Во-вторых, раз в месяц она меняла обои на телефоне. Портрет Одри Хепберн, безжизненный северный пейзаж, пожилая пара, прогуливающаяся по парку, баобаб посреди пустыни так и пролетал год.
Где-то на задворках, за чащей скрепок и листов, прятались две фотографии в невинных детских пупырчатых рамках. Мама и ее пудель Валентин, отдельно. Причем Валентин всегда стоял на переднем плане. Ведь мама и так была в авангарде Лориной жизни, хоть и жила на окраине Москвы.
Чтобы не стать заложницей рутины, у Лоры было два важных ритуала. Во-первых, она постоянно чередовала одежду в своем рабочем гардеробе. Если фантазия брала тайм-аут, то Лора цепляла на грудь значок или другую безделушку, купленную в переходе у работы. Во-вторых, раз в месяц она меняла обои на телефоне. Портрет Одри Хепберн, безжизненный северный пейзаж, пожилая пара, прогуливающаяся по парку, баобаб посреди пустыни так и пролетал год. В этот раз Лора решила все сделать заранее и вот на ее телефоне уже красовался вид из иллюминатора. Может быть, тот самый, который предстанет перед ней уже меньше чем через сутки. Осталось только взять билет.
На плечо Лоры вдруг приземлились вечно интересующиеся пальцы с сочным малиновым маникюром. Это была Зинка, рыжеволосая коллега из винно-коньячного цеха, подпольно работающего под Зинкиным столом. В миру же она слыла дизайнером. Зина обладала замечательным умением быть серой мышью в те моменты, когда вокруг нее все становились белыми воронами.
Лорик, айда отмечать сегодня после работы. Креативщики отметили, аккаунты и трафики тоже, а мы чем хуже? Смотри, какой кьянти приберегла.
Под столом блеснуло нечто соблазнительное.
С того момента, как Клим Геннадьевич первый раз громко приземлился в директорское кресло, сотрудники агентства забыли о новогодних корпоративах. Отмечали отделами, когда хотели, а деньги, которые могли быть потрачены на лучшие мгновения в этой жизни, по мнению Зинки, отправлялись в разные приюты, чаще всего собачьи. По офису ходили слухи, что Клим Геннадьевич однажды то ли задавил собаку на своем «шевроле», то ли утопил щенка в далеком детстве. Словом, замаливание чьих-то грехов лишало общего праздника двадцати двух человек.
Лора же так не считала, а как раз поддерживала начальника в этом ежегодном начинании, и, видимо, только в нем одном. Она представляла, как облезлому сенбернару-пенсионеру подносят миску роскошного корма, словно государственную награду за несколько лет, а в пересчете на человеческие десятилетий верной сторожевой службы в приюте. Как маленькой таксе вручают огромную кость, сопоставимую по длине с самой таксой. Как обыкновенной дворняжке дарят резиновую игрушку, машину времени, благодаря которой можно перенестись в безболезненное детство.
Новый год Лора тоже перестала отмечать, тем более на работе. Но сегодня было какое-то иное, праздничное настроение. Поэтому, сама не ожидая от себя, она резко сказала Зинке «да», а та от радости взвизгнула на весь опенспейс, как будто дело происходило в загсе.
Иногда хотелось как следует хлопнуть дверью. Выбор был невелик либо кабинет Клима Геннадьевича, либо переговорная. Обе двери стеклянные, бесшумные, как будто парящие в невесомости. Приходилось искать более аккуратный способ заявить о своем недовольстве. И мысль о вечернем бокале вина пришлась как нельзя кстати.
День превратился в один сплошной обеденный перерыв. Все только и делали, что поглядывали на часы и спешно скупали товары с онлайн-витрин. В этом новогоднем утреннике для повзрослевших детей не хватало только главной звезды Деда Мороза. Клим Геннадьевич с самого утра не подавал признаков жизни и даже не прислал ни одной мотивирующей цитаты в телеграм-чаты.
К пяти вечера на работе остались только Лора, Зинка и запах алкоголя, экспрессом промчавшийся через весь опенспейс. Тут и раздалось легендарное Зинкино «ща». С воодушевлением она достала неизвестный охране ключ и пропала на несколько минут в темных коридорах агентства.
В этот же момент распахнулась дверь, ведущая к лифтам, и в коридор влетел взъерошенный, вспотевший Клим Геннадьевич. На его бороде еще были видны остатки снега. Рубашка почти выпрыгнула из брюк. Подтяжки ходили ходуном и жили самостоятельной жизнью.
Лариса, как хорошо, что вы здесь! Классный значок, люблю Маяковского. Я волком бы выгрыз капитализм Так, по делу. Мне подрядчик пять минут назад прислал какие-то левые документы, посмотрите?
Но это не моя
Лора, не успев закончить, нагнулась, чтобы поднять зонт, который тоже не выдержал напора Клима Геннадьевича. Вдалеке показалась Зинка с двумя переливающимися бокалами, и тут же по резкому жесту Лоры поняла поражение. Или временное перемирие.
Уже стемнело, и только настольные лампы, подмигивая друг другу, освещали маленький закуток пространства, где бесшумно чокались Лора и Зинка и клялись бдить, в случае накрытия их нелегального притона.
Хорошо, что мы в этом году без черной метки, да, Лорик? Клим Геннадьевич, видимо, сам себе ее торжественно вручил.
Лора медленно пьянела и только отмахивалась от Зинки, которая будто так и хотела накликать беду. Она как будто забыла о ежегодном наказании, проявляющем странные наклонности Клима Геннадьевича. Он называл все это проделками судьбы и полностью снимал с себя вину. Якобы в одной сингапурской компании Клим Геннадьевич подсмотрел ноу-хау оставлять «счастливчика» на рабочем месте в новогоднюю ночь и делать так каждый год, чтобы остальные не прохлаждались. То ли Лора подписала сделку с Мефистофелем, то ли наговаривала на игральную кость, которая вершила судьбы, но черная метка не попадалась ей ни разу. А вот Зинке повезло меньше последние два года обращение президента она смотрела с рабочего компьютера. Относилась Зинка к черной метке философски много лет была в бездетном разводе, да и кьянти под столом стояло не зря весь год.
Когда последняя капля вина отчалила из стеклянного дна и бутылка торжественно погрузилась в черный целлофан, Лора ненадолго отъехала на кресле на свое место и открыла сайт авиакомпании, к которому стремилась весь день. Сочи, Тбилиси, Рим лакомые направления будто громкими голосами зазывали Лору и пытались перекричать друг друга, как таксисты в аэропорту. Только вино, оказавшееся не таким уж и кьянти, создавало в голове Лоры свой маленький аэропорт, где самолеты летали так, как им вздумается. Главное не забыть купить билет.
Забыл, забыл! Клим Геннадьевич выскочил из своего аквариума и застал врасплох Зинку, по-детски заметавшую следы преступления. Девочки, я совсем забыл о черной метке! А вы, наивные, попытались мной воспользоваться? То-то!
Клим Геннадьевич хотел на мгновение превратиться в Карабаса-Барабаса, но напомнил скорее подвыпившего Пьеро.
Он провел операцию как заправский хирург: вынул кость из заднего кармана пиджака, подбросил, потом скрылся под столом в поисках ответа на им же придуманную хохму и с одышкой бахнулся в чье-то кресло.
Лариса!
Буквы и звуки в голове Лоры крутились, как в барабане стиральной машины.
Круиза? Никакого круиза! Мне самолет, только самолет
Кресло медленно развернулось к Климу Геннадьевичу, но в скрипе уже не чувствовалось никакого напряжения. Клинское кьянти одержало верх.
Зайцева, вы ослышались. Завтра выходите на работу. С наступающим! А мне пора собираться. Шереметьево не ждет.
В глазах Лоры Клим Геннадьевич как будто растворился в воздухе. Недоумение постепенно сменялось возмущением, но было уже поздно. Зинка неловко присоседилась к Лоре, бегло осмотрела ее, как врач на дому, с порога, не разуваясь.
Вот это тебя разнесло, подруга. Какие уж тут билеты, иди домой, отсыпайся. Тебя же отследят, если не придешь, и премии лишат. Давай, откисай. В новом году увидимся.
Лора открыла антресоль, и сверху на нее посыпалась рухлядь, к которой никто не притрагивался несколько месяцев. Те самые вещи, которые нужны всего один раз, но по самой экстренной необходимости.
Отчеканив набор дежурных фраз, Зинка направилась в гардеробную. Вдогонку ей полетел набор самых разнообразных ругательств, болванками стрелявших по непробиваемому танку. Лишь где-то на охране внизу доносилось: «Чтоб ты со своим я из-за твоего бухла ну ты и» Но было уже во всех смыслах поздно. За полночь.
Пяти станций зеленой ветки метро Лоре хватило, чтобы почти протрезветь. Она ехала в последнем вагоне, рядом с сонной семьей, одетой в красные новогодние колпаки. Отец, мать и сын излучали какое-то сладкое спокойствие, будто рядом не хватало камина и хвороста, уютно потрескивающего в огне. Где-то в сумке раздался приятный женский голос, призывающий проснуться и петь. Это звонила мама. И все действительно проснулись.
Стоило Лоре нажать на зеленую трубку, как из телефона рванул голос, как чертик из табакерки. Лариса, ты почему трубки не берешь? Я уехала за город, Людмила Васильевна с работы меня позвала. Ах да, прости, забыла тебе сказать. Я завезла тебе Валентина. Нужно с ним погулять. Прямо сейчас. Если он уже не сходил на твою кровать. Самое главное не бойся, я его уже покормила. Послезавтра приеду. Связь пропадает, мы в полях. С наступающим, доченька.