Миссис Остен вошла вместе с дочерью. Как ни странно, дверь никто не охранял. Джейн ожидала увидеть у входа вооруженных часовых, отгоняющих непрошеных посетительниц вроде нее самой и ее маменьки нетитулованных, в запачканных сажей ботинках. Однако они обе беспрепятственно проникли в этот модный храм, с порога поражавший своим великолепием: на потолке цвели лепные розы, на полированном карнизе каждого шкафчика блестела латунь. Гигантская дубовая лестница вела куда-то наверх вероятно, прямо на небеса. За стеклами красовались кремовые шарфики из шелка и дамаста, шляпки цвета лимона, невесомые туфельки цвета персика и шали, словно вытканные из чистого золота. Всюду были развешены платья. Джейн показалось, будто она вошла в кондитерскую, а не в модную лавку.
Какое ужасное место! сказала она. Идемте скорее отсюда.
Вот так, наверное, и выглядит рай! прошептала миссис Остен.
Продавец хмуро поглядел на них из-за прилавка.
Вы заблудились?
Оглядев посетительниц с головы до ног, он едва ли попытался скрыть неудовольствие. Джейн кивнула и направилась к выходу.
Идемте, мама.
Но мать как ни в чем не бывало обратилась к продавцу:
Здесь продаются платья, не так ли, сэр?
Как видите, мадам. Дорогие.
Прекрасно, сказала миссис Остен, кивнув. Нам такое и нужно.
Мама, нет! воскликнула Джейн.
Не перечь матери, не то получишь пощечину.
Известно ли вам, мадам, вмешался продавец, презрительно глядя на миссис Остен, что однажды в этом магазине была изготовлена шляпка для самой Марии-Антуанетты?
Надеюсь, до того, как она лишилась головы?
При этих словах миссис Остен склонила голову набок и приподняла бровь. У Джейн потеплело на сердце: ее маменька умела быть остроумной, когда считала это полезным. Продавец негодующе разинул рот, но быстро нашелся:
Мы изготавливаем и доставляем из-за границы изысканнейшие туалеты для самых высокопоставленных клиентов.
Рада это слышать. Покажите, что у вас есть для моей дочери.
Миссис Остен скрестила руки на груди. Положение казалось безвыходным: покупательница не желала уходить, а продавец не желал ее обслуживать. Наконец здравый смысл подсказал ему, что у нее стойкости больше. Ухмыльнувшись, он вышел из-за прилавка и склонился перед Джейн, чтобы снять мерки.
Процедура была проделана с большой важностью. Измеряя при помощи ленты руки и талию клиентки, продавец качал головой, щелкал языком и что-то бормотал себе под нос, словно всякая цифра удивляла его, хотя пропорции Джейн были вполне изящны. Беспристрастный судья назвал бы ее фигуру стройной. Покончив с измерениями, продавец глубоко вздохнул, удалился куда-то в недра магазина и вынес оттуда одно-единственное платье на шелковой вешалке.
Вот все, что у нас есть подходящего размера, заявил он.
Джейн ахнула:
Мама!
Над нарядом, который они увидели, не меньше месяца с любовью трудились чьи-то умелые руки. Под светлой шелковой накидкой белело платье из муслина костяного цвета. По подолу спускались золотые ленты, на которых мастерица вышила розы, да так искусно, что Джейн различала листочки и лепестки каждого цветка. Сотни часов какая-то прилежная женщина работала крошечной иглой и тончайшей нитью, склонившись над столом в продуваемой ветрами мастерской на левом берегу. Накидка была украшена десятью рядами плетеного шнура, что придавало наряду некоторое сходство с военным мундиром. Эта деталь особенно понравилась Джейн, напомнив ей о братьях Фрэнке и Чарльзе: они были офицерами, служили во флоте, и, наверное, их форменные куртки, в которых они плыли вдоль испанского побережья, тоже украшал позумент.
Какое оно светлое, выдохнула Джейн, проведя рукой по воздушной ткани. Я запачкаю его на первой же утренней прогулке.
Чем платье белее, тем лучше, наставительно произнес продавец. Такие туалеты не для пешей ходьбы, а для езды в экипаже.
Он протянул руку, чтобы забрать наряд, однако миссис Остен не позволила ему это сделать.
Примерь, велела она дочери.
Джейн попыталась воспротивиться, опасаясь, что первое же прикосновение ее пальцев испортит драгоценную вещь, но, снова прочтя на лице матери угрозу насилия, подчинилась. Когда она вышла из-за китайской ширмы, миссис Остен воскликнула:
Боже мой!
Что такое, мама? Плохо сидит?
Джейн Мать замолчала, и на ее лице появилось выражение, которого дочь прежде не видела. Ты прекрасна.
Боже мой!
Что такое, мама? Плохо сидит?
Джейн Мать замолчала, и на ее лице появилось выражение, которого дочь прежде не видела. Ты прекрасна.
Джейн усмехнулась. Маменька никогда не говорила ей такого. Да и никто не говорил.
Посмотрев на себя в зеркало, она застыла. Костяная белизна ткани усиливала золотистый блеск светло-карих глаз, подчеркивала румянец. Впервые в жизни увидев себя такой, Джейн расправила плечи, как того требовал великолепный наряд.
Сколько стоит? спросила миссис Остен.
Двадцать фунтов, ответил продавец с торжествующей улыбкой.
Маменька взялась за ридикюль.
Мы покупаем.
Мама, нет, сказала Джейн.
Двадцати фунтов Остенам хватило бы, чтобы оплатить квартиру на шесть месяцев вперед. У матери не могло быть такой суммы. И все же она достала банкноту из ридикюля.
Откуда у вас такие деньги? спросила Джейн и только теперь заметила перемену: на маменькиной груди не было всегдашнего золотого украшения. Мама, а где же медальон баронессы?
Белая кожа, привыкшая к тяжести драгоценного металла, теперь казалась трогательно беззащитной. Видеть мать без цепочки с семейной реликвией было для Джейн так же странно, как если бы она стояла перед ней голая. Миссис Остен дотронулась до ничем не отягощенной шеи, но тут же убрала ладонь.
Раз мою дочь пригласили в Насосную залу, она отправится туда в подобающем виде.
Джейн, охнув, покачала головой:
Мама
Послушай меня. Это упростит дело. Особенно для твоего отца. Так все будут видеть, что мы не нищие. При этих словах она подняла подбородок.
Мама, вы же так любили бабушкин медальон!
Миссис Остен слегка поморщилась:
Я сама виновата, Джейн. Позволяла тебе сидеть с отцом и читать, вместо того чтобы возить тебя на балы и вечера. Ты ведь даже чай заваривать не научилась.
Я умею заваривать чай.
Ты делаешь это очень дурно. У тебя получается отвар со вкусом олова. Будь я с тобою построже, ты приучилась бы подавать себя в выгодном свете и была бы давно замужем. А я позволила тебе одичать. Так дай я хотя бы куплю для тебя платье.
Джейн подумала о той радости, которую доставляло ей ее одичание. Потом опять поглядела на голую маменькину шею и покачала головой. Мать и дочь никогда не понимали друг друга.
Хорошо, мама.
Миссис Остен улыбнулась, но в следующую же секунду снова нахмурилась. Жестом велев Джейн идти переодеваться, она протянула банкноту продавцу. Он, осклабившись, схватил деньги и только потом взял у покупательницы товар, чтобы его завернуть.
Так Джейн стала обладательницей белого платья прекраснейшей из всех вещей, которыми она когда-либо владела.
Глава 4
Приближаясь к Сидни-Хаусу, маменька с дочерью издалека заметили у подъезда эффектную фигуру тридцатилетнего мужчины с волосами цвета подсолнечника, перехваченными черной лентой. Удивленно ахнув, Джейн крикнула брату:
Здравствуй, Генри!
Здравствуй, Джейн! ответил он с улыбкой.
На его руке покоилась рука жены Элизы.
Bonjour, Джейн, проговорила она.
Я думала, вы пробудете у Досонов до четверга, сказала Джейн.
Брат и невестка, гостившие у друзей в Корнуолле, должны были заехать в Бат только на следующей неделе, на обратном пути в Лондон.
Генри помотал головой:
Мама написала нам и потребовала, чтобы мы немедленно изменили планы. Завтра мы идем с тобой в Насосную залу. Ужасно за тебя рады, Джейн! Это и в самом деле прекрасная новость.
Да уж! гордо согласилась миссис Остен. Это поважнее, чем какой-то глупый Роберт Досон.
Мама, нет! вскричала Джейн, и в ее голосе прозвучали панические нотки. Она предчувствовала катастрофу. Мы слишком торопимся! Я видела этого человека всего раз!
Послушай, сестрица, улыбнулся Генри. Тебя пригласили в Насосную залу. А это место, где все обручаются. Ни за чем другим туда не ходят. Разве только кто-нибудь захочет пить отвратительную соленую воду! Он рассмеялся, и его белые зубы сверкнули в ярком дневном свете. К тому же ты Джейн Остен, самая очаровательная и умная из всех знакомых мне женщин. Кому как не тебе стать лучшей на свете женой и матерью! Посмотрев на жену, Генри прибавил: Прости, дорогая.
Не нужно извиняться, мягко возразила Элиза на родном французском языке. Она не говорила, а мурлыкала, источая экзотическое обаяние, подражать которому Джейн даже не пыталась, так как не желала иметь глупый вид. Я согласна с тобой, кивнула Элиза, обращаясь к мужу, после чего улыбнулась Джейн и прибавила: Тем паче что у тебя новое платье. Теперь перед тобой ни один мужчина не устоит.