суля грядущий беспредел.
Лощинойсонной мчался «скорый»,
женой гордился машинист
Но превратился в крематорий
рейс в Адлер. И в Новосибирск
Облыжная программа «Время»
врала на голубом глазу.
Народ, кипя от возмущенья,
в очередях мутил бузу,
не избегая рукопашной
Прозрела Ванга: «Дело швах!»
Съезд депутатов рвал тельняшки:
«Кто виноват?! Что делать?! Вах!..»
А Новодворской суеверной,
как Вере Павловне был сон
о том, что маленькая Вера
штурмует топлес «Белый дом».
Сон оказался вещим, в руку.
Жаль, не в чести у нас волхвы.
Дурной пример другим наука.
А мы опять пошли
на «вы».
В реформах обманулись массы.
Поняв: на шару не нальют,
чтя диалектику по Марксу,
они решили наших бьют!
Ученьем верным и всесильным
вооружившись до зубов,
народ богатырём былинным
сотряс державу до основ.
Недолго музыка играла
и Ростропович отжигал.
Страна по лезвию бежала,
зайчонком в свете ярких фар,
тащилась от лихих вестей
и непристойных предложений
Тут и полезли из щелей,
как бесы, выскользнув из тени,
авантюристы всех мастей:
плуты, юристы-самозванцы,
целители прокисших щей,
провидцы, прочие за сланцы.
Весь мусор подняла со дна
перебродившая эпоха
Ох, трудно не сойти с ума,
узрев на троне скомороха.
Властитель слабый и лукавый,
плешивый щёголь, балабол
такое учудил с державой,
что мы икаем до сих пор.
Харизма обернулась тризной
разгромом, бойней номер пять.
Чтобы рассказыватьо жизни,
не надо Ленина читать.
Всё началось издалека
Однажды пешка, рвавшись в дамки,
толкнула речь с броневика
и свергла старые порядки.
Ничто не вечно под луной.
История на шутки падка
и всем устроил геморрой
отступник, постояв на танке.
Спёр шапку Мономаха Хам
на публику пахнуло жутью,
когда он обернулся к нам
своею евразийской сутью.
Прервался путьзаре навстречу. Титанам
утерев носы, Гэкачепэ сменив на вече,
чужой Атлант расправил плечи. А следом,
хаоса предтечей, брели соломенные псы.
АЗ ВОЗДАМ
Не покоряетсяпространство,
не поворотишь реки вспять
Улисс, устав от долгих странствий,
рискнул по-новой открывать
маршрут галопом по Европам.
Но там холодный ждал приём.
На смену верным Пенелопам
пришли блондинки за углом.
Мавроди, корифей обмана,
партнёров выдоил до дна.
Моргнула пиковая дама,
остался Герман без ума.
Заворожили краснобаи,
твердя, как в сказке: «Крекс, фекс, пекс».
И смылись. Поздравляю, Шарик!
Плохая новость, ты балбес!
Что толку спрашивать у пыли
о том, что объяснить нельзя?
Нить Ариадны мы пропили
и протютюкали зазря.
Евросоюз мечтой остался,
забористой, как спирт «Рояль».
Из грязи князем сел на царство
Бориска, самозваный царь.
Народ ему почти поверил!
А он, пропивший стыд и Крым,
был Е. Б. Н. и пустомеля.
Не Пётр.
И не Дэн Сяопин.
Профессию сменив, солист,
так зажигал, что чуть не помер,
когда отплясывал на «бис»
в анналы угодивший номер.
Не прав он был, да и не дюж.
«Блицкриг» в Чечне живии помни!
Вот тут и появился Скрудж,
не настоящий, но полковник.
И накатило пробужденье,
тоскливое, как звуки «му-у»
Найти утраченное время
не удавалось никому.
При деформации системы
порой полезен доктор Зло
с бригадой ушлых Оушенов.
Жаль, что Остапа понесло.
И закрутились сериалы
в республике кривых зеркал
Не интересно это, право,
тому, кто Маркеса читал,
кому Камю не посторонний
и Сартр с бытием не Брут
Когда субстанция не тонет,
ей имя розы не дадут.
Продавшие ум, честь и совесть,
удачный провели гешефт.
Печальная, однако, повесть
повторный дежа вю эффект.
Краплёной оказалась карта,
хотя и основной закон.
Блокбастер «Осень патриарха»
сменил осенний марафон.
Как салютуют космонавты
смотреть эстетам стрёмно. Но!
Давно известно: мир театр.
У каждого своё кино.
И то, что либералам плохо, для верноподданных
бальзам. Всё зрит всевидящее око. Всем лжёт
прекрасное далёко. Не обнуляется эпоха.
Она и скажет: «Аз воздам».
О, СЧАСТЛИВЧИКИ!
Что наша жизнь? кинематограф.
Соцреализм соц-арт поп-арт
Напрасно рисковал фотограф,
пытаясь сделать «блоу-ап».
Следов не оставляют тени
забытых предков. И, увы,
никто не воскресит мгновений
бегущей по волнам судьбы.
О, тот счастливчик, кто уверен,
что сможет, заглянув за край
непостижимой Ойкумены,
потерянный увидеть рай.
О, yesterday! Мечты прекрасны.
Но долог путь по морю лжи,
и дурака валять опасно
над пропастью, но не во ржи.
В стране марксизма-пофигизма,
где, как в таинственномлесу,
блуждает призрак коммунизма,
адептам делая козу,
где Каин, что ни срок, на троне,
и травит души мелкий бес,
будь хоть архангелом в законе
не достучатьсядо небес!
Но вы, вождям не доверяя,
торили сами свой маршрут.
По эту сторонуот рая
такие парни не живут.
Среди затерянных в Сибири,
где чахнул просвещенья дух,
а в мороке зелёной мили
таился повелитель мух,
у Лукоморья на куличках,
в краю неведомых дорог,
вы, задубев от зуботычин,
не заблудились
видит бог!
В дни потрясений и затмений,
не отступаясь от лица,
его необщим выраженьем
вы отличались до конца.
В беде и в радости, и в горе,
не убегая с корабля,
вы верили в далёком море
всплывёт, как Белый кит, земля.
Не обижаясь на державу,
бездушную, как Командор,
вы вместе добывали славу,
беду делили и позор.
Как современники.
Достойно.
Без экивоков детворе
какое, милые, сегодня
тысячелетье на дворе?
О старом песни бесполезны. Неси свой крест
и не стенай, туда, где всем найдётся место.
Вы долго вглядывались в бездну. Она, всегда
играя честно, ответит тем же. Так и знай.
ЭПИЛОГ
Кто там, гнезда кукушки выше
летит в безумный этот мир?
В стране глухих слепых не слышат,
Зеро не город, а пустырь.
Покрылся ржавчиной в отстое
трамвай желаний. Постарел
связной французский и уволен.
Степные волки не у дел.
Актёр, мотаясь по халтурам,
погиб, рискнув сыграть всерьёз.
Ах, уходящая натура,
ты сердце ангела
не трожь
Ковбой полуночный, поддавши,
вдруг звёздный выронил билет.
Взглянул на дом свой ангелпадший
и понял, что возврата нет.
Читая «Фауста» в вагоне,
он «Anno Domini» твердил,
когда состав на скользком склоне
в иную эру угодил.
Увы, совсем недолго длился
полёт во сне. А наяву
застряв в пути, остановился
наш поезд. Прочь, по одному,
не попрощавшись, по-английски
друзья уходят, рвётся нить
Вердикт «без права переписки»
кассацией не изменить.
Друзья «уходят за морошкой»
туда, где вечность и покой,
не приседая на дорожку,
в ответе только пред собой.
Они горели и не гасли,
платя долги имели честь.
Марласов Усатенко Басков
Ауу-у
Лишь тишина окрест.
Без слёз и боли слишком пресна
жизнь уникален артефакт.
Уже не соберутся вместе
твои товарищи, Ремарк.
Когда у сердца нет терпенья,
дотла сжигаются мосты.
Пропал охотник на оленей
Ах, были помыслы чисты
Особое имея мнение,
умолкнул сталкер неспроста.
И не случится воскресения,
пока Голгофа без креста
На вираже не оглянуться,
а игры в бисер не для всех.
Лишь остаётся, улыбнувшись,
принять провалы за успех.
Прощальную гастрольартиста
ИНОЙ оценит режиссёр.
Стрелять не надов пианиста,
ведь он не снайпер, а тапёр.
Жизнь, словно клавиши рояля,
за белой чёрная Сыграть
судьбу не просто, нот не зная.
Но мы сумели подобрать
мелодию на слух,
экспромтом
на лестнице, ведущей вниз,
исполнив на пределе, форте
свой, сердцем созданный, каприс;
играя на разрыв аорты;
хрипя, как Лола на бегу;
платя по гамбургскому счёту
у Чёрной речки на снегу
Познав эпохи шуми ярость,
её горчащеевино,
подняв на реях алый парус,
мы вместе с ним уйдём на дно.
Непредсказуемы финалы
в обетованных небесах,
выходит публика из зала,
доносит эхо голоса:
«Ни от кого мы не сбегали,
не обходили стороной,
мы просто были облаками»
И станем ими в день восьмой.
Мы залпом утоляли жажду.
Что жизнь? души лишь краткий сон.
А смерть всегда звонит однажды,
она надёжный почтальон.
Дыхнёт огнём из Преисподней
по графику, в урочный час
и апокалипсис сегодня
коснётся каждого из нас.
Пока цезуру держит агнец,
седьмую удалив печать,
нам бы субботу продержаться,
до воскресенья простоять.
Пусть пересмешники убиты,
не плачь, паяц, последний дюйм
терпи. Кингстоны приоткрыты,
вода вот-вот заполнит трюм
«Ты ни черта не видел, Дикки!
Запомни, как уходим мы!»
Восток алеет огнеликий,
летят, курлыча, журавли
Успеть бы в мартовские иды суд короток
без праздных слов, забыв нелепые обиды,
простив с усмешкою врагов, «Звонит сей колокол
над нами», с дыханьем лёгким прошептать
почти замершими губами и, томик Бунина
сжимая, из света в тень перелетая,
в аллеях тёмных заплутать