Уже начало светать, и я увидел кусок мини-футбольного поля, аккуратные клумбы и подстриженные деревья сада. Я вдруг представил в этом саду маму, гуляющую по дорожке. А на поле нас с отцом, играющих в футбол. Фантазия моя разыгралась настолько, что я на самом деле начал слышать звуки ударов по мячу и голос отца.
За этими грёзами меня и застала синьора Бароне. Она похвалила меня, что я проснулся сам, велела умываться и спускаться к завтраку. Никогда я ещё не умывался с таким удовольствием, потому что просто обалдевал от белоснежной сантехники, от вкусно пахнущего мыла, от пушистого махрового полотенца цвета фисташкового мороженого, которое всегда покупала тётя Изабелла. Я проторчал в ванной, наверное, час. Ну не час, конечно, но минут тридцать точно. Время там словно бы останавливалось. Я, пользуясь случаем, перенюхал все шампуни, стараясь запомнить каждый запах и его название. А ещё меня удивило, что мои вещи были выстираны и поглажены и уже лежали аккуратной стопкой на пуфике.
Умытый и счастливый, я спустился вниз. Проходя мимо гостиной, не удержался и ещё раз взглянул, на месте ли свёрток. Да, он лежал себе под ёлкой, покорно ожидая, когда с него сорвут обёртку и извлекут подарок.
Мы позавтракали. Синьора Бароне расспросила меня о том, что мне дарили на Рождество в разные годы, и поинтересовалась, что бы я хотел получить в этом. Я назвал бинокль и глобус, внимательно следя за её реакцией. Но няня то ли умела хорошо скрывать эмоции, то ли не знала о содержимом золотистой коробки, потому что согласилась, что глобус и бинокль это стандартные и вполне естественные мечты мальчиков. И добавила, что рано или поздно мальчики получают эти подарки, как и велосипеды и компьютеры. Велосипед, как ни странно, мне не хотелось иметь, а вот компьютер Из всего «Резерва» его не было только у меня, но я хотел его иметь просто из солидарности с другими пацанами. Я даже толком не знал, как им пользоваться. Но синьора Бароне произнесла свои слова с такой уверенностью, что у меня опять не осталось сомнений: и велосипед, и компьютер у меня обязательно появятся.
После завтрака мы с няней вернулись в гостиную.
Посмотри: под ёлкой есть кое-что для тебя, лукаво подмигнула она.
Сердце моё забилось быстрее, но я держался в рамках приличий: обошёл ёлку, сделал вид, что только сейчас заметил свёрток, вопросительно посмотрел на женщину.
Это тебе от Джанлуки и Софии, пояснила она, кивком показывая, что я могу взять подарок.
А разве можно распаковывать без синьора Менотти? уточнил я.
Синьор Менотти ещё спит и проснётся нескоро. Так что ждать его не будем. Уверена, он не рассердится, что ты открыл подарок без него.
Я всё не решался взять упаковку. Тысячи мыслей и фантазий вихрем закружились у меня в голове. Синьора Бароне терпеливо ждала, загадочно улыбаясь. Я присел перед подарком и погладил его лощёную бумагу. Вот он, этот самый сладостный момент в жизни предвкушение. Когда подарок ещё не открыт и ты не знаешь, что в нём, и хочется растянуть это счастливое неведение на много-много мучительно-сладких секунд. Но любопытство, смешанное с нетерпением и помноженное на количество предположений, не даёт медлить. Борясь с этими противоречивыми чувствами, ты и испытываешь то самое удовольствие необъяснимое и ничем другим не вызываемое.
Я медлил. Мне было немного неловко вскрывать подарок при синьоре Бароне, но я видел, что она ждёт, и было невежливо с моей стороны тянуть время.
Ты уже два года на него смотришь! раздался за моей спиной голос Джанлуки. У тебя стальные нервы, парень!
Я оглянулся. Синьор Менотти в спортивных трусах и серой майке, которая приятно подчёркивала его мускулистую фигуру, стоял, навалившись плечом на косяк. Казалось, он отправился на пробежку или решил сделать зарядку. Но, взглянув на его лицо, я понял, что ошибся в предположениях. Глаза у Джанлуки были красные от ночного загула и недосыпа, волосы на голове лежали в далеко не художественном беспорядке (его кудри были примяты на бок), а мужественная щетина, которая обычно придавала футболисту шарм, сейчас выглядела как обыкновенная растительность человека, не привыкшего ухаживать за собой. Короче, Джанлука очень походил на алкоголика.
Ну? он приподнял брови, а я, напуганный такой разительной переменой в нём, опустил глаза и принялся распаковывать подарок. Бумага была плотная, скользкая и неподатливая, да ещё скреплённая прочным клеем. В общем, мне пришлось попотеть, чтобы добраться до подарка. Джанлука с любопытством наблюдал за мной. Я, наконец, справился с обёрткой и обомлел: в прозрачной упаковке лежал футбольный мяч, раскрашенный в цвета клуба, где играл Менотти. Это был очень красивый мяч. В прозрачном пластике он напоминал корабль в бутылке изделие очень хрупкое и очень дорогое. У меня перехватило дыхание, потому что я понимал, насколько щедрый подарок сделала мне семья Менотти. Эти мячи выпустили ограниченным тиражом к юбилею клуба, и купить их в магазине мог себе позволить либо сумасшедший коллекционер, либо очень богатый человек. Джанлука, правда, не жаловался на недостаток денег, но дарить такую ценность незнакомому мальчишке было слишком даже для него.
Ну? он приподнял брови, а я, напуганный такой разительной переменой в нём, опустил глаза и принялся распаковывать подарок. Бумага была плотная, скользкая и неподатливая, да ещё скреплённая прочным клеем. В общем, мне пришлось попотеть, чтобы добраться до подарка. Джанлука с любопытством наблюдал за мной. Я, наконец, справился с обёрткой и обомлел: в прозрачной упаковке лежал футбольный мяч, раскрашенный в цвета клуба, где играл Менотти. Это был очень красивый мяч. В прозрачном пластике он напоминал корабль в бутылке изделие очень хрупкое и очень дорогое. У меня перехватило дыхание, потому что я понимал, насколько щедрый подарок сделала мне семья Менотти. Эти мячи выпустили ограниченным тиражом к юбилею клуба, и купить их в магазине мог себе позволить либо сумасшедший коллекционер, либо очень богатый человек. Джанлука, правда, не жаловался на недостаток денег, но дарить такую ценность незнакомому мальчишке было слишком даже для него.
Я прижал коробку к груди и посмотрел на футболиста. Наверное, моё лицо выражало безграничное счастье, потому что Джанлука улыбнулся широко и довольно.
Спасибо! выдохнул я и бросился в порыве к нему, но за секунду до объятий смутился и остановился: прилично ли?
С Рождеством, пострел! спас ситуацию Джанлука, притянув меня к себе. Я прижался к нему, ткнувшись носом в живот. Он рассмеялся, взлохматил мне волосы, показывая этим, что сеанс телячьих нежностей можно заканчивать.
Если хочешь, пойдём погоняем мяч во дворе, неожиданно предложил он.
Я вскинул на него глаза, обалдев от таких слов. Джанлука, видимо, неправильно истолковал мой взгляд, потому что поспешно добавил:
Не этот, конечно. У меня другой есть, который не жалко.
Пойдём, стараясь не сбиться на радостный крик, ответил я.
Тогда марш одеваться!
Я молнией взлетел по лестнице, ворвался в свою комнату так, словно опаздывал на самолёт. Положив подарок на кровать, чтобы в суете не повредить его, я наспех оделся и спустился вниз. Джанлука всё ещё ходил в трусах и майке. Увидев меня во всеоружии, он бросил: «Дай мне пять минут, ладно?» и ушёл в спальню.
Я прождал его полчаса. За это время я успел собрать и выбросить остатки обёрточной бумаги, попрощаться с синьорой Бароне, у которой закончилась рабочая смена, и даже посмотреть мультфильм по телевизору. Наконец, появился Джанлука. Он немного посвежел, причесался, переоделся в спортивный костюм. Мы вышли на улицу и направились к футбольному полю.
Джанлуке всё удавалось предательски легко: он запросто перехватывал у меня мяч, жонглировал им, оттесняя меня. Я пытался обыграть его, но все мои блоки и подкаты не приносили результатов. Менотти смеялся, иногда поддавался мне, позволял завладеть мячом, но пробить по воротам не давал: одно его касание и мяч улетал в кусты или на противоположный конец поля. Я без устали бегал за ним, возвращался, демонстрируя, как мне казалось, отличный дриблинг, пытался сходу засадить по воротам, но футболист пресекал все мои начинания на корню.
Несмотря на то, что я безбожно проигрывал, я был счастлив. Мне казалось, что я могу бегать по этому полю вечно. Однако мой партнёр по игре устал.
Всё, пострел, перерыв, он похлопал меня по плечу, утирая пот со лба рукавом.
Протестовать и капризничать было не в моём духе, но я очень жаждал продолжения, я просто не мог надышаться игрой, и поэтому робко спросил:
А как же серия пенальти?
Джанлука оценивающе оглядел меня и безапелляционно заявил:
Нет, всё. Три свистка.
Нельзя сказать, что я расстроился. Я был благодарен и за это. Вообще, чувство благодарности не покидало меня все эти десять дней, хотя Джанлука и София занимались мной мало. Львиную долю времени я проводил с синьорой Бароне. При всей кажущейся прекрасности положение моё, надо заметить, было весьма неопределённым, и это мучило меня. Мир, в котором я очутился на рождественских каникулах, изобиловал развлечениями всех сортов, искушал меня телевизором, дорогими игрушками, футбольным полем, лакомствами, игровыми приставками, посещениями цирка, кино и парка аттракционов, бассейном, большим садом, мягкой кроватью и сном до обеда. С одной стороны, я понимал, что всего этого уже через неделю у меня не будет, и потому со свойственной детям ревностью желал наиграться, насмотреться мультиков, наесться мороженого и шоколада впрок. С другой стороны, я боялся, что моё потребительское поведение может чем-то обидеть чету Менотти и разрушить пусть и вынужденную, но всё более обрастающую тёплыми чувствами дружбу. И борьба этих двух чувств отравляла мне жизнь. Я готов был разреветься от досады, что впервые в жизни могу налопаться мороженного до отвала, но вынужден отказываться от него, чтобы не прослыть обжорой. В общем, нелегко мне дались эти десять дней. Но труднее всего далась новогодняя ночь.