сквозь звуки маршей различал,
не каждый чуял пульс эпохи
и Асисяя ощущал.
Но вы искали человека
в стране уродов и людей
в проулках, заметённых снегом,
среди разбитых фонарей,
где до зари, терзая души, поёт гитарная
струна тремя аккордами, а в уши да так,
что не спасут беруши! о том, что SOS звучит
всё глуше, орёт магнитофон «Весна».
МАЯТНИК ФУКО
Когда у края Ойкумены
сжимало сердце от тоски,
спасали: водка под пельмени,
Высоцкий, Кукин и стихи.
Из всех искусств для вас важнейшим
являлась баня, а в кино:
пьянил до дрожи запах женщин,
тревожил принцип домино.
Полярный волк дубел от стужи,
но вы спешили на сеанс.
Что? Ася Клячина без мужа?
Так о влюблённых есть романс!
А кто в колдунью не влюбился,
тот ищет женщину в песках
Квартал китайский проклял Гиттес,
бульвар Французскийбыл в цветах.
По склону не ползла улитка,
попавший в клетку певчий дрозд
не пел без права на ошибку.
А был ли мальчик? зрел вопрос.
Проспал утиную охоту
ездок беспечный, не живёт
Алиса больше с идиотом
Но не безмолвствовал народ!
Что вам снега Килиманджаро?
Не раз через Полярный круг
шагал с бутылкою Стожаров
и нёс закуску Омельчук.
Консервы «Ряпушка в томате»,
хлеб, бочковые огурцы
Займёшь «пятёрку» до зарплаты
и наплевать на Лао-цзы!
Не докучал вам Папараццо
не самый смертный в жизни грех
простое бытовое пьянство
в кругу испытанных коллег.
За дело с толком брался Волков,
и бились пробки в потолок,
а книги классиков на полках
вдруг обретали новый толк.
Духовной жаждою томимым,
не так уж важно, где нальют
«Нам, татарчатам, всё едино»,
с усмешкой говорил Махмут.
Змеилась стружкой строганина.
Тая в глазах булгарский след,
Шамси потомок
Шамсутдинов пил водку,
как простой поэт.
Дымилась на столе картошка,
в аортах разгорался спирт.
В заиндевелое оконце,
напоминавшее триптих,
закатное алело солнце.
«Папаша» Гольд шаманил стих,
алтарь Иеронима Босха,
возможно, вспомнив в этот миг.
Редактор на таланты чуткий
Зашихин открывал Урал.
«И всё же, люди, вы рассудком
малы», Юхневич горевал.
Пирушки длились до рассвета,
вскипая от запретных тем
На стенке в рамочке портретной
о чём-то думал «папа Хэм».
В торосы громоздились льдины.
Но дух не признаёт преград,
и мимо Мекки пилигримы
брели, глазами на закат.
Их иллюзорная дорога
звала в неидеальный мир
В себя не веря, верить в бога
бесплодно, направляясь в Рим.
Под лозунг «Всё для человека!» жилось смешно,
но нелегко. Куда-то шла Эдита Пьеха
Печати не снимал Эль Греко. Не там ты был,
Умберто Эко, качая маятник Фуко.
ОКНО ВО ДВОР
Из тени в светперелетая,
на мёртвый наплевав сезон,
вы, рубежей не замечая,
пересекали Рубикон.
Не зная брода, лезли в воду,
тонули, выбившись из сил
И выходили из народа.
Он оставался там, где был:
там в Чевенгуре пас баранов
затерянный в пустыне джан,
и в Ювенильном котловане
река бурлила Потудань,
косноязычные калеки
покорно плыли по судьбе
К чему бесплодно спорить с веком,
который явно не в себе?
Быть сокровенным человечком
естественно в таких краях,
где бодро бегают на месте
в чужих глубоких колеях.
Привыкшим от рожденья ползать,
стезя иная не дана
стезя иная не дана
ужей пугает до невроза
чудного Друда взмах крыла.
Как ни старались Ариэли
взлететь, паря над суетой,
но трели хитрых менестрелей
вели не в небо, а в застой,
подобно дудке крысолова.
Хиль троло-ляля напевал,
в краю магнолий пахло морем,
в эфире ландыш расцветал,
пел Ободзинский голосистый
о нескончаемой весне
Глушили голоса связисты
на вольной вражескойволне
Ещё о музыкальном ринге
никто не ведал.
Термин «swing»
переводился по старинке.
Не доносился шелест wings.
В пустыне глас: «Камо грядеши?»,
когда, отгородив страну,
опущен занавес железный.
Но слушал Нестеров волну!
Поймав аккорды «Роллинг Стоунз»,
совковый он презрел «винил»,
и забугорные альбомы
за «Кругозорами» хранил.
Аккорды Хендрикса с битлами
взрывали хлеще, чем пластид,
мозги, закисшие в тумане
идейных догм и парадигм,
где угнетён надстройкой базис
и коммунизма ждёт ступень
ТАМ дивный мирWarner Brothers.
ЗДЕСЬ дольше века длится день.
Куда опасней санкюлотов
свободомыслия соблазн.
Чуть приоткрытое в Европу
окно туда пускало газ.
А в направлении обратном
иной струился аромат
французских женщин лейтенанты
пьянили брютом о, Монмартр!
Манила, словно «Камасутра», жизнь за хребтом
далёких гор Но горы отделяла тундра.
Безумны мартовские утра и хочется орать
«Полундра!», когда глядишь в окно на двор.
ЭПОХА ПЕРЕМЕН
Сквозь рамы холодом тянуло
ТАМ Хамфри Богарт пил «Мартель»,
летела золотая пуля
и точно попадала в цель.
ЗДЕСЬ до 16-ти и старше
дарило шансы «Спортлото»,
в планшеты заправлялись карты,
в Свердловске строилось метро
Сближало хоровоепенье
в строю, на совесть, не за страх.
Зачем иметь свободу мненья,
когда разруха в головах?
Страна спокойно засыпала,
внимая заявленьям ТАСС
Но разбудила Мишу Рая.
Он захотел признанья масс.
И, сдуру бросив лозунг дерзкий,
турусы начал разводить.
А те в России неуместны,
в ней лихо лучше не будить.
Когда, как адский гриб, над миром
звезда Чернобыля взошла
пахнуло горечью полыни,
эпоха поползла по швам.
«Нахимов» погружался в бездну,
напрасно посылая SOS.
Повестки судьбоносных съездов
ласкали слух партийных бонз.
Их, словно отроков Вселенной,
манило плановгромадьё,
хотелось бодро, с ускореньем
реформы начать
Е-моё!
«Расширить процесс и углубить»,
с трибун звучало, как псалмы.
Свобода сладкимсловом губит
не очень крепкие умы.
Недаром завещал Конфуций
не жить в эпоху перемен.
Заполучили вольнодумцы
секс, ложьи видео взамен.
Хотя и поначалу мирно
при понимании сторон
шёл процесс Обломал малину
клинически «сухой закон»!
Ещё бежал за коммунизмом,
задрав штаны, народ. Но сник,
поняв, что трезвость норму жизни
придумал явно полный псих.
А кто не псих?! Рубили рьяно
лозу. Но не изюма фунт
бессмысленный и беспощадный,
в России протрезвевшей, бунт
Поправ покой кремлёвских мумий,
Руст прошмыгнул на рандеву.
Всё ПВО обгадил всуе
какой-то шваб!
Придурок!.. Тьфу!
Протухла с головы система.
В народахдружных зрел конфликт.
По мифам, как серпом по венам,
махнул погромом Сумгаит!
Страну трясло, как наркомана.
Спитак шатался, Ош зверел.
«Груз 200» прилетал с Афгана,
суля грядущий беспредел.