Матушка Евдора провела меня по тёмным проходам до своей комнатки, маленькой такой, у нас курятник и то больше будет, указала на кровать, велела ложиться спать и ушла.
Ну вот, даже и рассмотреть ничего не получилось. И спать совсем охоты нет, какой тут сон, коли вокруг такое творится. Да и выспалась я за день-то. Присела на краешек кровати, сложила руки на коленках и призадумалась крепко.
***
Весения, просыпайся, за плечо меня трясти кто-то принялся.
Тут же вскочила, как ошпаренная, испуганно поозиралась и со звучным «хууух» присела обратно.
Утро уже, девочка, наставницы сейчас соберутся. Кормить тебя пока не будем, на голод сила лучше идёт. Ты пока готовься, а я пойду предупрежу. Пришлю потом за тобой послушницу.
И матушка Евдора вышла. А я осталась. И как готовиться-то? Чего делать? Хоть бы подсказала что да как. Про ведьмовство я ничего и не знаю, потому принялась повторять грамоту, которой матушка обучила. Цифры и буквы перебрала все, в слова и суммы поскладывала. К тому времени, как принялась городов больших названия перебирать, косу переплетая, в комнатку влетела какая-то девка в чёрном платье до пола и с чёрной лентой в волосах.
Не девка, а послушница, в крайнем случае, девушка, наставительно проговорила она.
Да что же это делается-то? Я же только подумала пробурчала я.
Вот поступишь, научишься, и никто твои мысли видеть не будет, улыбнулась она.
А я буду? подхватилась я. Вот так прям и всё, об чём другие думают, буду видеть?
Не всё, конечно, но, при желании и с допуском да, будешь читать чужие умы, как раскрытую книгу, улыбнулась она. Но только если до высшей ступени дойдёшь, а это мало кому дано. Я пять лет училась, чтобы самые явные мысли у незащищённых начать видеть.
Ух ты! только и смогла выдохнуть я.
Пошли уже, там тебя заждались, усмехнулась ведьма. Ты уже выдающаяся личность, если смогла матушку Евдору уговорить принять тебя после окончания набора. Вообще тебе очень повезло, магистр Матфий не допустил бы такого, да и следующий магистр вряд ли согласится отступить от правил.
А где эти ваши магистры? испросила я.
Убили нашего магистра Матфия, но нам об этом говорить запрещено. А нового ещё не назначили, с грустью проговорила ведьма.
Как убили? испугалась я.
Иди за мной, насупилась она. И не болтай лишнего.
Пришлось обождать с расспросами, интерес подальше за пазуху спрятать, да идти за вредной ведьмой. Вот не зря батюшка их не любит, противные они, ведьмы эти.
Сейчас, при дневном солнышке, я смогла разглядеть школу получше. Замок, как есть замок! Кругом серые каменные стены, потолок высокий такой, и окна большие, цветастыми стёклами закрытые. Красиво, но непривычно. А потом мы вышли из узких проходов с окнами и очутились будто в волшебном царстве огромный зал, весь такой светлый и яркий, на стенах какие-то картины, и лесенка широкая посредине из разноцветного камня. Красота-а-а!
Ты вообще откуда такая дикая взялась? посмеиваясь, ведьма испросила.
Из Уточной слободы я, что при городе Приточном, как на духу ответила я.
Да ты хоть читать-то умеешь? ведьма губы кривить принялась.
Умею. Я грамоте обучена, и говорить умею по-вашему, но тут такое, я и растерялася, закрасневшись, призналась я.
Прекращай смущаться, а то так и вернёшься в свою слободу, улыбнулась ведьма. И зови меня Марсой, а то всё ведьма, да ведьма.
А нечего в мою голову лезть, пробурчала я недовольно.
Иди уже, засмеялась Марса, указав мне на дверку, к которой мы и пришли уже.
Открылась та дверь сама. Вот так прям взяла и растворилась предо мной! А та-а-ам, ужас, мрак и что-то невиданное
Я так и попятилась, наткнулась на Марсу, оглянулась и прошептала:
Не хочу-у-у.
Марса улыбнулась опять и со всей силушки как толкнёт меня вперёд.
Глава вторая: Эх, долеталась!
Ведьма эта гадкая меня так пихнула, что я пробежала шагов пять, да и брякнулась на коленки. И дверка за мной тут же со скрипом страшным затворилась. А вкруг темень, хоть глаз коли. И в темени этой, чую, притаился кто-то. Я, только как глянула в эту темноту, почуяла неладное. Прямо холодом потянуло. Не зря испугалась.
А тут ещё и это из темени на меня как кинется какая погань белёсая. Ну я и завизжала, с перепугу подскочила, кинулась к дверке, а её и нет, как не было. Шагов двадцать пробежала, опомнилась, оглянулась никого.
Да что ж вы, ироды столишные, творите-то?! всплеснула руками. Извести удумали спозаранку?!
А в ответ тишина. По сторонам поглазела, да толку нет темно ведь.
И чего? Так и будем стоять? испросила, уперев руки в боки.
Ишь какая боевая, прокудахтал кто-то противным голоском откуда-то сбоку.
Я резво повернулась, а нет и там никого. Не видать, да чую, что нет.
Это она на словах только боевая, а толку-то с тех слов, донеслось с другой стороны. Брехливых девок завались, да ведьмы среди них не водятся.
А ты морду свою покаж, я те поведаю, кто здесь брехливый, взбеленилась я и рукава рубахи вверх потянула, чтобы кровякой не заляпать.
Знаю я таких петухов, они только и могут что кукарекать, а как до дела дойдёт, так в кусты. У нас в слободе тоже такие водятся, так я их на раз на место ставила. Ведьмина сила тут без нужды, и так по роже надаю.
Ты смотри-смотри, Дар, она тебя бить собралась, принялся гоготать первый.
Ой, Сил, боюсь, заржал второй.
А она-то не боится, первый.
Не порядок, второй.
И как завоет всё, как закружится. Белые тени вкруг заметались, холодом могильным повеяло. У меня руки и опустились. Страх обуял, зуб на зуб не попадает. Села, сжалась вся и заревела. Домой хочу, к матушке.
И вдруг слышу, плачет кто-то рядышком совсем. Голову от колен подняла и вижу малец стоит, не старше Яськи моего, коленки в кровь изодраны, ручонка одна плетью висит, а второй он сопли по мордашке размазывает и ревёт. Глазищи большие, страха полные.
Бросилась к нему, обняла, к себе прижала, а сама коршуном по сторонам гляжу.
Вы что, ироды, творите?! Пацана не трожте! выкрикнула в темноту.
А ты помешай, загоготал голос постылый в ответ.
И на нас сразу две тени белые понеслись. Я мальца собой прикрыла, руки вперёд выставила и заорала, что мочи есть. Чего ору? От страха ли, али для устрашения сама не уразумела. Но тени шагах в пяти от нас будто на преграду какую наткнулись, завизжали поросями, заохали и разлетелись ошмётками в стороны.
Тут же и свет вспыхнул, я ослепла сперва, попятилась. Натолкнулась на стену спиной, присела и принялась глаза тереть. А рядом кто-то заголосил, запричитал и заохал.
Да как же так?!
Не может такого быть!
Невозможно!
Причитали какие-то тётки и бабки. Я принялась оглядываться, ища пацана пораненного, а его и нет. Стою в светёлке, стену подпираю, а на меня глазеет толпа ведьм. Растерянные все такие, с укором да опаской на меня глядят.
Матушка Евдора, не к добру это, покачала головой одна ведьма молодая.
Не сладить нам с ней, поддакнула ей другая, совсем сухонькая старушонка.
Это неслыханно! Сам магистр Матфий этих фантомов создавал, и они нам не один год служили, а тут такое! всплеснула руками ведьма статная в летах.
Цыц, сороки, тихо проговорила Евдора. Девочка сама напугана, а вы развели базар.
И что мы с ней делать-то будем? подала голос ещё одна ведьма.
Весения прошла проверку, ведьма в ней сильна, спокойно изрекла матушка Евдора. Кто-нибудь хочет взять её в послушницы?
Да как же её взять-то? Какая сила? вопросила старушонка дряхлая.
Я к себе не возьму, боевых качеств она не проявила, заявила одна из ведьм, грозная такая, со шрамом на щеке.
И к целительству у неё предрасположенности нет, покачала головой другая, худенькая и бледная тётка годов сорока.
Силы земные она не призывала, не моя послушница, ещё одна ведьма.
И воздушных сил я в ней не вижу, высказалась следующая.
Дальше они снова заговорили все разом. И вся их болтовня к одному сводилась нет у меня ни воздушной силы, ни огненной, ни ментальной (кто бы ведал, что это такое?), ни созидательной (тоже зверь неведомый), ни временной, ни светлой, ни тёмной, и вообще никакой.
Таринья, тебе слово, перебила гомон Евдора.
Уж не знаю, что это была за сила, да только не щит это был. Не защитница она, сложив руки за спиной покачала головой пожилая ведьма с жуткими светло-серыми, почти белыми глазами.
Ясно. Идите, завтрак скоро закончится, не будем лишний раз пугать послушниц отклонением от графика, махнула рукой матушка Евдора.
И ведьмы потянулись к двери, возле которой я и жалась к стенке. Все такие осерчалые, брови насупили, на меня с укоризной поглядывают. Длинными подолами чёрных платьев пол подмели и вымелись вон. А я осталась, неприкаянная, никому не угодившая и ни к чему не пригодная.