Райка вспыхнула, будто сухой камыш от спички, оттолкнула его:
Проваливай!
Он отошёл в сторону, рассмеялся зло:
Хозяин-барин. Бабок хватит мужа от тюрьмы отмазывать?
Не будет по-твоему, Вов! Райка посмотрела на него. С жалостью.
«в моей смерти прошу винить В, чьё написать имя, мужа? «Друга»? Кому напоследок испортить жизнь. Рая вытерла слезу. Зачеркнула, заново вывела: «В моей смерти прошу никого не винить!».
Тук! Тук! Тук! Рая вздрогнула: дождь? Витя? Не успела, не успела, ах
Открой, Рая! Это я!
Рустам! Вспыхнули щёки, сердце забилось неистово, как бубен в руках цыганки зазвенело. Рустам нет, нет! Рая распахнула окно, чтобы наглядеться на него напоследок, перед тем, как
Уходи, Рустам!
Без тебя не уйду.
Христом богом прошу, уходи!
Не уйду. Только с тобой! Смотри, что я тебе принёс, на подоконнике маленьким солнышком сиял южный плод. Возьмёшь?
Рустам взял его в руку и протянул Рае:
Возьми, а? И пойдём.
Райка рассмеялась, а потом снова заплакала, да нет, зарыдала в полный голос. От счастья, что ли, дурочка?
От счастья. Сегодня она возьмёт персик.
Прощание славянки.
Вареньке исполнилось недавно тринадцать. Она раньше никогда не врала, даже по мелочи. А тут зачем-то выдумала для одноклассника Пети, что тоже собирает марки. И, когда он пригласил её в гости, чтобы показать свою коллекцию, трепетала от страха разоблачения. Особенно боялась его серых, в рыжую крапинку, глаз. Зрачки, чёрные, глянцевые, взгляд липкий, словно смола. Варя смотрела, не отрываясь. Увязла, не вырваться.
Смотри, сказал Петя, и открыл альбом в синем бархате, редкая музыкальная серия. Композиторы. Это Чайковский. Прокофьев. Хачатурян. «Танец с саблями», да?
Да, кивала молча Варя, да. Смотрела на бородатых, усатых мужчин, а видела, слышала Петю.
А это, знаешь, кто? он улыбался и с хитринкой прищурился, напел:
Прощай, отчий край*,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад. Ну, как же, Варя? Вспоминай!
Она знала, помнила. Но ей легче было промолчать, чем вымолвить лишний раз слово.
Это же Агапкин! Трубач. Он придумал «Славянку», аж в 1912 году, прикинь. Эх, Варя, Варя! Угощайся, Петя пододвинул девочке тарелку, бабушка напекла.
Он с удовольствием откусил пирожок, повидло брызнуло. На подбородке сладкая капля. А Варе не до гостинцев, стыдно, жарко. Яблочный аромат кружил голову. Василий Агапкин сочувственно улыбался с марки, крепко прижимая трубу к груди.
Ты испачкался, прошептала Варенька и потянулась с платочком к Пете. Тот перехватил пальчики:
Варя, не смотрел, а пронизывал, будем дружить? По-настоящему?
С той минуты и на всю жизнь, Варенька узнала, что чувствуют насекомые, когда попадают в плен смолы или мёда; что чувствуют бабочки, когда прикалывает их к подушке под стекло коллекционер. Петя приколол Вареньку. Маленькую робкую бабочку. А через год уехал с родителями в другой город.
* * *
И вы никогда больше не виделись?
Нет, вздохнула Варя, удивляясь самой себе. Разоткровенничалась с незнакомой женщиной, ни с того, ни с сего. Хотя нет, и с того, и с сего с альбома. Сразу заметила его на столе. Синий бархат. Тёплый, как и тогда, четверть века назад. Слова, как слёзы, хлынули, освобождая от чувств.
Так и не забыли его? Странно, ведь вы же были детьми хозяйка квартиры пожала плечами, равнодушно продолжила, словно и не случилось нечаянного разговора о первой любви. А здесь у нас кухня, здесь гостиная, там спальня. Ванная. Туалет, раздельный. Ремонт недавно сделали. Да вы осматривайтесь, осматривайтесь, не стесняйтесь, хозяйка подошла, раскрыла тяжёлые шторы, лоджия вот.
Она взяла альбом со стола:
Дети старьё притащили, где только нашли. Наверное, в кладовке, спрятала его в комод. У нас, кстати, и кладовка есть.
Потом пришёл муж хозяйки и Варя совсем растерялась. Непривычное амплуа: не думала, что в возрасте под сорок останется без угла, и как-то было неловко. Неудобно перед чужими людьми. Она быстро засобиралась. Мужчина вышел проводить. Подал пальто со словами:
Ты совсем не изменилась, Варенька.
Чёрные зрачки прилипли. Серые глаза лукаво блестели каждой крапинкой:
Будем дружить? По-настоящему?
Она вздрогнула. Повернулась:
У тебя есть жена, Петя.
Это имеет значение?
Это имеет значение?
Имеет! вдруг Варе стало легко-легко, будто спаслась, преодолела вязкую смолу, бабочкой выпорхнула на лестничную площадку:
Помнишь:
Наступает минута прощания,
Ты глядишь мне тревожно в глаза она коснулась его рукой, передай жене, мне не подходит ваша квартира.
Варенька вышла из подъезда, направилась к остановке чеканя шаги. Под марш, который слышала только она.
Циан это
Два дня осталось до возвращения «Бригантины» из кругосветки. А неделю назад испортилась погода: налетел ветер, нагнал тучи, спрятал солнце. Океан взволновался. И ты. Каждый час выходишь на берег. Как Ассоль. С надеждой смотришь на горизонт. На небо. Солнце распихивает тучи руками, стреляет редкими лучами, но вам с океаном этого мало! Он негодует: темнеет ликом, шипит пеной. Ты негодуешь с ним заодно. Вы на одной волне!
Ты чего такая зелёная? переживают за тебя подруги, всё в порядке будет, не волнуйся! И хватит торчать на берегу: как будто что-то изменится от твоего присутствия! Посинела уже вся.
Вы уж определитесь: синяя или зелёная? Или сине-зелёная! им не понять, почему негодуешь ты: ведь они никого не ждут!
Океан, твой сообщник, твой соучастник, шлёпнул ладонью песок. Пена, брызги! Подруги визжат, возмущаются.
А он, тот, кого ты ждёшь всем сердцем, рассмеялся бы. Точно-точно! Сказал бы: иди в дом скорей, циановая моя! А ты губы надула бы в притворной и чуть в настоящей сердитости: зачем, зачем всё кругосветка, яхта, разлука? И понимаешь, что иначе нельзя. Таков он есть. Тот, кого ты ждёшь всем сердцем. И это твой выбор.
Он сказал тебе перед отплытием, помнишь: «В природе встретить этот цвет невозможно! А я найду!». Вернётся, ты скажешь ему торжествующе: « И чего искать было? Цвет негодования океана вот и весь циан! И моего негодования, кстати, тоже!».
Ты улыбаешься своим мыслям. И солнце выглянуло, словно почувствовало перемену в твоём настроении. А океан разошёлся не на шутку, никак не успокоится. Но как великолепен в своём негодовании в лучах света! Пора уходить.
И чем сильнее эмоция, тем темней,
Но насыщенней цвета океана.
Негодуй! после бури ещё красивей
Станут волны твои циановые, шепнёшь ему на прощание, увидимся завтра!
Накануне.
Бьётся в тесной печурке огонь, у Сани голос тихий, мягкий. Он пел. Я подсвистывал. Мы ждали Лизу. Два её героя. «Два верных Санчо Панса», смеялась она. Мы и злились, и гордились. И соперничали, кто верней.
«На дворе война, а они, в иль, чё удумали!» сердился командир Поликарп Семёныч. Но знал связист Елизавета Рогова под надёжной охраной.
На поленьях смола, как слеза, напевал Санёк. Пошевелил кочергой дрова. Они затрещали рассерженно, заискрились.
И поёт мне в землянке огонь
Про улыбку твою и глаза! звонко подхватила Лиза, появившись из-за ситцевой занавески,. Я готова, мальчики!
И вся такая ладная, ловкая. Улыбнулась светло, подхватила пальцами подол несуществующего платья. Покружилась. Поправила пилотку. Волосы у Лизы настоящее волшебство.
Мне иногда казалось, что сперва я влюбился в эти яркие рыжие пружинки, торчащие копной. И никакая грязь, копоть, пыль не могли потушить этот золотой пожар. Ни шапка-ушанка, ни ножницы не заглушат это озорство.
Ну? Как я вам? Лиза кокетливо тряхнула головой. Я даже услышал, как они зазвенели, её пружинки. Как заискрились, что те дрова в печурке.
Лиза, Лиза, Лизавета, я люблю тебя за это! рассмеялся Саня. Пошли уже, что ль? А то не дождётся нас капитан Тимохин, он скрипнул дверью. Запустил мороз и снег в землянку. Брр, ух, холодина! И тихо-то как!
Так у фрицев рождество. Празднуют. Вот и нам передышка! улыбнулась Лиза. Свезло Тимохину в декабре родиться.
Затишье перед бурей, чую, буркнул Саня. Мы молча переглянулись. Вздохнули. Завтра выступаем. Как оно сложится?
Ну, пойдёмте, нетерпеливо позвала Лиза, застёгивая тулупчик, а то ещё не успеем. Гриша, пошли! мы встретились глазами. На дне её озёр отражались язычки пламени.
Я догоню! крикнул им вслед, и бросился к столу. В кармане сбережённый тетрадный лист в линеечку. Эх, грязный уж, да другого нет. Выхватил огрызок карандаша. Больше шанса поздравить пусть так не выпадет.
«Милая Лиза! Поздравляю с наступающим 1944 годом! Будьте живы и счастливы!» а! будь что будет, дописал размашисто: «Я люблю Вас! Сержант Григорий Макаров».