После моего визита к генералу мы стали получать информацию напрямую, объединяли ее с информацией, поступающей от глав регионов. Мы ежедневно готовили обширные справки, которые передавали Филонову и президенту. Картина получалась на удивление радужная: везде ожидались прекрасные результаты референдума и выборов.
Декабрь стремительно приблизился, начал отсчет своих ненастных дней, наполненных снегопадом и вьюгой. Впрочем, я мало зависел от погоды: ранним утром садился в ожидавшую меня «Волгу», потом выходил из нее возле первого корпуса в Кремле. А поздно вечером проделывал все в обратном порядке. Порой днем отправлялся по делам в какие-то организации, в тот же Институт государства и права. Но и в этом случае мое пребывание вне стен кабинетов было минимальным.
Двенадцатое декабря надвинулось на нас, окружило ворохом новых забот. Текущие сводки по явке со всех уголков страны, результаты опросов проголосовавших вот что занимало меня и мою группу. Ничто не вызывало опасений, но Филонов с крайне озабоченным видом изучал данные, потом отправлялся с докладом к президенту.
Ближе к вечеру мы перебрались в зал для приемов Кремлевского дворца съездов, который превратился в центр подведения итогов референдума и выборов. Уйма народу наполняла огромное пространство зала важные чиновники, известные политики, государственные деятели стояли или сидели группами. Жириновский, сопровождаемый большой свитой, неспешно ходил кругами. Я наблюдал за ним с иронией клоун, который строит из себя невесть что, примитивный демагог, который не может рассчитывать на серьезную поддержку населения. Президент появился ненадолго и вновь удалился к себе в первый корпус.
Настроение у всех было праздничное. Когда начали передавать первые данные с Дальнего Востока, мы подумали, что это ошибка, Либерально-демократическая партия лидировала. Но вскоре пошли сведения из Приморья, Восточной Сибири, и там тоже партия Жириновского брала верх, заметно обогнав «Демократический выбор России» Гайдара.
Жириновский ликовал его партия побеждала. Народ купился на дешевые посулы. «Каждой женщине по мужику, каждому мужику по бутылке водки». Примитив! И глупость! Что будет делать мужчина с женщиной после целой бутылки водки? А референдум со скрипом, на минимуме дал нужный результат принятие новой Конституции. Совсем не то, на что мы рассчитывали.
Какова же цена тех данных, которые посылали главы регионов и управления Министерства безопасности? Великая досада сжимала мое нутро. Врали. Подтасовывали результаты. Всех бы уволил. Немедленно. Всех до единого.
Когда я сказал об этом Филонову, он грустно усмехнулся:
Всех не надо. А многих стоило бы. Но это нелегко будет сделать.
Я не стал у него спрашивать почему. Прекрасно понимал ой как непросто президенту с регионами, когда Кремль мало что может дать им, когда экономика все еще в разрухе, когда не хватает тех, на кого можно всерьез опереться. И потому президент не спешил карать ответственных чиновников за пределами Москвы. Лишь в крайних случаях летели их головы. Таковы были тогдашние реалии.
Новая жизнь
Страна стала жить по новой Конституции. Вновь, как в царские времена, обзавелась Государственной думой, а в придачу и Советом Федерации, куда, кстати, по итогам выборов смогло войти немало достойных людей. Президент получил огромные полномочия, не без участия Конституционного совещания. А в остальном ничего не изменилось. Все те же проблемы донимали страну с экономикой, с преступностью, с неустроенностью жизни многих и многих. Впрочем, еще звучали высказывания о том, что удалось разрешить конституционный кризис. Но я понимал это только слова. Противоречия остались, их лишь загнали внутрь.
Сбросив тяжелый груз референдума, я почувствовал себя куда свободнее. Едва покончил с накопившимися делами, отправился к Насте. Она по-прежнему была немногословна, сумрачна, и все-таки я уговорил ее сходить пообедать в ресторан. Мы отправились в сторону Старого Арбата. Мороз был небольшой, и небо висело над нами светлое, хотя солнце пряталось за высокой пеленой облаков.
Как Василий? спросил я.
Нормально, выдохнула она.
Что нормально? Как у него учеба? Привык к школе?
Да. Хотя учительница жалуется, что он частенько не может высидеть до конца урока, вскакивает. Читать научился. По слогам.
Разговор мы продолжили в ресторане, после того как сделали заказ.
Как Василий? спросил я.
Нормально, выдохнула она.
Что нормально? Как у него учеба? Привык к школе?
Да. Хотя учительница жалуется, что он частенько не может высидеть до конца урока, вскакивает. Читать научился. По слогам.
Разговор мы продолжили в ресторане, после того как сделали заказ.
Уже вторую неделю живем по новой Конституции, с лукавой улыбкой изрек я, а ничего не изменилось. Такое ощущение, что и не было референдума.
Настя глянула на меня с удивлением.
А ты думал: приняли Конституцию, и сразу новая, совсем другая жизнь начнется?
Не думал. Конечно, не думал. Но через какое-то время хотелось бы увидеть перемены.
Будут. Юридические нормы приживаются медленно, нужно подождать. Передо мной была прежняя Настя, легкая, не придавленная грустными размышлениями. При этом есть опасность получить не тот результат, на который рассчитывали.
Так бывает? демонстративно удивился я.
Да. Лишь правоприменительная практика может показать, работают ли заложенные в законодательстве механизмы и как именно они работают. Увидев мое сомнение, она добавила: Конституция слишком сложный документ, чтобы заранее все оценить.
И все-таки я ей не поверил. Решил, что это какие-то юридические суеверия. А в законе что запишешь, то и будет.
Что-то ты можешь сказать уже сейчас? Про Конституцию.
Могу. Слишком много власти у президента.
Французский вариант, привычно пояснил я.
Да, ровным голосом произнесла Настя. Но мы не Франция. Можем получить совсем другой результат в будущем.
Я вяло усмехнулся что за недоверие к нашему президенту? Разумеется, у Ельцина есть недостатки, но он не станет переступать закон.
Борис Николаевич этого не допустит.
Борис Николаевич будет не всегда.
Еще есть Дума. Она в крайнем случае скажет свое слово.
Хотелось бы в это верить.
Еще мы говорили о выборах, о работе, о ситуации в экономике. Но я не спрашивал ее о семейных делах, об Эдуарде, я даже не знал, развелись они уже или нет. Я лишь думал, глядя на нее: «Хочу, чтобы она стала моей женой». Да, мне очень хотелось этого.
Когда мы прощались около института, где меня давно ожидала машина, я шутливо поинтересовался:
Не сердишься, что я тебя вытащил?
Она задумчиво улыбнулась:
Правильно сделал. А то я совсем закисла. Спасибо. Заглядывай.
Я заглянул через неделю, накануне Нового года. Спросил, где она будет встречать праздник.
Дома, сказала она.
А я, как всегда, вечером заскочу к Марине и Кириллу, а потом поеду в Переделкино к моему другу Мише Манцеву. Там будет вся наша писательская братия. Правда, я сейчас пишу только аналитические записки, всевозможные справки и официальные письма. Можно сказать, поэт канцелярской прозы. Но с писательским цехом связь продолжаю поддерживать. Яркая публика. И в общем, хорошая Помолчав несколько мгновений, добавил: Если хочешь, можешь поехать со мной.
С удовольствием бы поехала, мечтательно проговорила Настя. Но как же я брошу Васю?
Он будет спать.
Нет. Он всегда ждет наступления Нового года.
Могу заехать за тобой позже.
Не надо, мягко отказалась Настя.
То, что она не упомянула Эдуарда, порадовало меня. Хотя это была глупая радость.
Через три дня я осуществил намеченное: заехал к Марине и Кириллу, вручил им подарки, наскоро купленные в ГУМе, немного выпил, немного закусил, а потом отправился в Переделкино.
Все повторилось и возгласы: «Кремлевский затворник! Налейте ему! Налейте!», и захватанный стакан, который был экстренно наполнен, и совместные усилия по изничтожению вина и водки. Потом Лесин, Ваксберг, Ушаков выспрашивали у меня: «Старик, что сейчас пишешь?» «Исключительно деловые письма и аналитические записки», вновь бойко отвечал я. А они рассказывали про новые романы, повести, рассказы. И я по-прежнему ничуть не завидовал им.
Удивил меня Миша. На этот раз вопросов он не задавал, сидел, хмурый, в углу, будто все происходящее не касалось его. Я занял соседний стул, негромко спросил:
У тебя что-то произошло?
Нет, буркнул он.
Я оставил его в покое, а через какое-то время вновь сел рядом с ним.
Все-таки у тебя что-то стряслось. Может, я могу помочь?
Он долго молчал, потом неохотно произнес:
Я женился осенью.
Женился?! вырвалось у меня.
Да.
На ком?