Светлана Курилович
Сказззки
Иван-Бедован
Далеко-далеко, у дремучего леса, на самой окраине мира, жил-поживал, но ничего не наживал Иван-Бедован. Жил-то он не один, да вроде как никому не был особо нужен: матушка умерла после родов, любви и ласки её парень совсем не приметил, отец до пяточка годов растил и воспитывал малого, да потерял своё охотничье счастье: лесной владыка задрал его.
Остался Иван один. Ну, как один с брательниками. Два старших брата, Андрей да Гордей, охотнички, как и отец, заботились о нём.
Эй, Ванька! В избе прибрал?
Прибрал, брат.
Скотину накормил?
Накормил, брат.
Ужин сготовил?
Да, брат.
Собирай на стол, да пошевеливайся, а то леща схлопочешь!
Накроет Иван на стол, сядут братья снедать, а малой в уголке из плошки доедает, что ему старшаки оставят.
Здоровые были Андрей да Гордей, настоящие богатыри: румянец во всю щёку, косая сажень в плечах, ладонями подковы гнуть могли, и частенько пудовыми кулачищами учили младшего брата: не то сделал, не то слово молвил, не так посмотрел. Сказать, что парни были злыми нельзя: котёнка ли, щенёнка приблудного всегда погладят, пожалеют. Зверьё в лесу били, как положено разумным охотникам, отец научил этой премудрости, всё показал-рассказал: и когда гусака от гусыни отличить нельзя, и когда тетерева-глухари по весне токуют и в угаре глухими становятся, и когда вся живность лесная семьёй обзаводится и детёнышей растит. Кроме того, привёл старшеньких в места заповедные и подробно объяснил, почему тут зверя бить не дозволено грех большой будет. Всё отец ребятам рассказал, только вот не вразумил их, бестолковых, что кровь родную обижать нельзя и братика младшего надо любить и оберегать, не успел Провинился чем-то перед лесным царём, тот и забрал его в свои угодья.
А Гордей с Андреем в силу возраста неразумного пятнадцать да четырнадцать им было озлобились на Ивана, решили, что вина на нём лежит и за смерть матушки, и за погибель отца, и взъелись на дитя невинное. С пяти лет мальчонка не видел ничего, кроме тычков и подзатыльников, всю работу чёрную братовья на него свалили: еду сготовь, в избе прибери, одёжу постирай, за скотиной ходи, за огородом следи, шкурки выделывай, да ещё лесных грибов и ягод набери они-то ведь добытчики! Им не по чину с лукошками бегать! На базар ходи за припасами, которых в избе нет, да посмей только лишнюю копейку потратить прибьют. Ладно, добычу свою они сами торговали, Ивану не доверяли: считали его за скудоумного. А то бы
Ваня с судьбой своей свыкся, не роптал, на братьев не обижался, потому как тоже считал себя повинным в смерти родителей и думал, что ничего-то лучшего он не заслуживает, поделом ему.
Поделом тебе! говорили братья после очередной оплеухи. Будешь знать!
Он и знал. Братьям не перечил, приказы их выполнял, всю работу делал исправно, к ночи с ног валился от усталости. На заре вставал доить белую коровушку-кормилицу Звёздочку (у неё во лбу была отметина рыжая, как звезда), и вот тут, бывало, на него накатывала грусть-тоска по своей беспросветной жизни. Доставал Ваня дудочку, которую сам вырезал из ракиты, уходил подальше, чтоб братьев не разбудить, и наигрывал печальные песни, так что сердце рваться из груди начинало и слеза непрошеная глаз жгла. Однажды так заигрался, что и не заметил, как Андрей с Гордеем к нему подкрались.
Ты что это тут делаешь? рявкнул Андрей и выхватил из рук Вани дудочку.
Глянь-ка, Андрюха, да он слезу пустил! хохотнул Гордей.
Эй, слезомойка, ты работу сделал? грозно спросил Андрей.
Брат, я сейчас я лишь на минуточку Там молоко парное, испейте пока, а я на стол соберу забормотал Иван. Дудочку отдайте он протянул руку.
Гордей с презрением смотрел на него:
И это наш брат?
Андрей повертел дудочку в могучих пальцах, сдавил, она жалобно треснула, охнула и рассыпалась.
Иди, скоморох, на стол собирай! кинул щепки в лицо Ване. Да поворачивайся, я жрать хочу!
Старшаки повернулись и ушли. Ваня всхлипнул, отёр глаза, собрал остатки дудочки в узелок и побежал исполнять братний приказ.
Так Иван дожил до шестнадцати лет. Братьям о ту пору стукнуло двадцать шесть и двадцать пять лет, они были в расцвете сил и пока ещё не перестарки самое время жениться.
Надо бы жён в дом привести, надоело твою убогую стряпню есть, как-то сказал Андрей, глядя, как Иван убирает остатки трапезы.
Одно и то же, ничего нового придумать не можешь, поддакнул ему Гордей. Да и одёжа у нас пообтрепалась. Сил нет.
Сказано сделано. Запаслись парни приданым богатым, благо соболя и лисы набили довольно, и отправились искать себе жён. Слава об их семье шла хорошая, отца все в округе знали: он был отменным охотником, да и сами братья известность себе немалую добыли как промысловики. Даже то, что они сироты, девицам было любо: а кому ж не понравится сразу быть полноправной хозяйкой в семье, не подчиняясь злобной свекрови-старухе? Так что долго братьям искать не пришлось: за Андрея с радостью согласилась пойти Марфа, дочь Никиты-кожевенника, статная, полнотелая, полнолицая девица, а Гордей нашёл себе счастье в семье мельника Ждана. Невысокая худенькая Настя очень уж приглянулась ему за бойкий нрав и карие глаза-омуты. Обе невесты были красавицами, на свадьбе Иван таращился на них, открыв рот, пока не словил оплеуху от Андрея.
Застолье было богатым: тут постарались и братья, и сватья, которые гордились своими чадушками. Иван с ног сбился, стараясь угодить молодым и гостям, мухой летал, выполняя пожелания будущих родственников. Его же и за стол никто не приглашал, не усаживал, и не догадывался, кто он. Так, бегает тут мальчишка какой-то, прислужник дармовой. Свободной минутки не было присесть и маковой росинки в рот положить. Но Ваня не жаловался: грешным делом надеялся, что невестки хоть малую долю забот с его плеч снимут, о большем и мечтать не смел. К вечеру отрок ног под собой не чуял, уморился, присел в хлеву на солому и задремал. Долго ли, коротко ли спал не понял, проснулся от громового окрика старшего брата:
Ванька, ты где?? Подь сюда!
Вышел, отряхивая солому с одежды:
Вот я, брат, чего изволите?
Такой он был потешный, всклокоченный, с соломой в волосах, что Настя, младшая сноха, прыснула в ладошку. За ней засмеялись остальные гости. Ваня понял, что смеются над ним, покраснел, как маков цвет, стал озираться, куда бы сбежать.
А ну, стой! сказал Андрей. Вот это наш младшенький: ни пришей ни пристегни, ни к какому делу не сроден, не пойми кем уродился.
Одни беды да несчастья от него в нашей семье пошли: матушка умерла, царствие ей небесное, отец сами знаете как погиб, вздохнул Гордей. Маета с ним.
Ваня переминался с ноги на ногу, исподлобья поглядывая на гостей. Марфа смотрела на него, брезгливо поджав губы, Настя, старше его годка на два, с любопытством.
Что, бабушка Аграфена, и ему хочешь погадать? Нашему злосчастью? спросил Андрей.
Оказывается, когда Ваня заснул, началось самое интересное: бабка Насти Аграфена славилась своими предсказаниями. Молодые да холостые и незамужние уже погадали, но Аграфена сказала, что в доме есть ещё один отрок и нельзя обойти его вниманием. Вот и призвали Ваньку пред светлые очи гостей и родственников.
Чай он тоже молодой, не сказала, а пропела Аграфена. Пойдём, соколик, со мной, я ладошку погляжу, всё, что будет, расскажу, с этими словами взяла Ваньку за руку и утянула за собой в горницу.
Садись, милок, указала ему на низенькую лавочку у своих ног, и дай мне десницу свою.
Ванька протянул ей правую ладонь, шершавую и мозолистую от ежедневных трудов.
Рука-то у тебя не слабенькая, гляжу! с одобрением сказала гадалка. Всякую работу знаешь? И мужску, и женскую?
Да, бабушка.
Это хорошо. Аграфена внимательно рассматривала его ладонь, потом вздохнула и пристально взглянула отроку в глаза.
Что, бабушка? несмело спросил он.
Ты, соколик мой, и вправду Бедован, ты с Бедой за плечами родился, уж не знаю, чем твои родители её накликали, но плотно она на твоём горбу сидит.
Ваня даже оглянулся, потом понурился:
Я знаю, бабушка, всем я несчастье принёс, никому-то от меня ни добра, ни пользы нет
А знаешь, Ванюша, ты можешь от своей Беды отвязаться, таинственно сказала гадалка.
Как, бабушка?! парень радостно вскинул на неё глаза.
Тебе, соколик мой ясный, всего лишь надо пойти на базар, да продать какую-то свою вещь, сказав при этом: «Бери мою вещь, и мою Беду в придачу!» Аграфена внимательно уставилась на Ивана.
Он опустил голову, потом покачал ей:
Нет, бабушка, так я не смогу. Чтоб чужому, ни в чём не повинному человеку свою судьбу злосчастную передать? Чтоб он все мои беды на себя принял, а я бы по земле ходил и радовался? Это, бабушка, не для меня. Верно говорят: каждому даётся по силам его. Выдюжу, но несчастье своё никому отдавать не буду, твёрдо заключил Иван.