На следующий день Карло толкнул меня, когда мы уходили с общей тренировки. Я упал и разбил колено. Пока я ходил в процедурный кабинет, чтобы мне оказали помощь, Ведзотти пробрался в мою комнату и выкинул в окно все мои школьные тетрадки. Мало того, что они разлетелись кто куда, так ещё две из них угодили прямо в лужу. Напомню, что тогда я ходил в начальную школу, и нам ставили отметки не только за ошибки, но и за аккуратность ведения тетрадей. Писал я неразборчиво и с помарками, и учительница ругала меня за любую небрежность. И тут бы я ей принёс тетради, насквозь пропитавшиеся уличной грязью! Я даже представить боялся, что она со мной сделает за это. Глотая слёзы, я молча собрал свои безвозвратно испорченные тетради и направился к себе в комнату. В коридоре мне попался Деметрио.
Чего скуксился? усмехнулся он, преграждая дорогу. Двойки, что ли, отстирывал?
Нет, почти беззвучно ответил я, просто уронил
Сейчас мне не хотелось ни с кем говорить. Деметрио смерил меня насмешливым взглядом и пропустил. Я зашёл к себе, немного поплакал и решил, что надо придумать какой-то запор на двери, чтобы в моё отсутствие в комнату больше никто не совался. Я так расстроился из-за тетрадей, что даже на ужин не пошёл. Мне было страшно думать о завтрашнем дне, когда придётся показать нашей учительнице домашнее задание. Конечно, если бы у меня были родители, они бы купили мне новую тетрадь, и я бы переписал работу начисто. Но родителей у меня не было. У меня не было никого, кто мог бы купить мне новую тетрадь. Поэтому я внутренне готовился к завтрашнему нагоняю, придумывая оправдания, чтобы отвести от себя хоть часть удара.
Утром я самый последний уселся в автобус, отвозивший нас в школу, а из него вышел на ватных ногах, поднялся по ступеням крыльца и практически в бессознательном состоянии вошёл в класс. Каково же было моё удивление, когда учительница не разразилась проклятиями, глядя на мою испачканную тетрадь. Она даже улыбнулась мне:
Всякое бывает, не переживай.
Я был так ошарашен, что даже не спросил, почему она не ругает меня. Эта мысль не покидала меня весь урок, и на перемене я всё же решился подойти и выяснить причину такой нежданной милости.
Приходил мальчик из вашего «Резерва», охотно пояснила учительница. Его, кажется, Карло зовут. Он рассказал, что хотел пошутить и выхватил у тебя портфель. И тетради высыпались оттуда прямо в лужу. Ты теперь заведи новые тетради и в следующий раз застёгивай ранец.
У меня язык не повернулся сказать ей, что я не могу завести новые тетради. Я был так рад, что она не отругала меня, поэтому лишь согласно кивнул и ушёл на место, дабы избежать лишних вопросов.
Но чудеса на этом не закончились. Когда после школы мы снова садились в автобус, Карло подошёл ко мне и процедил, не скрывая ненависти:
Я попрошу родителей купить тебе новые тетради, если ты никому не скажешь, что я бросил твои в окно.
Не скажу, пообещал я.
Он скривился, толкнул меня в грудь и уселся на своё место. Я был поражён происходящему. Какая крёстная фея спустилась на землю, чтобы защитить меня от Ведзотти? Вечером я получил разгадку. Я вышел на стадион, чтобы немного погонять мяч. В самый разгар тренировки кто-то окликнул меня. Я обернулся: у кромки поля стоял Деметрио в спортивной форме.
Можно с тобой? спросил он, склонив голову. Я в воротах постою.
Можно, растерялся я.
Он улыбнулся, встал на ворота, и мы начали тренироваться вдвоём. Каждый получал от футбола то, что ему было нужно. Я учился забивать, Деметрио учился ловить. С ним было веселее, чем с дедушкой Тони. Мы забавлялись, награждали друг друга смешными прозвищами, радовались удачам, подражая известным футболистам. А когда, уставшие и довольные, возвращались в корпус, Деметрио вдруг спросил:
Тебе попало от училки?
Нет, Карло ей всё рассказал.
Я знал, что он трус, усмехнулся вратарь. Если он снова будет тебя доставать, ты мне только намекни.
И он почти по-братски хлопнул меня по плечу. Тут-то я и понял, что никаких крёстных фей не существует, а существуют рослые мальчики с убедительными аргументами в виде крепких кулаков.
С тех пор мы стали тренироваться с Деметрио. Его неожиданная симпатия ко мне поначалу пугала, но потом я привык. Можно сказать, мы почти подружились. Почти потому что в обыденной жизни Деметрио со мной практически не общался. У него были свои друзья, с которыми он ходил в столовую и учился в одном классе. Иногда наш вратарь не удостаивал меня даже взгляда. Но всё менялось, как только мы вдвоём выходили на поле. Раза два или три в неделю с нами тренировался Джанфранко, иногда присоединялся кто-нибудь ещё, но чаще всего нас было двое. Остальным мальчикам, даже друзьям Деметрио, больше нравилось тратить свободное время на другие дела. А мы с вратарём увлечённо бегали по полю с мячом и считали это самым лучшим отдыхом. Несколько раз я видел, как Ведзотти наблюдает за нами в окно, и я боялся, что он опять сделает мне какую-нибудь гадость. Но со мной был Деметрио, и это останавливало нашего пакостника.
Так я продолжал свой нехитрый путь профессионального роста, помогая нашему вратарю набираться игрового опыта, и по дороге закреплял нашу с ним странную дружбу.
Между тем близилось Рождество. Школу распускали на десятидневные каникулы. Мальчики делились друг с другом, кто, как и где собирается провести этот праздник. В общем, они жили ожиданиями каникул. И я был уверен, что тётя приготовит мне какой-нибудь сюрприз на Рождество. Я, конечно, не рассчитывал на поход в кино или на концерт, но в душе надеялся, что она сводит меня на крытый каток. Я ни разу там не был, только слышал о нём от Джанфранко, и потому намеревался попросить в качестве подарка несколько кругов по льду. Я, конечно, адекватно оценивал ситуацию и понимал, что тётя на коньки не встанет ни за какие коврижки, разве что только после этого её возьмёт в жены техасский нефтяной магнат. Но я планировал уговорить её полчасика посидеть возле катка на скамейке. Мне казалось, что сподобить тётю Изабеллу на это мне вполне по силам. И я тоже жил ожиданиями.
Наступил канун Рождества. Пришкольная парковка, подобно ёлочному базару, наполнилась разноцветными и разнокалиберными машинами. Вокруг них кружили оживлённые родители, галдели братья-сёстры моих однокашников, а сами юные футболисты не скрывали радости от прощания с «Резервом», пусть даже всего на десять дней. А я прогуливался вдоль забора, высматривая тётин голубой «Фиат». Меня очень отвлекали гам и суета, царившие на парковке, но я старался не обращать внимания на чужое счастье, чтобы не прокараулить своё.
Когда совсем стемнело, синьора Корона, дежурившая в этот последний рабочий день, загнала меня в корпус. Я было попробовал сопротивляться, но она твёрдо пообещала, что даст мне знать о приезде тёти Изабеллы, даже если та явится за полночь. Я ушёл к себе в комнату, но с каждым часом, проведённым в ней, моя вера в то, что за мной приедут, становилась всё слабее. Я сидел на подоконнике, прижавшись лбом к холодному стеклу, глядел на дорогу, по которой то и дело проносились машины, и никак не мог найти ответ на вопрос, почему со мной это произошло. Я даже на ужин не спустился, а синьора Корона, которая наверняка кокетничала с нашим молодым дворником Андреа, сего не заметила. От этого мне стало ещё хуже, и я заплакал.
Пожалуй, впервые в жизни я молился богу не в церкви и не заученными молитвами. Я просил его прислать ко мне тётю Изабеллу и готов был на любую жертву ради этого есть в столовой всё, что дают, учиться на отлично, перестать грызть ногти. В общем-то, список моих недостатков кончился очень быстро, и я не мог придумать, что ещё принести на алтарь моего нехитрого счастья. Многими днями позже я узнал, что моя тётя наконец-то достигла своей цели, нашла какого-то достаточно обеспеченного парня и укатила с ним в Аргентину. А пока в этот самый кошмарный день в моей жизни я был уверен, что с тётей случилось что-то страшное, как и с моей мамой, иначе я просто не мог оправдать её поступок.
Не помню, сколько времени я провёл в этой спонтанной молитве. С подоконника я переместился на кровать и там плакал, уткнувшись в подушку, засыпал, просыпался, снова плакал и снова засыпал. Это была ужасная ночь. Я вдруг осознал, что теперь я один во всём мире, мне хотелось бежать куда глаза глядят, но я понимал, что всё равно нигде мне не скрыться от своего одиночества. Сиротство это как шрам. Легко получить и практически невозможно избавиться. Бог оставался глух к моим молитвам, и я просил бабушку забрать меня, в полубреду звал маму, пока, наконец, не заснул окончательно, обессиленный этими рыданиями.
5
Не знаю, кто услышал мои мольбы мама или бабушка, но только утром произошло настоящее чудо, мечтать о котором я и не мог. Я проснулся от того, что кто-то тронул меня за плечо. Едва разлепив опухшие после вчерашних слёз глаза, я обомлел: надо мной склонился Джанлука Менотти. Он, как всегда, улыбался, я же таращился на него, и у меня, наверное, был очень глупый вид, потому что Джанлука рассмеялся и произнёс:
Вставай, пострел, и быстрей одевайся: нам надо всё успеть до двенадцати.
После этого он подмигнул мне и вышел из комнаты.
С минуту я лежал, соображая, приснилось мне это или нет. Голос Джанлуки всё ещё звучал у меня в ушах, но в комнате я был один. Постепенно отойдя ото сна, я понял, что мне дан шанс и, если я сейчас не оденусь и не догоню футболиста, он уйдёт навсегда. И тогда моя и без того горькая судьба покроется вечным мраком. Фантазия ясно нарисовала мне Джанлуку, медленно удаляющегося от моей комнаты под детскую считалочку «Раз-два я шагаю, три-четыре убегаю». Я резво вскочил и, кое-как попадая ногами в штанины, а руками в рукава, оделся. Умываться я не стал: дорога́ была каждая секунда. Вылетев из комнаты, я понёсся по коридору, сбежал по лестнице и остановился как вкопанный: в холле Джанлуки не было. Только наш дворник Андреа стелил возле входных дверей вычищенный резиновый коврик. Подарок судьбы растаял как сон.