За костром ухаживал сидящий на корточках старик. Он был таким же темным, как девочка. Длинные ноги и руки походили на искривленные палки, пальцы на обрезанные под прямым углом ветки, квадратную голову венчал чистый белый пушок. Во рту виднелось несколько желтых зубов, но казалось, при желании старик смог бы коснуться подбородком своего носа.
Около костра Геймлпар разложил шкуру освежеванного зверька, которого, зажарив на углях, он как раз поедал. Второго зверька он также выпотрошил, но еще не снял шкуру. Эти существа выглядели совсем как кролики, что подтвердило мое предположение: на обруче есть и другая знакомая мне живность. Коллекция Библиотекаря, возможно, велика и разнообразна.
Винневра из отраженного от небесного моста сияния перешла в свет костра.
Старый отец отца, произнесла она, я принесла инжир из первого сада.
Старик оторвал взгляд от кости, которую безрезультатно грыз.
Подойди ближе, инжир, сказал он с мягким дребезжащим клекотом, глядя на меня.
Инжир это я.
Геймлпар, все еще жуя, махнул жирными пальцами, блеснувшими в свете костра. Без сомнения, прием пищи был для него небыстрым делом.
Скажи инжиру, чтобы снял тряпье.
Винневра склонила голову в мою сторону. Я стянул лохмотья и шагнул к огню, чувствуя некоторую неловкость под спокойным взглядом старика. Наконец Геймлпар отвернулся, причмокнул и попытался разгрызть кость еще раз.
Человек, но не из городских и не из живущих рядом со стеной, подытожил он. Покажи спину.
Я медленно повернулся, глядя через плечо.
Гм пробормотал он. Ничего. Покажи ему свою спину, дочь дочери.
Без тени стыда или сомнения Винневра повернулась и подняла свой тряпичный топ. Старик вновь взмахнул жирной кистью, веля присмотреться. Я не дотронулся до девочки, но заметил отпечаток на маленькой спине блеклую серебристую метку, похожую на руку, сжимающую три обруча.
Винневра опустила топ.
Это тот, кто упал с неба, сказала она. Он говорит, что пришел из места, называемого Эрде-Тайрин.
Старик перестал жевать и снова поднял голову, как будто заслышав отдаленную музыку.
Повтори еще раз, четче.
Эрде-Тайрин, подчинилась она.
Пусть скажет он.
Я произнес название родной планеты. Старик круто развернулся и сменил позу. Теперь его рука лежала на согнутой в колене ноге, а недоеденная ножка кролика свисала в вытянутой руке.
Я знаю о нем, произнес он. Маронтик там крупнейший город.
Да!
Снаружи стелются большие пространства травы, песка и снега. В одном месте земля раздвинута, и пропасть глубока и темна; там ледяные горы трутся о горы каменные, и в этих челюстях перемалываются огромные глыбы.
Ты там был? спросил я.
Он кивнул:
Только в раннем детстве. Я не помню этого. Но моя лучшая жена была старше, она пришла оттуда до меня. Она называла тот мир Эрдой, описывала его. Он не похож на это место.
Не похож, согласился я.
Старик перешел на мой родной язык. Говорил вполне бегло, но со странным акцентом, и употреблял незнакомые мне слова. Геймлпар жестом предложил сесть возле него.
Эта жена рассказывала хорошие истории. Она наполнила мою жизнь ясным светом страсти и мечты.
Что он говорит? спросила меня Винневра.
Рассказывает о своей любимой жене, ответил я.
Винневра прилегла, подперев локтем голову, с другой стороны от старика.
Мама моей мамы. Она умерла в городе до моего рождения.
Мы прожили здесь много долгих лет, продолжил Геймлпар. Моя лучшая жена хотела бы услышать о Маронтике. Каков он сейчас?
Я описал старый город, его воздушные паромы, рыночные площади и энергостанции, оставленные Предтечами. О своих приключениях с манипуляром и Дидактом я умолчал.
Она ничего не говорила о паромах, произнес старик. Но это было давно. Винневра сказала, что где-то здесь ты потерял друга. Он из маленьких людей с мелодичными голосами?
Да.
Некоторые из них есть тут, но не в городе, а очень далеко в сторону противоположной стены. Когда-то давно мы видели их, но они ушли. Они были по-своему честны, однако мало уважали размер или возраст.
Райзер был уже стар, когда нашел меня. Чамануши живут долго.
Геймлпар, мы голодны, заявила Винневра. В деревне нет хорошей еды, или забыл?
Я послал тебя туда посмотреть, когда небо загорелось, а звезды начали падать, кивнул старик. Меня там все еще не ждут.
Я не мог уследить за поворотами рассказа. Что из него правда? Возможно, для людей на сломанном колесе она ничего не значит.
У них нет кроликов, подольстилась Винневра.
Они съедают всю дичь, не оставляя никого для размножения, а потом голодают. Они сжигают леса, а после мерзнут, бегут из города, но живут недалеко, боясь уйти и исчезают. Но это не их зло. Предтечи забрали некоторых жителей деревни во Дворец Боли, и теперь остальные охвачены страхом и ничего не хотят делать. Пфааа! Старик зашвырнул обглоданную кость в кусты.
Поделись мясом, и я расскажу все, что знаю, сказал я.
Геймлпар уставился на огонь и тихо буркнул:
Нет.
Винневра посмотрела укоризненно. В отличие от меня, она умела ладить с Геймлпаром.
Мы вернулись, и мертвые Предтечи еще были там. Никто не пришел за ними.
Старик, подняв глаза, поразмыслил секунду.
Очисти эту ветку, сказал он Винневре, а я зажарю второго кролика. Он для вас; я уже наелся.
Когда Винневра ободрала кору зубами и ногтями, Геймлпар насадил зверька на палку и положил тушку в шкуре прямо на угли.
Мы сидели рядом с ним под мигающими звездами и яркой серебристой лентой небесного моста, ожидая, когда приготовится кролик.
Геймлпар перевернул зверька, держа палку за свободный конец. Запах паленой шерсти был совсем не аппетитным. Старик пытается наказать меня за наглость?
Кролик, приготовленный в шкуре, более сочный, объяснила Винневра.
Пахнет плохо, кушается хорошо, согласился Геймлпар. Расскажи, что ты видел. Огонь в небе, сияние, твое падение как все выглядело сверху?
Я описал кое-что из случившегося.
Предтечи злились друг на друга, когда я был с ними в последний раз. А мертвые
Ты был с ними? Геймлпар лег на бок, перевернулся на спину и принялся разглядывать мост.
Я их не знал. Возможно, они куда-то везли меня.
Он кивнул:
Падающие звезды разрушающиеся корабли. Много кораблей. Но откуда взялся яркий свет, из-за которого заболели глаза и голова, я не знаю. А ты?
Геймлпар оказался на удивление проницательным, но он не был полностью искренен. Старик что-то знал или по крайней мере пришел к догадке, и сейчас он испытывал меня.
Спроси, кто он еще.
Почему ты хмуришься? обратилась ко мне Винневра.
Я покачал головой. Быть посредником для двух старых мертвых воинов я не собираюсь. Пока хочу оставаться самим собой.
Вон там, указал Геймлпар на пятнистый участок почти в трети пути вверх по ленте, большой корабль врезался в обруч еще до сияния и падающих звезд, как раз перед твоим крушением. Он потянулся к другой, более толстой палке, дал ее Винневре и выдохнул через рот. Девочка показала палку мне. На ней было много насечек. Отметь еще парочку, велел старик. День или около того, не важно.
Винневра вытащила из кармана острый камень и начала вырезать.
Много загадок, продолжил старик. Почему мы здесь? Мы звери в яме, дерущиеся на потеху Предтечам?
Им что-то нужно от нас, произнес я.
Геймлпар вновь подвигал кролика, и в прохладный воздух взвились яркие оранжевые искры.
Нельзя допускать, чтобы шкура почернела, пробормотал он. Нельзя дать ножкам сгореть. Почему нас перемещают, почему забирают во Дворец Боли?.. Почему так обращаются с нами?
Мне хотелось спросить об этом Дворце Боли, но момент казался неподходящим. Это выражение на лице старика, когда он задавал свои вопросы
Давным-давно люди победили Предтеч, сказал я. Предтечи до сих пор обижены.
Черты старика заострились. Челюсть напряглась и слегка опустилась, отчего лицо приобрело моложавый вид.
Ты помнишь такие времена? спросил он, впившись в меня пристальным взглядом. Затем со слезящимися глазами наклонился вперед и прошептал: У тебя в голове есть старый дух?
Похоже на то, ответил я.
Винневра с тревогой посмотрела на нас и отошла от огня.
У него есть имя?
Не знаю Только титул. Звание.
Значит, он знатного происхождения.
Ты дразнишь его! донеслось из тени обвинение Винневры, но без уточнения, кто кого дразнит.
Пфаа! отозвался старик и поднял кролика. Оторви ножку. Соль бы не помешала.
Он ткнул палкой через плечо в направлении моста, постепенно скрывающегося в тени. Место крушения корабля, покрытое обугленными обломками, представляло собой треугольное темно-серое пятно.