Но больше всего меня удивляли собственные чувства. Откуда они? Я её знать не знаю, однако веду себя так, словно она принадлежит мне. Но стоило вспомнить, кто надел ей кольцо на безымянный палец, меня охватывало настолько горькое чувство, которого я, пожалуй, ранее никогда не испытывал.
Отец делился за ужином рабочими планами, но я замечал, что его мысли утопают в трясине по имени Теа. Он то и дело бросал, как юный любовник, взгляды на жену. Ласкающие, плотоядные и бесконечно голодные. Такие же, что и у меня, только я пытался спрятать их за маской безразличия.
Мне казалось, отец не сумел считать мою реакцию на их пару, будучи полностью поглощённым собственной женой, зато, к моей досаде, братец всё заметил. И ревность, и злость. Я залпом выпил после ужина бокал виски и налил вторую порцию, ожидая, когда алкоголь успокоит мои чувства. Но стоило посмотреть на Теа, что льнула к старику, меня просто выворачивало наизнанку.
Мысль о том, что этой ночью он прикоснется к ней, причиняла мне физическую боль.
Что, Йен, завидуешь нашему папаше? Дуглас незаметно подкрался и, словно чёрт, подлил масла в огонь, чуя, что нащупал впервые за эти годы моё слабое место. Я прикрыл глаза, опасаясь, что, если он произнесёт ещё одно слово, я просто вырву ему кадык зубами. И всё же Дуг не был тупым и, поняв моё настроение по взгляду, тут же ретировался.
3. Теа
Каждый раз, когда Бенджамин притрагивался ко мне, меня передёргивало от отвращения. И не важно, была ли это всего лишь его ладонь на моём плече в покровительственном жесте. Поцелуй в щеку при посторонних в качестве демонстрации нашей близости. Или пожатие кончиков пальцев до посинения, когда меня трясло в день свадьбы от ослепляющего богатства и обширных связей моего достопочтенного мужа. А ещё от будущего, в котором я похоронила свои мечты и надежды.
И сегодня, перед тем как коснуться его губ, пришлось выпить пару бокалов крепкого алкоголя, найденного в его баре. Нацепив на лицо фальшивую улыбку, эксплуатируемую мной все эти годы в семье Сандерсов, я спустилась к ужину. Вновь попадая под обстрел пренебрежительных взглядов.
Я знала, что мне нужно отвести от себя беду. Ту самую, которую несет для меня Йен. Застань мой супруг и долю секунд от той сцены, которую лицезрела его мать о, я уверена, что меня ждала бы страшная кара.
Его отпрыску вряд ли угрожала бы опасность за желание развлечься с мачехой. Но в отношении меня в тот же миг была бы запущена карательная машина. Я до точки помнила наш разговор, когда мистер Сандерс разложил передо мной мою судьбу, как на ладони перед тем, как сделать предложение руки и сердца. Или, если точнее, кошелька и фамилии. Если этот процесс вообще можно так назвать. Ведь выбора у меня не было, а посему это вовсе не являлось предложением.
Главное, что требовалось от его молодой супруги в этом браке, это хранить ему верность и выполнять все его требования. А в обратном случае лучше и не думать, что он со мной сделает. Я согласилась на этот союз только потому, что господин Сандерс дал мне обещание. Маленькую надежду. Тусклый огонёк в конце тоннеля.
Если в течение пяти лет брака за мной не будет прегрешений, то я смогу получить свободу и уйти от него с тем, с чем пришла. То есть ни с чем. Подозревала, что его замысел рассчитан на то, что за эти пять лет я привыкну к красивой жизни. Для него немыслимо, что я добровольно могу расстаться с теми благами, которые приносит с собой фамилия Сандерс в паспорте после моего имени.
Однако я каждый прожитый в этом доме день вычёркивала из календаря в страстном желании приблизить дату, когда вновь стану неприметной Теа Торнтон. И на пути к этой цели я встретила лишь одно препятствие его сына. Йен Сандерс, или, как, я слышала, обращаются к нему товарищи по команде Айс. Вот кто для меня настоящая угроза.
И если я покажу слабину, Бенджамин от меня и мокрого места не оставит. Я знала, видела, что для Йена моя персона всё равно что мишень в тире. Забава для разбавления яркими красками его серых будней, пока он не восстановится полностью и не вернётся в строй. Туда, где его ожидает череда женщин, восторженные поклонницы, свет славы. И, возможно, память о мимолётном похождении с той, которая ему не принадлежит. Подозревала, что я для него словно запретное яблоко с дерева познания. Только вот, если мы сорвём и вкусим его, ад разверзнется лишь для меня.
Он не первый, кто за минувшие годы хотел получить доступ к моему телу, считая, что с лёгкостью сможет обойти на этом пути старика. Однако он единственный мужчина, от близости которого мои коленки слабели, а сердце начинало биться чаще.
Он не первый, кто за минувшие годы хотел получить доступ к моему телу, считая, что с лёгкостью сможет обойти на этом пути старика. Однако он единственный мужчина, от близости которого мои коленки слабели, а сердце начинало биться чаще.
Меня потряхивало, когда я устраивалась за столом напротив Йена. Сжав кулаки с такой силой, что ногти с алым маникюром впились в ладони едва ли не до крови, я подняла взгляд на молодого человека. Ожидала увидеть на его лице разочарование ребёнка, у которого отобрали желанную игрушку, но ничего помимо ленивого презрения к моей персоне не обнаружила.
Еда не лезла в рот, и я почти весь ужин занималась тем, что расщепляла ножом стейк, пока он не превратился в кашу, даже не прислушивалась к диалогам. Я всегда чувствовала себя лишней среди этих людей. Почти все они придавали мне значения не более, чем фарфоровой статуэтке, купленной на аукционе Сотбис. Да, красивая, да, в неё вложено много средств, но, если разобьётся, уже на следующий день ей найдётся замена. К тому же я была слишком неопытной, чтобы разбираться в хитросплетениях интриг, разворачивающихся в этом доме вокруг семейного наследства.
По праву жены главы семейства я должна была иметь веский голос среди прочих членов семьи, устраивать приёмы, отдавать распоряжения прислуге. А так как всё это слишком чуждо мне, бразды правления находились в руках жены Дуга. Такой душной, что, находясь с ней в одном помещении меня одолевал приступ астмы, которой я никогда не болела.
Но всё же реальную власть держала в кулаке Аннабель Сандерс почтенная мать Бенджамина. По итогу всё складывалось порой именно так, как она того желает.
Теа, деточка, обращается она ко мне, и я растерянно поднимаю на неё взор, осознавая, что она произносит моё имя уже не в первый раз. Старушка смотрит на меня своими хитрыми голубыми глазами-лазерами, прожигая насквозь, точь-в-точь как и её младший внучок.
Я говорю, что было бы прекрасно, если бы ты организовала в честь предстоящего дня рождения Йена приём, огорошивает она меня новостью. Я медленно обвожу взглядом стол и понимаю, что глаза всех членов семьи направлены в мою сторону. На лице Джил жены Дуга отчётливо вижу затаённую злобу. Её маленькие мышиные глазки все три года, что я здесь выживаю, следили за каждым моим шагом. Стоило мне оступиться, как она тут же бежала к моему мужу и докладывала. Словно, если я разочарую Бенджамина, это придаст ей веса и рейтинга, подняв в местной иерархии чуть выше вверх.
Я тереблю пальцами салфетку, что лежит на моих коленях, потому что ладони от нервозности стали влажными, и перевожу взгляд на Йена. Он смотрит на меня как на таракана, вальяжно откинувшись на спинку стула, с интересом ожидая моей реакции на подобное заявление.
Это чудесная идея, мама, раздаётся сухой голос Бенджамина, Теа давно пора вливаться в семейные дела.
А мне так и хочется заявить, что я здесь для декора, но остаётся лишь сглотнуть слюну и кивнуть, потому что на иное сейчас я вряд ли способна. Больше всего мне не нравилось, что Бенджамин вовсе не разделяет то ощущение, которое сопровождает меня с первого дня в этом особняке, что я здесь ненадолго. Он ведёт себя так, словно рассчитывает, будто я задержусь в статусе его жены куда дольше чем на пять лет. Эта уверенность, о которой он не говорит, но которая сквозит в его поступках, пугает до чёртиков.
Милая старушка Аннабель, с внешностью божьего одуванчика, но пастью акулы, меня зачем-то подставила. Мне даже не хотелось думать, когда я найду время между учёбой и помощью папе на то, чтобы устроить званый ужин, который состоится аккурат через пять недель. Самое странное, что Йен вовсе не противился творящемуся вокруг него балагану, хотя в моей картине мира он вовсе не был похож на парня, который любит подобного рода мероприятия. В свою честь.
Всё моё поведение в начале ужина было рассчитано на то, чтобы у Йена больше не возникало желания подходить ко мне ближе чем на пару метров. Но вместо ликования на языке разлилась горечь с неприятным привкусом поражения. Потому радоваться его неприязни у меня никак не получалось. Да, он смотрел на меня с ещё большим отвращением, чем раньше. Но лучше мне от этого не стало.
Зато в глазах его отца разгорелось чувство, которого я опасалась больше всего, предвкушение. Ему было шестьдесят восемь лет, и я искренне считала, что секс не на первых местах в его приоритетах. Но то, как он смотрел на меня весь вечер, буквально кричало об обратном.