***
Собирала меня матушка, со слезами да причитаниями, но я приметила, как у неё глаза горят. Видно, что надеется на меня. Она и прежде порой заговаривала про столицу, да батюшка всегда от разговоров тех больно серчал. А теперь матушка, по всему, надеялась, что эта оказия поможет ей детей из захудалой слободы в мир вывести.
Вот отучишься, получишь грамоту, и устроишься в Златаре на престижную работу, тихо говорила она, расчёсывая мои непослушные волосы перед сном. У меня сердце болит, так страшно отпускать тебя одну. Но это к лучшему, ты достойна большего, нежели жизнь в нашей Уточной слободке. Я знаю, что ты сможешь. Как же я рада, что ты не влюбилась ни в кого из местных.
Мам, а ты жалеешь, что за батюшку пошла? спросила я.
Нет, не жалею. Но вам с Ясенем хочу лучшей жизни, с тоской улыбнулась матушка. И не батюшка, а отец. Помнишь, как я учила тебя разговаривать? Вот так и говори, когда в школу приедешь. Позабудь про местный говор, и про традиции слободские. Там всё иначе, там совсем другая жизнь. Тебе понравится. Но помни, никому нельзя верить на слово. И деньги свои никому не доверяй, а уж жизнь и подавно. Пиши мне почаще, к нам почтарь раз в неделю заезжает, вот и пиши каждую неделю.
Хорошо, мама, прошептала я, давясь слезами.
Уезжать из отчего дома было страшно, но столица манила новыми впечатлениями и перспективами, как сказала бы матушка. За разговором с мамой я и не приметила, как и думать иначе стала, и речь столичную припомнила. Но родное, с детства впитанное, слободское житьё так просто из себя не выдерешь.
Матушка, а коли выгонят, батюшка меня назад не примет же? спросила, глаза опустивши.
Ты мне это брось! погрозила гребнем мама. Постарайся уж там, чтобы не выгнали. И не сдерживайся. Я знаю, что сила ведьминсткая в тебе сильна. Поспрашивала тут у стариков, прабабка твоя была могущественной ведьмой, но она не училась, от того и пошла по тёмному пути. Поэтому и отец твой эту силу мерзостью называет. Наслушался от родни, вот и боится. А ты не бойся, не зря же князь ведьм признал и на службу княжеству приспособил. Тебе досталась редкая, можно сказать бесценная сила, вот и пользуйся ей с умом. А сейчас ложись, отец телегу засветло приготовит, даже с Ясенем не попрощаешься, спать ещё будет.
Я не подведу тебя, мама, прошептала, крепко матушку обнимая.
Вот и хорошо, а я тебе напишу записочку. Глядишь, получится с моими родителями увидеться, погладила меня по спине матушка и ушла.
А я осталась одна, со своими думами да переживаниями. Привычная слободская жизнь закончится уже часов через шесть, а я так и не успела с подругами распрощаться, не сходила на пруд любимый, не сказала Мартыну, сыну кожевника, что он мне нравится А может и хорошо то, что не сказала? Может, так и должно было случиться? Не нашла я место по себе в слободе, так может статься и не место мне тут. Поживём увидим. А коли и в ведьмовской школе не пригожусь, так за Тарася пойду, всё равно больше никто из местных девок на него не позарится. Пущай Тарась-парась меня дожидается. Ежели я и на ведьму не сгожусь, так туда мне и дорога, за этим свином жизнь маяться.
***
Подняли меня засветло, батюшка сложил на телегу два узла с тряпьём, усадил меня сверху, обождал, пока матушка, обливаясь слезами горючими, давала последние напутственные слова (записку для своих родичей она мне тайно в руку сунула), и мы выехали со двора.
Путь до столицы был долгий. Часа через два мы добрались только до нашего городка Приточного, там батюшка заехал к местному торгашему, обменял шкуры и сушёные ягоды на монеты, тут же отдал мешочек с ними мне, и мы поехали дальше. Ночью я так и не сомкнула глаз толком, потому и сморилась. А проснулась только на вечерней зорьке, когда мы уже в столицу заехали.
Вот это городище, шептала я, вертя головой. Нечета нашему Приточному.
Вкруг было столько народу, повозок, и карет даже, каких я сроду не видала, что у меня от волнения ком в горле встал, да сердце зашлось. А дороги! Дороги-то были и не пыльные накатанные, а выложенные камнем. Люд весь такой нарядный, и фонари! Настоящие фонари! Мне мама про них рассказывала. Это когда на высоком, в два роста, столбе привешан такой квадратный короб со стеклянными стенками, а внутри горит нет, не огонь, а самая настоящая магия! И никто не ходит от столба к столбу с огнивом, они все враз загораются, от заклинания.
Батюшка, а может, ты передумаешь? взмолилась, испугавшись всего такого нового и непонятного. Я подумаю про Тарася, может и сложится.
Батюшка, а может, ты передумаешь? взмолилась, испугавшись всего такого нового и непонятного. Я подумаю про Тарася, может и сложится.
Поздно, Весения, покачал головой батюшка. После твоего срама на крыше Тарась уж не хочет тебя брать.
Ах так! Не хочет, значит? Ну и поехали тогда в ведьминскую школу! взбеленилась я.
Надо ж, горе какое, Тарась от меня отказался! Да я и сама за него не пошла бы!
К школе мы подъехали уже затемно, но Златар ещё гудел, тут люди не ложились спать с заходом солнца. Ворота оказались заперты, но батюшка постучал, и к нам вышла дряхлая такая старушка, прямо таки заморенная. Дунь на неё и рассыплется.
А ты попробуй дунуть, вместо приветствия проговорила она, с улыбкою на меня глядя.
Ой, пискнула я, и спряталась за батюшку.
Здравия вам и долголет, поклонился батюшка бабушке.
И тебе не хворать, мил человек, ответила старушка.
Вот, привёз вам ведьму на обучение, проговорил отец, и отошёл в сторонку.
А я не успела следом ступить, чтобы и дальше за его спиной прятаться. Так и замерла под взглядом старушечьим пристальным.
А с чего ты взял, что твоя дочка нам подходит? сощурилась бабушка.
Так мерзости в ней полно. Давеча сам её с крыши сымал. Взлетела, а слезть ума-разума не хватило. На всю слободу дом наш позорит девка. То утопленницей всплывёт, то ещё чего утворит. Парни её брать отказываются, да и сама ерепенится. Несподручно мне с ней, вот и решил свести к вам.
Пока батюшка всё это говорил, я успела покраснеть от стыда, задохнуться от обиды, и под конец разревелась. Ну за что ж он меня так не любит-то? Я же пыталась, семь лет держалась, мерзость старалась не показывать. А он
Ясно всё с вами. Давай сюда вещички, бумажонки какие, если есть, и пошёл вон! осерчало проговорила старушка.
Батюшка растерялся, покосился на меня, упёр кулачищи в бока и уже открыл рот, чтобы возмутиться, а бабушка возьми и перебей его.
Ты, мужик, езжай, откуда прибыл. А с дочкой твоей мы сами сладим, произнесла она. Не трави ты ей душу больше, и так отравил знатно.
Батюшка глянул на меня, приметил, что я реву, руками всплеснул, некультяпо обнял, смачно поцеловал в лоб, сгрузил мои узлы наземь, всучил бабушке мою именную бумагу и, пожелав напоследок не опозориться, уехал, остервенело Сергуньку погоняя.
Ну что, моя хорошая, натерпелась ты, как я погляжу? спросила старушка. Ты забудь про прошлое. Вот как войдёшь в эти ворота, так новая жизнь у тебя и начнётся. Идём, идём, девочка.
А узлы? растерянно спросила я, чрез слёзы провожая взглядом отчую телегу.
Батюшка так и не оглянулся. Уж не ведаю, напугала ли его эта бабушка, или стыдно было к непутёвой дочке чувства показать, да телега так и скрылась за поворотом, а я всё стояла и смотрела на пустую подъездную к школе дорогу. А мимо неё катили кареты, да люд столичный прохаживал, для них меня будто и не было.
Занесут твои узлы, махнула рукой старушка. Иди за мной, девочка.
Мне и осталось что только послушаться, не за батюшкой же бежать, всё равно не примет.
У нас, вообще-то, набор уже закончился, но от такого родителя я тебя с радостью сама в послушницы возьму, если другие наставницы не позарятся, проговорила бабушка. Зови меня матушкой Евдорой, деточка. Сегодня уже проверять тебя не будем. Поспишь у меня, а завтра определим, куда тебя пристроить. В крайнем случае, если силы ведьминские слабые совсем окажутся, останешься служкой, будешь мне помогать за школой приглядывать, пока нового магистра не назначили.
Так меня могут и не взять в обучение? испугалась я.
Там видно будет, всё от потенциала зависит, пожала сухонькими плечами старушка. Ведьмовство я в тебе чувствую, но, пока проверку не пройдёшь, не узнаем. Сила ведьминская она такая, иногда может и спонтанно проявляться, не имея постоянной основы. А без врождённого таланта и стабильной силы в обучении не место.
Вот я угодила! А ежели не подойду? И что же тогда, всю жизнь в служках ходить? Вот тебе и столице, такими путями мне до княжеского дворца и к старости не добраться.
Матушка Евдора провела меня по тёмным проходам до своей комнатки, маленькой такой, у нас курятник и то больше будет, указала на кровать, велела ложиться спать и ушла.
Ну вот, даже и рассмотреть ничего не получилось. И спать совсем охоты нет, какой тут сон, коли вокруг такое творится. Да и выспалась я за день-то. Присела на краешек кровати, сложила руки на коленках и призадумалась крепко.