Ловкая подножка и Друз кубарем полетел в кустарник, царапая себе щеки и пальцы.
Чтоб ее! заорал, в свою очередь, Друз, вскакивая.
Аврора наполовину высунулась из тайника. Лаура стояла в десяти шагах от нее и в нескольких от Друза. Вот нападавший вновь бросился на ее темную фигуру, но разрезал только воздух Лаура оказалась сбоку него и двинула локтем в затылок, отчего тот влетел в другую сосну и рухнул, теряя сознание. Клавдий тихонько постанывал, не горя желанием подниматься.
Лаура подошла к Авроре, точно вынырнув откуда-то.
Идем, новая знакомая! Здесь нам оставаться не следует. Ночь скоро закончится!
Аврора взялась за поданную руку, с любопытством рассматривая только что приобретенную подругу: невысокая ростом, стройна, но физически крепка, особенно выделялись пальцы с каким-то птичьим хватом, широкие плечи, выступавшие как крылья, бедра тоже струна мышц.
Куда мы идем? спросила римлянка.
Подальше отсюда. В Равенну.
И мне туда!
Не иначе рок! Не зря я сюда пришла. Еле раздобыла эту жалкую одежду, чтобы не так выделяться.
Аврора посмотрела: в самом деле не туника, а лохмотья какие-то.
До тебя ее носила, кажется, целая центурия!
Центурия? переспросила Лаура.
Ну да. Человек сто. Такая порванная и тут, и в этом месте, Аврора опытным женским взглядом оценивала увиденный экземпляр, а тут, сдается мне, кого-то пороли ремнями.
Лаура подняла голову к звездному небу. Цикады завели ночную песнь, прерванную людской беготней.
Это ничего. Это не главное. Однако, нам пора спешить. Забирай свои вещи, и быстрее из таверны!
Дай мне час, Аврора потянулась.
Никакого часа! строго произнесла новая подруга. Минута, самое большое три. Я в свою комнату сейчас, а ты в свою. Если через три минуты тебя не будет у входа твой выбор!
И она, не мешкая, устремилась в самый дальний и самый дешевый угол таверны. У Авроры, напротив, комната была с краю, лучшая из представленных в заведении.
Быстрее, быстрее передразнивала римлянка нищенку. Те два осла сняли с меня все украшения. Как мне теперь выехать в дорогу без наряда? Да и прическа растрепалась.
Тем не менее, она побросала мелкие вещи в дорожный мешочек, пришитый к поясу: деньги, скребок, ленты, украшения, духи, румяна; а провизию, сменную одежду, запасные сандалии и капюшон в дорожную сумку, которую вез Стаций. Не прошло и пары минут, как через приоткрытую дверь в комнату залетело едва различимое дуновение воздух завибрировал еле уловимым шепотом. Но когда нервы натянуты, как тетива лука, то на малейшее изменение среды реагируешь чутко. Так и Аврора схватила последнее, что нашла на кровати, и стрелой вылетела наружу.
Лаура стояла за поворотом, там, где освещаемая пламенем от факела земля постепенно терялась в зыбких ночных тенях. Казалось, еще чуть-чуть и она сольется с ними.
Подожди меня! испуганно зашептала Аврора, все еще чувствуя след от кинжала на своей шее.
Не мешкай! отозвалось эхо.
Аврора забросила дорожную сумку через седло, отвязала ремни от коновязи, взяла коня под уздечку, вывела на протоптанную дорожку и, ясно разглядев Лауру, спокойно устроилась в седле.
А где твой конь? вполголоса спросила римлянка.
Я не так давно вообще узнала о их существовании, глядя в сторону произнесла Лаура.
Патрицианка недоверчиво покосилась на селянку (если судить по внешнему виду).
Забирайся ко мне. Стаций нас двоих спокойно и с удовольствием повезет. Да, Стаций? и, наклонившись, она заглянула коню в глаза; тот тихонько профырчал. К тому же, я обязана тебе жизнью! Только скажи, чем могу отплатить, клянусь, что готова на все! Пусть многие из моего окружения и разговаривать бы не стали с плебеем, я не такая, как они! Садись!
Лаура внимательно выслушала щедрое и искреннее предложение, молча кивнула, подошла к крупу лошади и попросила:
Помоги мне подняться, не знаю, как это делается. Едем отсюда. Я принимаю твое предложение. Видно, сами боги послали тебя мне на помощь!
Сама так думала про тебя! усмехнулась Аврора. Едем!
Топот скакуна потонул в тихих улочках Ариминиума.
Глава 2. И тайное станет явным
Они миновали пятиарочный мост Тиберия, пересекающий полноводную реку Мареккья, и, как только город пропал из виду, расположились на берегу, утопающем в камышах. Звезды тихо мерцали с далеких высот. Отовсюду, насколько хватало глаз, струился их серебристый, тонкострунный зов. Словно мать зовет свое нерадивое дитя, сбежавшее из родного дома.
Искры от костра завершали пламенную речь и стихали, выдыхая последние огненные знаки.
Да, Лаура, может, это и опасно после всего пережитого, но по крайней мере я согрелась и не умру ледяной мумией.
Ты не представляешь, как здесь тепло, под открытым небом! восхищенно сказала Лаура и поймала на себе косой взгляд римлянки. Какое это обволакивающее до глубины души чувство! Но, прежде чем мы заснем, хочу услышать твою историю. Я говорю с каждым, кого вижу, и не могу наговориться. Бывает у тебя так?
Аврора задумчиво смотрела на непроницаемый водный край: будто черная олива разлилась из непомерного сосуда на мокрую землю и покрыла ее, утопив всю боль, всю тоску.
Чувствую себя такой одинокой, вымолвила наконец римлянка, точно весь мир закрылся толстой непроницаемой пленкой. А я в него стучусь, кричу изнутри, но мой голос тонет в какой-то вязкой тине. И вроде все близкие люди и друзья по меркам Империи недалеко. А что-то изнутри гложет, съедает, точно ненасытная утроба, поглощая в себя все наилучшие мысли, все сокровенные мечты и стремления. От отчаяния готова на отчаянные меры.
Аврора прилегла на дорожную сумку, лежавшую рядом на земле. Запасные туники, накидки хорошо подходили в качестве заменителя подушки, набитой гусиными перьями.
И хотя Лаура на два года была младше римлянки, но по зрелости обогнала ту, а потому легонько, как старшая сестра младшую, поглаживала по голове, проводя по волосам, по растрепанному кокошнику, успокаивая волнующие мысли, точно выбившиеся пряди. Аврора взглянула на догорающие угольки так, словно увидела в них чей-то образ.
Брат мой, милый брат! Я помню тебя, такого близкого ранее и такого далекого теперь. Помню тебя мирно играющим с деревянным мечом отца, который он получил на свое шестнадцатилетие. А ты доставал его из сундука, когда наш родитель уходил на службу народу римскому. Как это было давно! И где ты теперь?
Ты не знаешь, где твой брат? тихо спросила Лаура.
Да как раз на его поиски я и отправилась из Рима.
Мы найдем его! смело воскликнула селянка.
Хотя не только из-за брата, римлянка, казалось, целиком погрузилась в свои мысли. Я бы не смогла долее находиться в городе, в котором потеряла столько близких мне людей
Что с ними случилось?
О нет, ничего. Наверное. Ничего такого, что отправляет нас в царство теней. Но я потеряла близость с ними: отец мой, видный сенатор, об одной политике и думает, до близких ему нет дела, он и сына-то выслал из города из-за какого-то там политического дела; мать моя развлекается с другими, пока отец на службе, и до меня ей тоже нет дела; любимый мой, который провел со мной ночь, на утро испарился восвояси, потому что он служитель культа, и ему непозволительна любовь к женщине.
Уголек в костре треснул и выстрелил язычком пламени.
Вот и скажи мне, продолжила Аврора, что это за участь такая у меня?
На все воля богов, твердо произнесла Лаура. Может, все эти события были тебе уготованы не просто так, а для какой-то цели?
Мне кажется, я разуверилась в их существовании, сокрушенно всхлипнула патрицианка. Эхом по водной глади прокатился ее стон. Где-то вдали, за сотни метров, раздался утробный звук.
Лаура посмотрела в том направлении, вдыхая воздух, помедлила чуть и принялась вновь гладить волосы римлянки.
Никогда не спеши этого делать. Если бы не они, точнее, не она Лаура чуть замялась, не было бы меня здесь, рядом с тобой.
Аврора сладко-сладко зевнула, ресницы задрожали в сиянии звезд, желая полностью сомкнуться.
Расскажи мне о себе, Лаура, попросила римлянка, преодолевая накатывающую дремоту из последних сил. Ведь я дала клятву помочь тебе. И пусть я стала сомневаться в богах, нарушить клятву для истинного римлянина самое позорное!
Селянка тихонько усмехнулась.
Я спою тебе, дочь Рима, расскажу про песнь, где мало света, нежно запела девушка, точно убаюкивая, расскажу про место, где нет лета закрывай глаза, забудь тревоги дня, просто слушай меня.
Аврора закрыла глаза. Лаура завела песню протяжно, убаюкивающе, точно колыбельную, которых в детстве римлянка не дослушала: мать уделяла мало времени, а гречанка, вольноотпущенница, которая пела ласковые, мягкие песни и играла на лире в лидийском ладу, ушла на естественный отдых на закате своих дней.
Какой приятный тембр у этой селянки! Точно далекое клокотанье горного ручья, который набегает протяжной волной, обволакивает, кружит в тысячах мыльных пузырьков те лопаются над зыбкой, меняющейся пленкой воды и рассеиваются в воздушной пене.