Да, это случилось месяца три-четыре назад, вспоминала Лаура, когда племя застало меня за тем, что ночью я выбралась из пещеры, дождалась, пока наш караульный задвинет массивный камень у входа
И полезла по вертикальному стометровому лазу, который никто за столетия не одолевал, и выбралась на самый верх колодца?
Долгие месяцы ушли у меня на это. Я и палец ломала, и до крови стирала костяшки, уверенно ответила смелая девушка, смотря прямо в глаза тому, от одного взгляда которого другие падали ниц. И если это будет стоить мне жизни, я готова: я увидела нечто такое, что другие здесь и за целые десятки лет однообразия и скуки никогда и не увидят, и не помыслят о существовании таких чудес!
Твою мать я знаю. А кто твой отец, девочка? шаман смягчился в голосе. Руки опустились на пояс и замерли в позе того, кто привык распоряжаться жизнью и смертью других людей.
Мама никогда не любила говорить на эту тему, а в последние месяцы, после того как меня изгнали из рода, и подавно! Благодаря ей я и осталась жива.
К "очумленным" никто не смеет притрагиваться! Таковы древние законы нашего племени! Их можно учить словом, можно ругать, можно насмехаться над ними, можно не обращать внимания, как на ящерицу, ползающую где-то далеко под пещерным сводом! голос шамана набирал силу и громкость звучания. Они должны жить за пределами наших пещер, предоставленные сами себе и своему выбору! Обратно вернувшихся ждёт
Смерть, могильным голосом продолжила Лаура в ухо Авроры, отчего та вздрогнула.
И никто не смеет их трогать! вновь повторил Моран. За нарушение древних традиций и законов твою мать ждет смерть после суток заточения среди мертвых камней, чтобы она успела все хорошенько осознать!
Голос шамана гремел, сотрясая своды. И так же вторили ему слезы девушки, точно второй голос в дуэте, пытающийся изо всех сил умилостивить разгневанное божество.
Клянусь, она не дотрагивалась до меня! Только приносила еду и мне было что есть! Вот и все, что я хотела сказать!
Твои слова ничего не значат. Нарушение закона есть нарушение закона.
Прошу тебя, могучий Моран! Умоляю если не жизнью своей, то даже не знаю чем Смилостивься! Пусть мое сердце съедят, а тело отдадут на удобрение наших злаков! Я готова отдать жизнь ради матери!
Шаман смотрел на нее свысока. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Мне от тебя нужно нечто другое, моя пещерная дочь!
Ниц возлежащая дева обхватила стопы шамана.
Молю тебя Оркусом, хранителем нашего мира и народа, господин, только скажи, что я должна сделать, не губи родную душу!
Улыбка торжества проскочила на древнем лице Морана, но тут же скрылась за глубокими морщинами.
Вижу твои слезы, дочь, и доволен ими. Они искренни и чисты! Ты хочешь спасти свою жизнеподательницу?
Превыше себя!
Хорошо! А спасти свой народ готова?
За этим и вернулась сюда, Моран почитаемый!
Не с того ты начала! Потому и схватила тебя стража! Ты посмела кричать у входа в пещеры и звать народ за собой, якобы на "волю"
Но там и вправду воля!
а на самом деле, продолжил Моран, на смерть!
Как, почему? ахнула дева.
Потому, глупая, что я живу так долго, что тебе и не снилось, и не ты первая, не ты последняя, кто за столетия находит выход, но никто еще до тебя не смог выжить после такой воли! Моран совершенно успокоился и, придвинув себе массивный стул, продолжил. Я сам был вожаком такой вылазки. Нас было двенадцать! А внизу собралось все племя! Но как только мы выбрались наружу, и утренний свет бросил на нас первые лучи, то сперва один, затем другой мой сородич, затем третий шаман стряхнул со лба капельки пота, все они обернулись серым пеплом, разлетаясь по ветру, как сухие листья от жара костра! Я пошатнулся, время точно замерло. Тогда-то я и услышал впервые зов Оркуса, его утробный голос Он воззвал ко мне из оставленного колодца. Я это чувствовал затылком! В те секунды моя жизнь колебалась, как струна лиры под рукой неопытного музыканта, который должен определиться с ладом песни И тогда я стал его добровольным слугой, а он даровал мне новую жизнь. Я летел обратно в колодец. Все сто метров лаза отзывались болью внутри меня, точно вырывая какое-то сухожилие, точно вплетая в меня другую нить Когда я рухнул в воду колодца, брызги окатили всех собравшихся. Та сила, что пришла ко мне, отозвалась и во всем племени. То было так давно, что я и не упомню
Шаман вздохнул, набрал полную грудь затхлого пещерного воздуха и выдохнул с тяжким сопеньем.
Но я призвал тебя сюда не для этого, дочь нашего племени. Теперь-то ты понимаешь?
Теперь понимаю, завороженно отозвалась Лаура.
И жизнь твоей матери, и свобода нашего племени теперь все в твоих руках! Ты та, которая каким-то образом оказалась не подвержена давнему проклятию.
Какому проклятию? глаза девушки блеснули, а ум, позволивший найти выход, никогда не дремавший, встрепенулся, как ястреб, почуяв трепыханье в траве.
Слушай меня, слушай главное! Остальному время придет! Главное то, что свет не превратил тебя в пепел! А значит ты ходишь по земле, как простые люди, ты видишь рассветы и закаты, ты не привязана к пещерным ходам! Все эти тоннели мы рыли не просто так. Но так и не смогли добраться до заветной цели. А ты сможешь!
Говори!
Даю тебе один год на то, чтобы найти и уничтожить золотую буллу шар, полый внутри, вылитый в форме сердца, на золотой цепочке. Дар Рима, он стал нашим проклятием.
Своды пещеры громыхнули.
Как его уничтожить? решительно взглянула Лаура.
Для этого тебе понадобится пугио с запекшейся в стали кровью!
Кинжал римлян? Оружие наших врагов?
Римляне раньше были более сведущи в колдовстве. Их предметы наполнены силами, о которых они ныне не имеют ни малейшего знания.
Где мне искать?
Наши легенды донесли смутные обрывки. Из уст в уста, поколение за поколением мы передавали то немногое, что с каждым следующим редело и тускло, как рыбьи фонари со временем. Вот что дошло до меня, что говорят об этом сказания: "И буллой, и кинжалом владел Квинтилий Вар. Но другу своему, которого любил как сына, он даровал шар золотой. Когда же в час решающий тот предал вдруг, вонзил в себя кинжал военачальник гордый, прокляв в тот миг его". Дальше известно только то, что шар должен покоиться там, где последний день жизни застал принявшего в свое время подарок Арминия, где-то там, в районе Тевтобургского леса, среди болот с мертвецами, где пали три римских легиона.
Лаура изумленно смотрела. Легкое ее облачение трепыхалось от частого дыхания, волосы прядью падали на один глаз, завиваясь нежной спиралью.
А ты думала, куда мы числом двенадцать собирались отправиться в тот проклятый день? взвыл Моран. Мы тоже некогда мечтали об освобождении нашего народа из этого заточения под землей! Но никому не удалось пробыть снаружи дольше первых лучей света! А тебе это удалось! Теперь это твоя цель жизни!
Моран насупился, чуть привстав, но взял себя в руки и опустился на каменистый стул.
Кинжал подобрал, конечно, победитель. Вот так магические предметы одного стали достоянием другого. Впрочем, что они ему принесли? Гибель от рук своих же? Отправляйся в далекую Германию, чтобы раздобыть их. Хотя сперва иди туда, где император в Рим! Стань тенью ночи, броди, слушай, распытывай! Где еще больше разузнаешь, нежели в столице всего мира? Выясни все про эти предметы, про их свойства, почему они стали нашим проклятием и как его снять вот твоя первая цель! И вот еще что
Перед глазами Авроры все поплыло, точно синь морская разлилась по зрачку глаза и его раек стал из нежно-голубого цвета пронзительно-синим с накатывающимися волнами.
Бутимас! Проводи! словно издалека донесся голос шамана.
От боли девушка сомкнула глаза. И тут в ушах раздался не зов, а крик: "Аврора, проснись!"
Глава 3. Первая угроза
Раздалось тревожное конское ржание. Аврора с большим трудом открыла глаза. Но тут же пожалела об этом. Все тело болело нестерпимо. Так бывает, когда спросонья сунул руку в огонь, но не понимаешь этого, та болит нестерпимо, тысячами иголочек отдавая по всей коже, добираясь до мозга. И только лишь увидев, поняв причину боли, в какой-то невыразимо краткий миг понимаешь весь ужас ситуации и отдергиваешь руку! Но куда там? Поздно! Она обуглилась и со всей открытой ясностью бьет сотней кинжальных стрел!
Так и к римлянке осознание пришло мгновенно: картина мира завращалась, закружилась! В секунду мозг выстроил многоярусную цепь произошедшего: рука от конвульсии дернулась и смела костер, цепляясь за жгучие угли, боль пронзила пальцы и кисть; волосы растрепались по влажной от ночной росы земле, оставляя полутораметровый след; голова шла кругом перед глазами мелькала то густая трава, хлестая по щекам, то черное беспросветное небо, утыканное иглами звезд.