Мистер Уизерс-старший выразил согласие, и все пятеро отправились в Сидни-Гарденз. Джейн знала, что сорт, который имеет в виду ее маменька, называется «Королева Мария», и на известковой почве Бата этот цветок весьма распространен. Маменька тоже это знала.
Видите, мистер Уизерс, вон там, у садовой ограды, розовый бутон? спросила миссис Остен, как только они вышли из дому.
Не вижу, сударыня, отвечал пожилой джентльмен. Да и неудивительно: сейчас ведь только март.
Сад, где из голой земли торчали палки, напоминал кладбище, но миссис Остен не отступала от своего плана.
В таком случае, сказала она, не согласитесь ли вы подойти со мною поближе? Вероятно, мы все же отыщем тот куст.
И она увела обоих отцов, оставив детей вдвоем.
Джейн охватил страх: придется вести беседу, а значит, скоро все будет безнадежно испорчено.
Молча шагая с мистером Уизерсом по тропинке, она изо всех сил старалась придумать какое-нибудь легковесное замечание. Может, заговорить о погоде? Кажется, дождь перестал. Не зная, как подступить к этому предмету, чтобы разговор вышел достаточно кокетливым, Джейн уже готова была впасть в отчаяние, когда Чарльз Уизерс повернул голову и улыбнулся.
Вы когда-нибудь брали минеральные воды, мисс Джейн? спросил он.
Она предпочла бы ответить, не раскрывая рта, однако прибегнуть к словам все же пришлось.
Нет, сэр, никогда.
Известные с древнейших времен минеральные воды били из-под земли, наполняя собою бассейн в самом центре города. Король Георг пил их, и они излечили его от подагры. После этого чуда люди стали отовсюду съезжаться к целебному источнику. Чтобы изысканная публика могла поправлять здоровье в подобающей обстановке, Джон Болдуин устроил близ священной Насосной залы великолепную чайную комнату. Из всех, кого Джейн знала, там побывал только один человек Маргарет, служанка Остенов. После долгих расспросов девушка призналась, что отдала недельное жалованье за ложечку воды с известковым вкусом, которую выплюнула, как только подруги отвернулись. Дескать, секунду-другую подержав эту жидкость во рту, она успела вполне оздоровиться.
А знаете ли вы, что это такое брать воды? спросил мистер Уизерс. Я в Бате уже три дня и все это время притворялся, будто знаю. А теперь уж совестно спрашивать.
Он поправил пуговицу на сюртуке. Джейн остановилась: неужели этот красивый мужчина пытается ее рассмешить? Желая проверить свою догадку, она осторожно промолвила:
А сами вы как думаете, сэр? Что это по-вашему?
Я так себе представляю: врывается человек под покровом ночи в Насосную залу, набирает воды столько, сколько может унести в карманах, и бежит прочь.
Он улыбнулся. Джейн, сглотнув, ответила:
Вы слишком скромны, мистер Уизерс, и потому изображаете неведение. Все происходит именно так, как вы сказали.
А всякую ли воду можно брать? спросил он. Подойдет ли, к примеру, содержимое моей ванны либо какой-нибудь лужицы или же волшебными свойствами обладает лишь та влага, что течет из краника в Насосной зале?
Боюсь, чудотворна только та вода, за которую приходится платить.
Но ее ведь можно украсть!
Разумеется.
Джейн не сдержала осторожной улыбки.
Тогда мне понадобится сообщник. Не окажете ли вы мне такую честь?
С тех пор как джентльмен в последний раз просил Джейн составить ему компанию, прошло столько времени, что теперь она чуть не пропустила приглашение мимо ушей.
С удовольствием, опомнилась она и снова улыбнулась.
Больше этого делать не следовало: двух улыбок было вполне довольно. Иначе она могла бы обвинить себя в приятном времяпрепровождении.
Завтра я должен ехать по делам в Бристоль. Может быть, послезавтра? сказал мистер Уизерс.
Из дальнейшей беседы выяснилось, к ужасу Джейн, что он восхищается ее любимой книгой «Сесилией»[1]. Она встревожилась, заметив, насколько ей приятно общество этого мужчины. Она разделяла его вкусы и понимала насмешливое отношение к порядкам, царившим в Бате. Поскольку недостаточная величина пуговиц оказалась единственным изъяном мистера Уизерса, у Джейн не оставалось выбора: он ей понравился.
Дети воссоединились с родителями, и вся компания вернулась в дом. Джейн и ее матушка согласились через два дня посетить Насосную залу. Уизерсы откланялись самым любезным образом, и Остены проводили их до двуколки, благодаря чему маменька Джейн имела удовольствие помахать рукой леди Джонстоун, наблюдавшей сцену прощания из-за занавески.
Глава 3
Следующим утром Джейн получила письмо от сестры. «Дорогая Джейн, писала она. Как давно мы с тобою не виделись! Не сомневаюсь, что я многое пропустила и Бат тоскует по мне так же, как я по нему».
Это была излюбленная шутка Кассандры. Жизнь сестер в Бате была скучнее воскресных проповедей брата Джеймса. Все их время заполняла, будто пар, пустая болтовня: приходилось встречаться с недалекими людьми, которые, пробыв на водах неделю, уезжали домой. Однако сегодня у Джейн была настоящая новость, и ей очень хотелось поделиться ею с сестрой. Двенадцать дней назад та уехала к брату Эдварду, чтобы помочь его жене, ожидавшей восьмого ребенка. Кассандра не хотела оставлять Джейн, боясь, как бы та не исчезла в тумане во время одной из своих прогулок (такое казалось вполне возможным), но Джейн убедила Кассандру ехать: ее внутренние борения были ничто в сравнении с благополучным появлением на свет очередного маленького Остена. А новость можно сообщить и в письме: то-то сестра обрадуется!
Джейн пристроилась к маленькому столику у окна гостиной, где накануне стоял мистер Уизерс, и принялась набрасывать ответ. «Моя дорогая Кассандра! нацарапала она отцовским пером на пергаментной бумаге. Тебе лучше сесть, милая сестрица: у меня новости из Бата». Джейн обмакнула перо в чернильницу, чтобы написать о мистере Уизерсе, о его сюртуке и о леди Джонстоун, но нужные слова не шли на ум. Капля чернил упала на лист.
Джейн почувствовала себя глупой. В свете нового дня вчерашние надежды показались ей смехотворными. Мистер Уизерс всего лишь улыбнулся ей и предложил выпить минеральной воды, а она, будучи в отчаянном положении, мысленно раздула эти крупицы внимания до размеров настоящей любви. Наверняка он только из милосердия пригласил ее в Насосную залу. Проклиная свою склонность грезить наяву, Джейн отложила перо.
Что ты там пишешь? спросила маменька, войдя в гостиную. Не роман, надеюсь?
Она вырвала начатое письмо из рук Джейн и прочла написанное.
Нет, мама.
С недоверием покосившись на листок, миссис Остен произнесла:
Повторяю тебе, что намерена жечь все романы, какие только найду. Сейчас я серьезна как никогда, ведь у тебя появился твой мистер Уизерс.
Мистер Уизерс не мой, мама.
Миссис Остен положила листок на стол.
Написать сестре можно и после. А сейчас идем, нам пора в город.
* * *Когда они с маменькой, пройдя по мосту Палтни, направлялись к центру Бата, Джейн заметила нечто удивительное. Обыкновенно люди, которые встречались ей на пути, не обращали на нее никакого внимания или же качали головами. Теперь одна дама широко улыбнулась и сказала: «Доброе утро, Джейн!» За этим странным приветствием последовали другие, столь же радушные. Мать и дочь шли по мощенной булыжником улице, и едва ли не все женщины, стоявшие у дверей лавок или выходившие из церкви, махали им и улыбались. Миссис Остен, счастливая, взяла Джейн под руку.
С чего вдруг все стали такими любезными, мама? Эти улыбки меня пугают
Ах, полно тебе, отвечала маменька. Они рады за нас.
Джейн остановилась и повернулась к матери:
Мама, скольким людям вы рассказали про мистера Уизерса?
Почти никому! воскликнула миссис Остен и взмахнула рукой так, будто отгоняла муху. Да и что здесь такого? К чему скрывать хорошие новости?
Меня всего лишь пригласили выпить минеральной воды.
Какие глупости ты иногда говоришь! сказала маменька и потащила дочь дальше: по Столл-стрит, затем налево.
Добрая половина населения Бата продолжала, точно стрелами, осыпать Джейн приветственными улыбками.
Миссис Остен остановилась в конце улицы Вестгейт перед вывеской «Maison Du Bois»[2]. Это была модная лавка. Сперва Джейн подумала, что у маменьки просто развязался шнурок на ботинке, но та повернулась с явным намерением войти.
Мама, вы не сошли с ума?
В этой лавке продавались самые дорогие наряды в Бате, если не во всей Англии. Местные жительницы редко сюда захаживали. Здесь ждали богатых лондонцев и знать из окрестных поместий, приезжавшую в Бат за покупками. А однажды маленькая принцесса Шарлотта привела в смятение хранителя королевской казны, заказав в этой лавке весь гардероб: платьица, перчатки, шляпки и туфли (все это специально для нее доставили из Парижа).
Миссис Остен вошла вместе с дочерью. Как ни странно, дверь никто не охранял. Джейн ожидала увидеть у входа вооруженных часовых, отгоняющих непрошеных посетительниц вроде нее самой и ее маменьки нетитулованных, в запачканных сажей ботинках. Однако они обе беспрепятственно проникли в этот модный храм, с порога поражавший своим великолепием: на потолке цвели лепные розы, на полированном карнизе каждого шкафчика блестела латунь. Гигантская дубовая лестница вела куда-то наверх вероятно, прямо на небеса. За стеклами красовались кремовые шарфики из шелка и дамаста, шляпки цвета лимона, невесомые туфельки цвета персика и шали, словно вытканные из чистого золота. Всюду были развешены платья. Джейн показалось, будто она вошла в кондитерскую, а не в модную лавку.