Окончил Литературный институт имени Горького, аспирантуру. Имеет ряд публикаций по истории и культуре периода Первой мировой войны, русской и зарубежной литературе.
Автор романов «Гавань», «Устье», «Ключ», сборника стихотворений «Сны Павла». Занимается архивными исследованиями по военной истории 19101940-х годов. В сфере интересов: европейская монархическая традиция, правые политические движения и искусство.
Про одинокого моряка
Спущен флаг Конфедерации,
И часовой ушел.
Индейцы дымят табаком в резервации.
И выходит на мол
Моряк, что пил полторы недели,
Забыл имена кораблей.
Смотрит куда-то, но видит лишь мели
В жизни пустой своей.
Видит он пляж опустевший, темный.
Некогда конквистадор
Шел по песку, и шумели волны;
Затем ирландский боксер
Кулаки омывал в прибое
(Мафия шла за ним).
Улицы, вывески, запах крови,
А далее дым, лишь дым,
Дым в закусочных возле моря,
Где шумно сидят, галдят,
Клерк пробегает мимо, и вскоре
Клерк попадает в ад.
В ад попадает его секретарша,
В ад попадает босс.
Мир больше не станет старше
Словно дым папирос,
Что курят индейцы у древней секвойи,
Мир растворился, ушел.
Только моряк сохранился в запое
И вышел один на мол.
Розовое и синее
Хочется думать о розовом,
О розовом, бледно-синем.
О солдатах, что оловом
Затвердели и ныне
На столе бытовуют,
Ждут победные горны.
Ласточки грозы чуют
И летают проворно
За окном сущно малы,
Но небесно велики.
Проступают пожары
То заревые лики:
Праведники, что грозно
Зрят, но милуют ныне
Мир тот, что бледно-розов,
Бледно-розов и синий.
Шинель ноября
Ноябрь тебя прикроет шинелью
Он добрый, но только игуменно-строгий.
И поведет тебя к новоселью
По мокрому снегу, раскисшей дороге.
Ты увидишь вдали полустанки,
Там нет поездов, поезда запоздали.
Справа и слева светлеют ушанки
Нимбы солдат на иконах из стали.
Ноябрь он хром, он ефрейтор на Шипке,
Идущий в метель, и вокруг все спокойно.
А горизонты порвались, как нитки,
Раненым больно и больше не больно.
Сядет к костру, где поджарились рыбы,
Сядешь и ты то привал, ненадолго,
Видя созвездья огромные глыбы,
Айсберги звезд рядом с полюсом Бога.
Ясный день
Я вижу рыб, текущих в глубине
Сё дали птиц, летящих между нами.
И тает грех, оставленный вовне,
И праведность мосты между сердцами.
И где-то дождь, он плачет и поет,
И женщина, в одежде черно-белой,
Встречает славословием восход,
И в тишине закаты, между делом.
Все фабрики полны, но ждут солдат,
Которые за далью исчезают.
И слова нет, и немощен закат,
И в славе утра зори воскресают.
Но рыб и птиц неодолимый путь,
И этот дождь, что треплет старый ставень,
Господь при них: и расточает жуть.
И ясен день, хоть горек и печален.
Стихи 20202021 годов
Семён Ромащенко
Родился в 2000 году в Томске. Учится в Литературном институте имени А. М. Горького. Занимается фотографией. Публиковался в «Литературной газете», на порталах «Полутона» и «Сигма».
Я слышу что хотят цветы
Цветы хотят на водопой
Они становятся слабей
Они шагают за тобой
И шепчут пей
и шепчут пей
Вы не земля и не семья
Но вместе сильные везде
Но я не мальчик для питья
Скажи воде
скажи воде
Cur Song
Чешуек огоньки горят в моей башке
когда я тявкаю в мешке нетвердым тявком
взрезаю пустоту незрячим томагавком
брыкаюсь и дразнюсь на древнем языке
Хозяин мой жесток он твердою походкой
идет бредет к реке а я в мешке верчусь
он мудр а я щенок и многому учусь
в густеющей воде под самой легкой лодкой
«Сердце, куда бы тебе спешить»
Сердце, куда бы тебе спешить
И тебе все зримо
Разве кто укроется и сбежит
Из огня и дыма?
Вот и мы не прячемся, мы мишени
Не убоимся зла
Мы знаем сердце свое уже ли?
Ах, вот оно всё зола
Конкурс современной поэзии
Номинация «Не спи, моя душа», журнал «Юность», Москва
Елена Кирсанова
г. Санкт-Петербург
Анапест
Мне бы пестовать этот анапест,
Воспевая асфальтовый снег
На проспектах, уложенных накрест,
По которым брожу в полусне,
В полуяви, по сумрачным, блеклым,
Динозавровым зимним стезям,
А в глазах обесцвеченных окон
Ледниковые блики скользят
Крепкий наст прибивая ступнями,
Бормоча за строкою строку,
Все брожу, и живыми камнями,
Как лавиною по леднику,
На меня надвигаются люди
Неуклонной своей прямизной.
На своем безусловном маршруте
Я, по сути, счастливый изгой:
Глядя в пепельно-бледные лица
Близоруких, друг к другу глухих,
Я о них начинаю молиться,
И молитва рождает стихи.
«Вирус запер людей в виртуальном мире»
Вирус запер людей в виртуальном мире,
Под предлогом периода пандемии,
Беспредметна пейзажная летаргия
В городке с голосами рыб.
Выхожу из метро на пустынный Невский
Стылый ветер, но воздух такой апрельский,
Что деревья редкие деревенский
Демонстрируют архетип:
Черных веток своих растрепав волосья,
И отбросив трости, и стыд отбросив,
Зазывают в гнезда и просто в гости
Под откосы дворцовых скал.
А вороны белые, голубицы
Удивленно смотрят на полулица:
Это улица, циркус или больница?
Маски-шоу? Грошовый бал?
Вот курьеры меряют километры,
Городскую вызубрив геометрию,
Племя новых сталкеров, но монетных,
Что поделать примета дней.
Время крестиком метит сердца и нравы,
Держит шаткое небо жираф поджарый
Петропавловский шпиль великодержавный,
Да под Ангелом мавзолей.
Да врачи, что белее своих халатов,
Что летят в ночи, латы их крылаты,
Да заводы, фабрики, комбинаты
В карантинных веригах, но
Тротуар. Остановка. Скамья. Коляска.
Звезды глаз над тугим горизонтом маски
Словно сплю, и мне страшная снится сказка
Из артхаусного кино.
«Уйти в свои снега, в свою безмолвность»
И даны были каждому из них одежды белые
Откр. 6:11Уйти в свои снега, в свою безмолвность,
В бездонность мысли, в безнервозность дум.
Не в меланхолий тягостную томность,
А в белый, идеально-белый шум,
В котором звук печалится не плача,
В котором чей-то голос неземной
Меня качает трепетно и нянчит
Под белой-белой ласковой звездой.
В котором, словно в облаке волшебном,
Лечу надмирным призраком любви.
В котором свет и легкость совершенства
Мне дарит изнутри мой визави.
В котором безмятежность так безбрежна,
Что каждая душа передо мной
Такой же свет; и белые одежды
Сияют на Земле и над Землей.
Земля
Вся плоть уходит в эту твердь
Шарообразную могилу,
В которой тлен питает силу,
В жизнь превращающую смерть.
В нее спрессованы тела,
И все, что было рукотворным,
Вмуровано, пустило корни,
Корой застыло, и смола,
И нефтяная чернокровь,
И соль ее, и жирность сока
Имеет смерть своим истоком,
Но служит жизни вновь и вновь.
Она и дерево, и плод;
Вертеп, насаженный на вертел,
В ней, круглом саркофаге смерти,
Исхода код наоборот
Прописан клинописью звезд,
Упавших в свет ее холодный,
В ее полётно несвободный,
Все воскрешающий, погост.
Марина Новиковская
г. Михайловск Ставропольского края, Союз российских писателей
Ощущение
Еда не имеет вкуса,
Снам не хватает смысла.
Можно сказать грустно
Плетью душа повисла.
Можно сказать будни
Стали еще серее.
Улицами безлюдье
Чувствуется острее.
Тайну теряет слово
Голос на тон тише.
Города средь пустого
Я становлюсь лишней.
Не бойся
Этой девочке миллиарды лет.
Не бойся сдаться ей, путник.
В ее памяти первый земной рассвет
И марсианское утро.
В ее прошлом горят города,
Стираются в пыль планеты.
Она существовала, когда
Еще ветром был ты
Не бойся любить ее, старик.
Она знает все твои мысли.
И будет плакать, когда твой черед
Наступит уйти из жизни.
Не бойся смотреть в ее глаза.
Она любит тебя просто, нежно.
Для нее ты только слеза
В океане мертвой надежды.
И по-прежнему в прошлом горят города,
Поглощает их в бездну огонь и вода.