У всякого человека благодетель есть в душе, тоже засмеялся Илия. В противовес семи смертным грехам для всех людей доступны столько же добродетельных научений Божьих, о которых, бывает, человек, вовсе и не христианин, вообще никогда не думает, не вспоминает. Атеисты, так те просто не ведают ничего ни о смертных грехах, ни о добродетели. У них в головах Богу пока нет места. Но только «пока» Со временем неверие проходит почти у всех. И даже, не посещая храма, они начинают сами понимать, что есть Первоначало, Власть Всемогущая, которая миром правит и меняет мир и людей. Что есть мучительные грехи, давящие душу гнётом и сжирающие душу как червь яблоко. А о добродетели своей без Божьей воли сам не докопается почти никакой человек. Я посредник между Господом и вашим начальником. И говорить с ним будет Всевышний моими словами. В какой одежде бы я ни пришел к нему.
А что, точно против каждого греха смертного есть сила добрая, которая сильнее сатанинских пороков? спросил Георгий и глянул на лик Николая-Чудотворца.
Ну, так вот и слушай, внимай и запоминай, священник взял Цыбарева под руку и повел его по дорожке вокруг церкви, возле которой поздние цветы ещё вовсю радовались не очень прохладной осени.
Первый грех смертный Гнев, а против него Любовь. Она сильнее. Она благочестива и беспредельна
Гордыня ей противостоит светлое смирение. Покой души без суеты и согласие с судьбой своей.
Уныние имеет антипод и боится славословия Бога за все, да желанного труда во благо себе и людям. Чревоугодие имеет страшного врага пост.
Сребролюбие оно боится оказаться в положении просящего милостыню или работы не может пережить бескорыстной на благо ближнему, что с алчными и жадными случается против их воли, да ещё и не так редко.
Блуд он подыхает от воздержания, от сна с молитвою перед ним, от труда физического, тяжкого Зависть эта тварь губительная, теряет злобную силу свою даже от нечаянной помощи завистника, как другу, так и врагу личному, тому, кому завидует, ну и также немощным, бедным, потерявшимся в суете и бесплодной жизни.
Вот как, Жора. На весах не бывает гирек только в левой чаше. Столько же и в правой. Ибо весы жизни это всегда равновесие. То есть гармония. Запоминай. Пригодится. Кстати, когда крещение думаешь принять?
Я стремлюсь, батюшка. Научи, как подготовиться, Георгий остановился и уперся взглядом в глаза священника. Жить хочу Верой и Правдой. Честно.
Расскажу всё. Сейчас сходим в рудоуправление, решим с настоятелем вопрос о стройке дома и будем готовиться к крещению твоему, обнял его иерей.
Вот, обрадовался Жора. Тогда сразу пойду на исповедь к тебе, отец Илия. Примешь исповедь?
Обязательно, всенепременно, священник пожал ему руку. Милостив Господь и опустит через меня грехи твои. Очистит душу. Ну что, пошли к начальнику твоему, Данилычу «Грозному»? Иди пока, догоню. Я пойду переоденусь в гражданское. Скажу начальнику, что я твой брат из Зарайска.
Дрожь есть внутри, замялся Цыбарев. Но в том, что уволили меня, не он виноват. Сам я себя попёр с работы, идиот. Ну, да ладно. Идём. А в церковном облачении почему не идёшь? Солидно. Один крест убить им можно. Как кувалда тяжелый.
И пошел на улицу. Виктор догнал его минут через десять. На нём был черный костюм, белая рубашка и красный в полоску галстук. Ну, туфли лаковые, конечно. Как чиновник оделся Сухарев.
Я, Жора этот грех беру на себя нарочно, жестко сказал уже Виктор, а не отец Илия. Бог простит. Но цель моя не подразнить сущего атеиста руководящего, а нужное дело сделать. Мой сан и облачение могут оскорбить чувства неверующего. А это с моей стороны ещё более греховно. Из двух я выбрал меньший. Только ты молчи, когда мы с ним будем говорить. Спросим тогда отвечай.
И они, перепрыгивая через похожие на сосновые нетесаные брёвна серо-бурые валуны породы боксита, медленно пошли по жесткой рыжей траве к высоким красным холмам и красному трёхэтажному зданию с красным флагом над крышей.
Ты живешь-то сейчас где? на ходу спросил Виктор. У друзей?
Откуда друзья? хмыкнул Жора. Пили вместе, девах тискали. Это не друзья. Выгнали меня, бросил кирять, так никто и не пробовал меня найти. Утешить заодно за дом сгоревший. Живу я всё время на складе церкви нашей. Там консервы и посуда всякая для трапезной, инструмент разный для уборки и чистки, рамки для икон, ладан, елей, краска разная и рубанки да отвёртки.
А диван хороший, хоть и старый. Меня дьяк Анисим сам позвал. Он про меня узнал от кого-то из ваших. Так мы с ним в шесть утра двор подметаем, листья собираем, жжем. Живёт он там же. Только спит на кровати в углу склада. Квартиру ждёт. Как и ты, отец Илия. Вдвоём ему веселее. Да и мне. Я и молиться иду раньше всех. Иконостас рядом.
Знаю я всё. Просто спросил. И вот ещё что имей в виду. Отец Илия я тебе в церкви. Облаченный в рясу и с крестом наперсным, засмеялся Сухарев. Сейчас я Виктор. Так и зови пока обратно в храм не вернёмся.
В приёмной он сказал секретарше, чтобы она доложила Ивану Даниловичу, что к нему просится помощник второго секретаря обкома Зарайского, Архипа Ивановича, Сухарев Виктор. Она ушла в кабинет.
А если проверит? Позвонить-то как не хрен делать, ужаснулся Жора.
Ему это сроду в голову не придёт. Такими именами манипулировать слишком большим наглецом надо быть, Сухарев тихо засмеялся. А я и есть в обычной жизни наглец ещё тот! Но он этого не знает и подумать, что кто-то соврёт, что он от самого Архипа Ивановича приехал да ни в жисть!
Вас ждут, вышла секретарша и плюхнулась на стул, перед которым стол с пишущей машинкой и двумя телефонами.
Что же вы без звонка, товарищ Сухарев? заместитель вышел из-за стола и встретил гостей на середине кабинетного ковра. Пошли бы сначала перекусили в нашем спецбуфете.
Да что отвлекать вас от дел? улыбался Виктор. Мы и так минут десять у Вас украдём.
Что за вопрос, какой надо так долго решать? удивился Иван Данилович. Обычно я за минуту всё делаю. Если, конечно, это не отчёт в Московский «Главк».
Да пустячный вопрос, Сухарев без приглашения сел в кресло у стены. Сел и Георгий. Зам начальника примостился на край стола и шутливо приложил ладонь к уху. Вот племянник Архипа Ивановича, сын старшей сестры, хочет работать у вас на экскаваторе. Первый класс у него. Слух идёт, что у вас на карьере они зарабатывают поболее, чем Зарайские городские экскаваторщики.
Ничего себе! изумился Иван Данилович. Слухи! Да, вдвое больше получают. Экскаватор хороший дадим. И на участок прибыльный направим. Я сейчас напишу записку. Отдадите её в отдел кадров. А мне надо позвонить начальнику второго участка. После кадров к нему идите и пусть он Как Вас зовут? А, Георгий! Ну вот, получите у него экскаватор там и завтра на работу. Паспорт при Вас?
Цыбарев протянул паспорт и квалификационное удостоверение. Ещё через пару минут они пожали руку Ивану Даниловичу, Виктор пообещал, конечно же, передать привет Архипу Ивановичу, после чего пробежал всего час и Цыбарев на новом экскаваторе выехал из гаража со счастливым лицом.
Вот же падла-жисть! изумлённо повторял он. Меня никто не помнит. Ни в отделе кадров, ни Данилыч, завгар не узнал меня, падла-жисть! Ну а чё?! Шесть тысяч человек тут пашет. Упомни всех. Ну, здорово. Ты, Витя, просто волшебник, гадом буду. Что, господь помог?
А кто ещё? очень серьёзно ответил Виктор. Он-то меня как Сухарева и не знает. Я для него служитель личный, пресвитер Илия. Я его славлю и Слово его толкую церкви. Почему ж и мне не помочь когда даже не прошу? Он всё видит и доброму делу подмогнёт обязательно.
Надо мне поскорее крещение принять, Жора отогнал экскаватор и вернулся с таким сияющим лицом, будто папа с мамой сделали его из меди, а грозный заместитель Иван Данилыч начистил его до зеркального блеска пастой «гои».
Крещённому мне буде сто дорог открыто к благам Божьим.
Ну, ну ухмыльнулся Сухарев. Крещённым станешь так сперва исповедуйся, с грехами попрощайся, людей полюби, помогай им без мзды и корысти. Главной мыслью в голове и главным чувством в душе считай искренне Любовь. Ко всему живому и ушедшему в лучший мир. Нет замены Любви, смирению, то есть покою душевному и сердечному. И прощению нет замены. Всех прости. Врагов, друзей, родных и даже отродье сатананское. Господь негодников сам покарает. Это не наше с тобой дело. А Любовь это как крест, который Христос на Голгофу тащил, умирая на ходу. Это ноша тяжелая Любовь. Особенно если Господь наставляет любить всех и всем прощать. Но без неё и Вера твоя Всевышнему не в радость. Ибо Вера это принятие божественного, не человеческого. Любовь твоя ко всему сущему, простому земному, Богу нашему дорога, потому как помогает ему гармонию поддерживать.