Кастинг
От его красного «Лаки страйка» я закашлялась, будто вестница ковида. Но продолжала курить. Второй раз затянулась аккуратно. Третий медленно. Четвертая затяжка была бы спокойной если бы не вся эта ситуация. Так всегда. Пока сигарета только началась, можно ни о чем не думать, а как дело близится к фильтру Надо было решать: расходимся или нет.
Он чувствовал это. Вдруг посмотрел на меня прямо и сказал:
А один раз нам за арбузы вставили
Нелепо хихикнул и даже блеснул глазами из-под козырька своей кепки, выцветшей и мятой, с краями, разошедшимися на нитки. Сам он тоже был какой-то поношенный, изломанный, скомканный. Как старый манекен, который выбросили из окна. На моем фоне он смотрелся дико. Называл нашу встречу кастингом. Ха-ха, видели бы меня сейчас мои друзья! И с арбузами ну никак он не ассоциировался, если только с высохшей коркой на асфальте.
Поэтому я сказала: «Пойдем через парк. Расскажешь». Запустила окурок в сторону урны и спрыгнула с крыльца забегаловки, откуда мы только что вышли. Он последовал за мной своей неполной походкой. Правой шагнул нормально, потом левой коротко, приставил правую и начал все сначала. Рассказывал, как и ходил, сбивчиво. Но, по крайней мере, наконец рассказывал, а не только повторял фразочки про кастинг.
В его истории были детали, а я сразу на такое клюю. В голове включилась полифония. Я даже забыла, что собралась вызывать такси, начала до-придумывать историю. Замелькали кадры. Далекое южное лето. Небо такого синего цвета, что от него кружится голова и куда-то проваливается сердце. На земле лениво загорают огромные сферы, снаружи полосатые, внутри красные в черную крапинку. Двое друзей простукивают ягоду за ягодой (у него вызывало какой-то дикий и детский восторг, что арбуз можно называть ягодой), наконец выбирают два арбуза, перепиливают стебли перочинным ножом, катят их до брошенных велосипедов, привязывают к багажникам. И несутся обратно, подпрыгивая на плитах бетонки, которая протянулась от горизонта к горизонту. В планах ночная арбузная вечеринка.
Но вечеринка не удалась.
Стуканула вторая группа, он дергано затянулся, до сих пор тошно на арбузы смотреть.
Он был из детдома в Ростовской области. И закончил рассказывать так, что стало понятно после того случая цвета в его жизни потускнели. Надеюсь, его с другом хоть не избили за кражу, а то с чего бы ему хромать? Это я думала про себя, не спрашивала, и так получилось, что осталась. Все-таки человек в детдоме вырос, а я посидела в кафе полчаса, покурила и до свидания? Но и сказать было нечего. Кроме как «дай, что ли, еще сигарету». Вторую курила как будто и не бросила полгода назад. А ему было приятно чувствовал, что хоть чем-то мне полезен.
Я прошу сухого вина, приносят не совсем сухое, зато со льдом. Я отпиваю, точнее, я запиваю мысль «боже-что-я-тут-делаю». Кепка к тени на лице не имеет никакого отношения. Она если только добавляет эффекта, но главное, что кожа у Димы какого-то покойнического, смугло-серого цвета, и под глазами серость берет полный верх. Это человек-тень.
Вы, конечно, спросите, где я откопала такого спутника? А откопала я его в тиндере одинокой и темной ночью. Взяла и поставила лайк, так устала от работающих исключительно для души, вечно ноющих, не готовых не то что к решительным, а вообще к действиям мальчиков, то ли друзей, то ли бойфрендов, от своего, что называется, круга. Ну, возможно, неудачное знакомство, думала я, но хотя бы истории-то можно послушать?
На фотографии он был в той же кепке, только тогда она была новее на несколько лет. Как и он сам. Я тогда подумала да кто ж так фотографируется, под козырьком ничего не разобрать, какая-то тень на лице. А так, может, и ничего. Подписано «Дима, 33», в разделе о себе строки: «Жизнь кастинг, горим и гаснем» и что-то там дальше. Договорились встретиться, место выбрал он.
И вот мы сидим в забегаловке у метро, как будто перенеслись в девяностые, вход между ломбардом и аптекой, шатающийся столик на гнутых ножках, меню с пельменями и чебуреками. Я прошу сухого вина, приносят не совсем сухое, зато со льдом. Я отпиваю, точнее, я запиваю мысль «боже-что-я-тут-делаю». Кепка к тени на лице не имеет никакого отношения. Она если только добавляет эффекта, но главное, что кожа у Димы какого-то покойнического, смугло-серого цвета, и под глазами серость берет полный верх. Это человек-тень. У него черные джинсы, истертые до потери цвета, и куртка, какие носили, когда я училась в школе.
Человек-тень смотрит куда-то в сторону, но иногда взглядывает на меня, как на существо из другого мира. Мне неудобно, а он ковыряет картонку под своим пивом зубочисткой. Обычно я всегда найду что рассказать я же коллекционирую истории, но тут потерялась.
Наш разговор замирал, путался, спотыкался. Он вдруг предложил перекинуться «в картишки» и даже достал колоду с заломанными углами. Я отказалась, хотя неплохое было бы зрелище, если бы мы начали играть в подкидного.
Своего разговора у нас не было, и я решила послушать чужой.
Думаешь, тоже тиндер? Я кивнула на соседнюю пару.
Напротив сидели расплывшийся мужчина лет пятидесяти в светлом пиджаке на водолазку и потерянная женщина помоложе с черными бровями и розовой помадой. Я начала подслушивать, есть такой прием, когда совсем не о чем разговаривать. Это как пойти в кино.
Мужчина говорил с видом эксперта:
У современной московской проститутки обычно три высших образования. Институт Натальи Нестеровой его, кстати, закрыли потому, что стало слишком много шлюх, потом институт дизайна это когда она разочаровалась и стала искать себя, ну и психологический факультет как финальный аккорд, вишенка на торте.
Пара как раз выпивала под десерт из затуманенного холодом графина. Они чокнулись, и Дима обернулся на звук встретившегося стекла.
Почему вы мне это рассказываете? У меня вообще нет высшего образования. Его спутница как будто обиделась и опустила на стол измазанную розовым рюмку.
У нормальных людей, у тебя, у меня, его и нет. Мужчина в пиджаке снова выпил. У меня вот неоконченное.
Получается, я нормальный, с каким-то почти удовольствием сказал Дима. Плюс балл на кастинге. А потом мы ушли, и он не оставил чаевые.
* * *Закурив вторую, я села на скамейку в парке. Листья уже вовсю летели вниз сквозь вечернюю полутьму. Арбузы арбузами, карты картами, но о каком кастинге он все время говорит? Я спросила, и он ответил.
Есть такая песня, в ней все объяснено, сделал паузу, я слова написал.
Да, спросила я зря. Какая песня, какие слова, если он даже фразы собирал с трудом. Но он уже рылся в телефоне, и вдруг тот заиграл про королей спальных кварталов, палево, мутки:
Никто не знает, кому как карта ляжет.
Платим дважды, однажды не заметив лажи.
Даже сажей можно нарисовать счастье.
Жизнь кастинг, горим и гаснем.
Строки из его профиля. Телефон пел, а Дима держал его на ладони, как что-то умилительное, вроде котенка, и улыбался.
Когда песня кончилась, он сказал, что подарил этот «рэпчик» Баете. Он вдруг заговорил складно. Рассказал, как переехал в Москву, бродил под эстакадами, мимо столбов и заборов, гигантский город предлагал ему «деньги», «регистрацию», «шаурму», «кредит». И из этих слов он складывал рифмы. Сначала я ничего не понимала. А потом вдруг поняла ну да, конечно, это же только его фантазии, он рассказывает много раз отрепетированную историю, в которую, возможно, верит.
Козырек его кепки приподнялся. Свет фонарей, вывесок, окон, фар весь какой был на вечерней улице добрался до Диминого лица, до его глаз, в них подпрыгивали дикие выдумки. Тень отступила. Вот он в чужом северном городе, в своих мечтах друг Баеты и повелитель рифм, ходит на свидания А потом он полетел под откос. Рассказывал, что его квартиру отобрали черные риелторы, что он совсем один, что встречу с Баетой он, может, выдумал, а, может, и нет, что он вернется в Ростов, снимет ночью колеса с «жигулей» тетки У него сбивалось дыхание.
Очень кстати начался дождь, и я сказала: «Мне пора». Он как-то сразу замолчал и поник, но принял это покорно. Покурили. Я вызвала такси, а он спросил: «Можно я тебя обниму?» Я кивнула. Дима обнял, почти не касаясь. Потом полез в карман и дал еще две сигареты на ночь. Идти к такси надо было, не оглядываясь, как будто ничего не случилось.
Александр Никитин
Родился в 1990 году в Ленинграде. Учился на философском факультете РГПУ имени Герцена, бросил, затем зарабатывал на жизнь случайным неквалифицированным трудом курьером, грузчиком, строителем. В амплуа бармена подвизался на круизном корабле, далее на острове Шпицберген и в Исландии. Публиковался в интернет-журналах, в частности knife.media и le courrier de russie. В настоящий момент живет и работает в Санкт-Петербурге.