Журнал «Юность» 12/2021 - Литературно-художественный журнал 8 стр.

Был имя рек, а станешь имярек,
в летучий снег войдя летучим пеплом
Двадцатый год добил двадцатый век
остались те, кто выжил в двадцать первом.

Носители ославленных идей,
любители блуждающих огней,
хранители целительного слова,
упертые ценители теней
и облаков небесного улова,
спасатели ветшающих корней
но и оберегатели живого

Пока растет мы не наперечет,
хоть и по нашей очереди тоже
часы, как счетчик Гейгера, стучат
частицы жизни малые итожа.

Да всякий ли шляхтич из вышедших ныне на торный шлях?
Лукавое эхо в Анголу заманит его или в Англию?
Надолго ли наживо выстоят на земляных полях
комментарии наши глубокомысленные к Евангелию?
Не здесь и сейчас, но в иной равнозначный час,
когда отдалится земля обглоданными берегами,
найдется ли тот, кто положит пускай не на музыку нас
хотя бы на доску, хребет переломанный оберегая?

Положит, да с перекладиной крест-накрест или глаголь:
на выбор, мол, рассчитайся на журавель-синица
пой или насвистывай, гугли или глаголь
У этой развилки спокойно можно остановиться.
Да всякий себя вопрошает, зачем живем
от заморозка нутро ни водка не упасет, ни наглость
Как временные подпорки небу мы ходим или плывем
на ощупь сквозь морока́ на живой человечий голос.

Простором досыта наполнись,
пока наверняка века
перемолачивает поезд
глубинами материка,
где под корнями ходит море,
и орошается земля
на придорожном косогоре
фонтанчиками ковыля,
и, как процеженная ситом
через кедровые тела,
степь, рассеченная Транссибом,
голубовата избела.

В жизни много всякой хрени,
но случается сюжет:
за окном разрыв сирени
цветом в яблоневый цвет.

И сюжета в общем нету
салютует добела
то ли деду за Победу,
то ли будущему лету
и тому, что дожила.

И ликующей Отчизне,
и таящейся Бог весть
Или просто цельной жизни
на сто лиц какая есть.

горы из ваты
ледяные деревья
как бы согреться

несу сумки
мне тяжело
и холодно

сталинки вокруг
серый лед
мои друзья

грязная москва-река
старый мост
я скучаю

вот и кончается все
вот оно
что дальше

сижу на земле
люди вокруг
рисую

очень голубое небо
иду в майке
купила журнал вокруг света

во мху грузди
звуки аккордеона
гуляю с бабушкой

туманные многоэтажки
блестит вода
пью кофе

каштановые листья
они говорят я зануда
я за? ну да

нет больше листьев
готовлю запеканку
добавляю муку

ночь улица перекресток
ловлю снежинки
с днем рождения

Dixi et animam meam salvavi

В бессмыслице сгущающихся строк
Есть истины до ужаса простые:
Вокруг темно. Бессилие порок,
И я, как ни печально,  не мессия,
И Бродский, как ни странно,  не пророк.

И смерти нет. Секстиллион дорог
Ведет вовне, и лишь одна в Россию.

Dixi et animam meam salvavi

В бессмыслице сгущающихся строк
Есть истины до ужаса простые:
Вокруг темно. Бессилие порок,
И я, как ни печально,  не мессия,
И Бродский, как ни странно,  не пророк.

И смерти нет. Секстиллион дорог
Ведет вовне, и лишь одна в Россию.

В чем тайный смысл достигнутой свободы?
Принять решение без страха ошибиться,
Быть знаменосцем, но без воеводы,
Считать за кровь прозрачную водицу.

Стать частью целого но только добровольно,
Не знать покоя, не отринув маски,
И верить сча́стливо, что все былые войны
Велись по чьей-то ласковой указке.

Закат был бледен и неперламутров,
Был ветер свеж,
А я был утомлен.

Когда б я знал, какой безбрежный сон
Увижу я, какое будет утро,
Двух фонарей зажатое промеж

Я б не спешил переходить рубеж
Меж тем, что было, и меж тем, что мудро.
Но кто теперь
простит мне мой мятеж?

Я посетил сегодня область ада,
Где поместил всевышний палачей,
Не ведавших во дни свои пощады.

Он отобрал остроты их мечей,
В Сизифов камень их короны сплавил,
Их скипетры надменные разбил.

И только славу им Господь оставил,
И только памятью он их благословил
В обход законов, против наших правил.

Прославим Господа, который нас любил.

Россия это лабиринт,
Система сообщающихся склянок.
Внутри нее всегда огонь горит,
Но свет его почти всегда неярок:

Его крадут изгибы и углы.
Но нет и нет а вдруг блеснет бескрайне
И выхватит из вековечной мглы
Узор надежды. Прочее всё тайны.

В кашу сливаются смыслы.
Постарели мысли, и обвисли
Щеки утомленных палачей.
Мир бескрайний сделался ничей.

Посмотрю в окно на синеву.
Хорошо свободу дать уму,
Чтоб не бился в призрачные стены:
Все изменчивое вечно неизменно.

Только тени существуют наяву,
Только правда неизвестна никому.