Она подняла загорелое лицо с полными щеками, как у самца орангутана.
Не умею. Тем более на тебя.
Значит, разрешаешь уйти?
Ну конечно, тон смягчился и стал приторным.
Взаправду?
Я был рассеянный, чересчур легкомысленный, чтобы ожидать подвоха, и допустил ошибку. Мама подловила, когда я не был готов к подставе и, лёгким движением забрав фотоаппарат, широко заулыбалась, оставив меня ни с чем. Почти что.
Ты играешь не по правилам!
А кто ж запретит? Я его спрячу.
Я его найду.
Не в этот раз. Уж я-то постараюсь.
Выразив протест против моего побега, она скрылась в гостиной.
Глава 2
Мама выглядела совсем не молодо. У неё был обвисший живот, межбровные и носогубные морщины, накидывающие пару лет к возрасту. Седина уже тронула русые волосы, но они всё также оставались блестящими, хоть и не густыми. Она собирала невысокий хвост, чтобы подчеркнуть упрямый подбородок и форму головы, а когда красила ресницы, то невольно строила смешные рожицы. Подзывая к себе, улыбалась нежно, сердечно. Мама озаряла светом всех без исключения, но до тех пор, пока к ней относились с уважением, по-дружески. Равнодушие и холодность её не притягивали. «Обращайся с людьми так, как хочешь, чтобы они обращались с тобой», придерживалась мама слегка перефразированного правила.
В прошлом месяце ей стукнуло тридцать девять, и она серьёзно взялась за список. Отметила страны, в которые полетит: Австралия, Бразилия, Вьетнам, Греция, Джибути, Египет, Замбия, Исландия. Специально в алфавитном порядке, чтобы избежать путаницы. Она могла быть неутомимой путешественницей, которую бы изображали на постерах с гробницами, пантерами и тиграми, с мутировавшими кабанами и летучими мышами, пьющими кровь. А может, на фоне пирамид Майя, уносящей ноги от мексиканских контрабандистов. Может, даже на заснеженных вершинах, где запросто настигает горная болезнь, лёд не тает, а усы обрастают сосульками. В моих фантазиях она демонстрировала бесстрашие и боролась за правое дело.
Мама боялась высоты и опасностям предпочитала уют. Это я впадал в идеализацию.
В реальности она собирала мифы. Наведываясь в посёлки, деревни, трущобы, мама включала диктофон и расспрашивала местных жителей о существах, чудовищах, монстрах и богах, которые не пользовались популярностью, что-то на всякий случай набрасывала в заметках.
Деятельность необычная, напоминающая журналистику, со своими подводными камнями.
Собирая по крохе в год, она потихоньку писала книги и публиковалась в издательстве. «Кому-то нравится, а другое неважно», говорила без тени сомнения, гордящаяся детищем.
Для всех Холи Лэмб, а для меня просто мама.
Мама, как всегда, скрупулёзная.
Расставь тарелки. Где одеяло? Ну, где же оно?!
Оранжевая, словно спелый апельсин, кухня была полна кисло-сладких ароматов. В духовке доходил кокосовый пирог; от тушёной свинины с болгарским перцем струился едва заметный парок; салат из лосося в деревянной чаше манил блеском кунжутного масла. Вокруг всего этого великолепия расползались жирные кляксы с налипшими пёрышками лука. Кое-где были рассыпаны приправы, а возле холодильника белела рисовая мука.
У тебя.
Она тихонько рассмеялась своей невнимательности. Многообразие задач выводило её из равновесия. Куда деваться, за что хвататься?
Чем тебе ещё помочь?
Подотри пол. Я на нервах.
Я знаю. Когда он придёт?
Я отправила его за ромом. Сообщит, как выберет качественный. Так что неизвестно. Мама бросила одеяло в стиральную машину.
Мы будем пить ром? спросил я удивлённо, слегка намочив тряпку.
Ты нет. Приготовить коктейль?
С мороженым, пробормотал я недовольно.
Пока мы убирались, я размышлял, где могла лежать камера и, проверив полочки и шкафы на кухне, пришёл к неутешительному выводу, что она была спрятана в спальне родителей.
Что собираешься делать на каникулах? многозначительно подчеркнула фразу мама.
Вопрос поставил меня в тупик. Если бы у меня была сотня другая увлечений, то беспечно отдыхал и, наверное, оседлал пару тройку волн за компанию с друзьями. Но я не занимался сёрфингом, потому что не любил. Браться за нелюбимое было не в моём вкусе. Я не примыкал к консерваторам, считающим, что режим есть режим, и что его несоблюдение неминуемо кончается хаосом, а современные тенденции портят подростков и не распылялся на мелочи. Пока я не представлял, кем стану и что умею помимо съёмки. Художник я или бездельник? Я верил, что благодаря фотографии постоянно совершенствовался, не зря осваивая навык. Мама, правда, не одобряла зацикленность. Мне было всё тягостнее оставаться с нею наедине, так как она углублялась в щекотливую тему, требуя исчерпывающего ответа.
Гулять, фотографировать.
И всё?
А что ещё?
Допустим, участвовать в подвижных играх. Как насчёт спорта? Велосипедный тур или поход в джунгли? Культурные мероприятия тоже хороши. Посети музей или сад. Почему Хью никуда тебя не зовёт? Он активный мальчик.
Чересчур. Он звал, но я не соглашался. Потому и перестал, чтобы не докучать.
Конечно, с тобой тяжело справиться, заметила мама, раскладывая салат.
Ага. Но я действительно не хочу, что ты предлагаешь.
Предложи тогда ты.
Не знаю.
Почему ты не можешь быть нормальным ребёнком? спросила она, побелев от напряжения, и окинула меня строгим взглядом.
Я нормальный, но другой. Не такой, как ты или папа. Я не люблю лишний раз заморачиваться, но и без дела тоже не сижу. Пойми, что для меня важно. К тому же, я посещаю культурные мероприятия, передразнил я маму несколько насмешливо. Посещаю, но один. Хью болтливый, не умеет себя контролировать. Мне приходится подстраиваться под его темп, и я быстро устаю. Тебе же неудобно, когда отвлекают, если ты занята? Представь, как кто-то, пускай подруга, не даёт тебе насмотреться на кактус. Такой тёмно-зелёный, с острыми иголками, которые охота заснять. Или чего похуже загораживает весь обзор, тянет тебя то в одну сторону, то в другую, будто куклу. Пока она рвётся к очередной пальме, ты не отходишь от кактуса, потому что не успела его прочувствовать, не успела как же это а, предаться мыслям, вспомнил я меткое словосочетание.
Мы очень разные, выдохнула она с сожалением.
Что в этом ужасного? спросил я, разрешая конфликту обостриться.
Мама была мудрее.
Только в кино или книгах противоположности притягиваются. Им есть что обсудить, и есть с кем остаться.
Я замешкался и спросил:
А вы с папой?
Мы как две капли воды. Мы оба спокойные, бодрые, зачастую не уверены в собственных силах. Я принимаю тебя, но вопрос в том, не останешься ли ты один с таким-то подходом? Будешь ли счастлив? Без друзей, без любви, подытожила мама грустно и присела за накрытый стол.
У неё затрепетали ресницы. Она пристально взглянула на меня с возрастающим беспокойством.
Всё ещё впереди. Подумаешь, друзья! Мне и моих хватает. Если что, заведу.
Они не какой-нибудь питомец, чтобы их заводить. Вообще, я просто хотела предупредить.
О чём? спросил я, недоумевая.
Я не извлекал уроков из подобных диалогов.
О том, что на камере далеко не уедешь.
Ясно. Учту.
Конечно же, я солгал, так как не принимал чужое мнение. В одно ухо влетело, в другое вылетело.
Звенящую тишину прервал папа, с появлением которого на кухне воцарилось оживление. Что-что, а он умел развеять мрачное настроение. Я был заряжен энергией и не предпринимал попыток продолжить старый, откровенно неприятный разговор.
Когда мы покончили с блюдами, мама спросила загадочно, предвосхищая нетерпеливые возгласы:
Какую историю прочитать на этот раз?
О каменных карликах, похищающих младенцев! предложил папа.
Нет. Лучше о безусом льве!
Или о восстании вулкана?
Расскажешь о ходячих валунах?
Точно! Я выбираю огненную девушку, затопившую сотни тысяч кораблей!
Мы наперебой предлагали варианты.
Знаете, у меня в запасе есть кое-что любопытное, перебила мама с самодовольной ухмылкой. Солнечный дар, так называется легенда. И она не о каком-то далёком, чужом для нас острове, а о нашем.
Слишком простое название для любопытного, заметил я, подперев кулаком подбородок.
Величие заключено в простоте Слушайте. Давным-давно, когда на Оаху проживали первые люди, и славный добрый певец Калео пошёл в лес, чтобы, вдохновившись его красотой, написать пару строк, остров озарила вспышка. Калео сел на камень, сомкнув глаза. Земля дрожала, отчего казалось, что под нею бурлила лава. Листья пальм трепались, а лианы качались. Калео подумал, что свет сожжёт его сердце, притупит разум, и он больше никогда не сможет сочинять музыку. Он сложил длинные ладони. «Океан, сжалься хотя бы над поселением. Люди не виноваты в том, что хотят дышать, размышлять. Среди них есть талантливые и чистые души, которым не зря было дано тело. Сжалься над теми, кто стар и молод, кто любит и любим, позволь им выбирать, что правильно, а что нет», прошептал Калео, вкладывая любовь и силу в слова. Он молился, представляя покойную мать и старого, но крепкого отца, своих сестёр и брата, их семьи. Океан, услышав его, исполнил просьбу. Когда всё кончилось, Калео поднялся как ни в чём не бывало и стряхнул с набедренной повязки и лица жёлтую пыль.