«Выжить Отдать, получить, накормить»
Выжить Отдать, получить, накормить.
Сделать Успеть, дотерпеть, не сорваться.
Жизни вибрирует тонкая нить,
Бьется, как жилка на горле паяца.
Выжить, найти, не забыть, не предать
Не заклинанье, не просьба, не мантра.
Завтра все снова начнется опять.
Это всего лишь заданье на завтра.
Ксения Уварова
Родилась в 1982 году в Москве. Редактор радио «Культура», преподаватель французского языка.
«У Центрального дома культуры ВОС»
У Центрального дома культуры ВОС
горят цветные фонарики,
флажками завешен газетный киоск,
продают воздушные шарики.
Рядом кустов невиданных роз
красно-белые варианты
сажают волшебники страны Оз
для будущей Иоланты.
Под усталым серебряным веком
заиграет ее хрусталик,
окрасив в серый металлик
разговор с соседним отсеком.
А пока из открытых дверей
звонко доносится кличка,
весело лает Орфей,
вышла его Эвридичка.
Вдоль пустой березовой рощи,
по дорожкам раскопанным, длинным,
идут без оптической помощи,
но с близости чувством звериным.
«это, правда, грустно»
это, правда, грустно,
слишком плохо кончилось,
но могло же так не повезти
посмотреть в глаза убитого животного
к земному раю на полпути.
это было в праздник Курбан-байрам,
когда голос, ласковый, как закат,
сквозь окно обратился: Девушка-джан,
пропусти меня в левый ряд.
«Машинист на Площади Революции»
Машинист на Площади Революции
дольше держит вагон метро,
чтобы люди потрогали нос собаки и курицу,
простого рабочего золотое ружье.
Радость впитывает гранит,
отражает улыбки потертый металл,
пока над головой не раскрыли синий фильтр
и холодным теплый свет не стал.
Пассажиры довольные едут в поезде,
их увозящем в черный проем,
над которым по-прежнему обозначено действие,
единицей молот и серп нулем.
Ксения Савина
Поэт, верлибрист из Санкт-Петербурга. Религиовед, преподаватель-исследователь.
«Сизифов труд вершат»
Сизифов труд вершат
Дорожные службы
И зимой, и летом.
Все равно ни пройти
Ни проехать,
Не развеять душу.
Городскому извозу
Доверю свое тело,
Лишь бы летело,
Лишь бы к стеклу
Прислонившись виском,
Надышало себе
Теплоты.
В нашем Аиде бывает
Кончен рабочий день!
«В такие ночи надо»
В такие ночи надо
Обнимать любимых,
Но что мне делать,
Если они не любимы.
В такие минуты
Нужно кого-то прижать
И к кому-то прижаться.
Но время мое все равно
Ни с кем не разделить,
Не располовинить.
Однажды уйду, легка,
Как строка,
Ускользнувшая после сна.
Уйду, а этому дому оставлю
Слезы, и все они мне зачтутся.
«Пусть крутит в легких»
Пусть крутит в легких
Шальной воздух
Жить будет,
Кого безо всякой пощады душат.
Кто рвется жить будет,
Сквозь строй бед,
Через бед толчею
Пройдет лихо, без вреда
Для себя, без страха.
Потому что бедой,
Что крестильной водой,
Новорожденным
Был обмыт
И по жизни своей, будто по той воде,
Уверенно идет.
Проза
Михаил Бойко
Родился в 1979 году в Москве. Прозаик, литературный критик, философ, кандидат искусствоведения. Окончил физический факультет МГУ, проходил срочную службу в ВС РФ. Член Союза писателей Москвы. Автор десяти книг, в том числе двух монографий, шести критических сборников и двух сборников рассказов: «Аннигилингус» (2010) и «Вся правда о» (2020). Работал заместителем ответственного редактора «НГ-Ех libris» (20062012), последние годы занимается преподаванием.
Технопарк
Местная растительность была ему, по правде говоря, безразлична, потому что не обладала тем тонким, болезненным обаянием, какое таят в себе жалкие, чахлые деревца, с трудом растущие на городских окраинах.
Жорис-Карл ГюисмансВ конце 1990-х я работал курьером в маленькой московской фирме, оказывавшей юридические услуги. Поощрением за хорошую работу нам служили дальние командировки, и я с юношеским пылом их добивался. Мне еще не удалось повидать мир, и я страстно коллекционировал жизненные впечатления.
Технопарк
Местная растительность была ему, по правде говоря, безразлична, потому что не обладала тем тонким, болезненным обаянием, какое таят в себе жалкие, чахлые деревца, с трудом растущие на городских окраинах.
Жорис-Карл ГюисмансВ конце 1990-х я работал курьером в маленькой московской фирме, оказывавшей юридические услуги. Поощрением за хорошую работу нам служили дальние командировки, и я с юношеским пылом их добивался. Мне еще не удалось повидать мир, и я страстно коллекционировал жизненные впечатления.
Первой была командировка в Якутию, с которой я превосходно справился. Во второй раз меня отправили на завод под Питером (название завода в рассказе изменено). Нужно было заключить договор на поставку конвейерных лент. Это мне не удалось, и пришлось уволиться. Но вторая командировка самая примечательная драгоценность в моей коллекции.
У предлагаемой истории нет никакого философского или морального подтекста, только та незатейливая мысль, что даже «радклифианские» и «кафкианские» замки не могут соперничать по таинственности и мрачности с мегалитами советской техносферы. Странно, что ни одно из таких мест не увековечено в современных романах. Я могу это объяснить только нелюбопытством современных литераторов и, может быть, чувством вины, которое вызывали у них люди, продолжавшие в то время работать на умирающих предприятиях. Впрочем, индустриальных заповедников такого рода наверняка уже нет, они остались там, в далеких 1990-х годах.
* * *Перед тем как войти, я для приличия подвернул разорванный рукав демисезонной куртки. Дверь оглушительно хлопнула.
Извините! Я уперся в турникет. Есть здесь кто-нибудь?
Не дождался ответа, ударил костяшками пальцев по фанерной перегородке.
Стеклышко в окошке вахтера задребезжало противно и визгливо, как голос кляузника. Но голос действительно прозвучал.
Что вам? уже разборчивей переспросил вахтер, и стеклышко отъехало в сторону.
Из любопытства я попытался просунуть в окошко голову.
За перегородкой стоял седовласый мужчина в телогрейке канареечного цвета и омывающими движениями грел руки над самодельным калорифером. На запачканной бумаге поверх горизонтального стеллажа с прорезями для пропусков лежали куски черной пористой резины. Это были длинные мазкие ленты, похожие на обугленных угрей. Воняло старыми покрышками. Откуда-то сверху доносилось неясное бормотание радио, передавали не то сводку новостей, не то прогноз погоды.
Это проходная Заврезтехизда?
Мой голос почему-то тоже звучал неприятно и незнакомо трескуче и сипло.
А? Вахтер повернулся к окошку.
Здесь находится проходная завода резинотехнических изделий? стараясь скрыть раздражение, повторил я.
А ты кто? насторожился вахтер.
Я к замдиректора Сукису Валентину Николаевичу.
Может быть, Скулису?
Проснулась неуверенность, я вытянул из нагрудного кармана бумажку и сверился.
Ой, извините, Скулису.
Вам заказан пропуск?
Да, должен быть! Не подскажете, где бюро пропусков?
Снаружи, соседняя дверь направо.
Я вышел, натолкнулся на запертую дверь и, вернувшись, с порога объявил:
Там закрыто!
Конечно, закрыто! Они до двух работают. Кто будет работать за такие деньги? Может быть, ты?
Почему я?
Потому что если ты хочешь работать за гроши, тебе в отдел кадров, снаружи соседняя дверь налево. Но там тоже закрыто. Нужно с утра приходить.
У меня договор о поставке конвейерных лент. Я договорился о встрече со Скулисом.
Зачем тебе ленты? Смотри! всплеснул руками старик. У меня есть ремни клиновые, ремни вентиляторные, уплотнители для автомобилей, все по договорной цене! Вот эти резиновые коврики пятьдесят рублей, резиновые сапоги сто рублей!
Да не нужны мне сапоги!
И как же ты собираешься пройти туда без сапог? усмехнулся вахтер и мотнул седой головой. Туда, безумец, и без сапог?
Позвонить хотя бы можно?
Телефон в бюро пропусков.
Ну, позвоните сами!
Молодой человек, это ваша проблема! Вахтер потянулся к облупленному телефонному аппарату и приподнял болтающуюся под трубкой пеструю косу проводов.
Телефон, очевидно, не работал.
Хорошо, я буду ждать здесь, у турникета! Я развернулся и замер перед доской объявлений.