как будто где-то в душе не верил в мои добрые намерения.
Умный парень. Их и не было, но не всё сразу. План следовало хорошенько обдумать до того, как что-нибудь затевать.
Первый пункт я уже знал: встретиться с Костей, посмотреть на него, на их «семейную» обстановку. Разведать всё, а уж потом определяться с фронтом работ.
Тянуть с этим нечего. Так что я напросился к ним в гости, можно сказать, сам себя к ним пригласил.
Я сначала у Кости спрошу, опешил от моей наглости Гена.
Н-да? Так ты там живёшь на правах квартиранта? Без разрешения даже брата не можешь к себе привести? А друзья к тебе туда уже приходили?
Он опустил взгляд, нахмурился.
Выстрел в туман попал прямо в цель. Никто к ним туда не ходил. Ну ещё бы. Станет преподаватель афишировать свою связь ещё и однополую со студентом.
Конечно, всё я могу! Мы приглашаем тебя в гости, только я сначала с Костей поговорю. Он много работает, у него занятия бывают и поздно вечером. Надо проверить, чтобы все были свободны, чтобы никого не напрягать. Гена нашёлся с ответом. Молодец.
Ну а я молодец в том, что, во-первых, добился поставленной цели, во-вторых, Гена не был уверен в согласии своего Кости, в общем.
Нельзя этого мудака даже про себя мудаком называть, это прямой путь к тому, чтобы начать противника недооценивать. Так что теперь он для меня только и исключительно Костя.
А чего ты с ним сразу не поговорил? спросил я. Знал же, что я захочу с ним познакомиться.
Брат пожал плечами, засмущался.
Решил, что ты после таких новостей видеть меня не захочешь.
Я потрепал его по волосам, пусть и Генке это не слишком понравилось.
Думал так легко отделаться от меня, брат? Нет, не выйдет. Мы семья. Помни об этом. Я твой старший брат. Ты с этим Костей сколько знаком? Меньше года. А мы с тобой знаем друг друга всю жизнь. Для меня ты намного важней, чем для него. И если кто-то будет говорить, что это не так плюнь ему в морду. Или ты считаешь иначе?
Генка стоял, хлопал ресницами, затем выдал «ага». На этом мы распрощались.
Смыв с тела армейскую пыль, разложив вещи по местам, три раза обойдя кругом квартиру заново к ней привыкая, я пришёл на кухню и присел у стола. Настало время всё толком обдумать. Выставил на стол бутылку белой, нарезал нехитрую закуску, долго сидел и сам себя мариновал. Затем убрал так и непочатую бутылку в холодильник и позвонил Ирке.