Анализ состояния литературы начнём с эссе Шарля Бодлера «Об искусстве», опубликованном в середине XIX века. Вроде бы за прошедшие годы многое должно было измениться, но нет кое-что из того, о чём он написал, актуально и для наших дней:
«Среди публики, да и среди художников встречаются люди, которые, посещая Лувр, торопливо проходят мимо множества весьма интересных, хотя и второстепенных полотен, даже не удостаивая их взглядом, и замирают перед какой-нибудь картиной Тициана или Рафаэля, особенно из числа тех, которые больше других популяризированы литографией. Уходя, они с удовлетворением думают: "Этот музей я знаю". К тому же разряду принадлежат люди, которые, прочитав когда-то Боссюэ и Расина, воображают, будто знают историю литературы».
По сути, в этом отрывке речь идёт не об искусстве, но лишь о той публике, стараниями которой один автор становится знаменитым, а другой пропадает в неизвестности. Не имея способностей к восприятию культурного достояния, люди судят об искусстве на основе кем-то где-то высказанного мнения желательно, чтобы этот человек обладал авторитетом в определённых кругах. Именно так бездарные писатели приобретают популярность, ну а издательства в погоне за прибылью вынуждены потакать вкусам публики.
Схожие мысли высказал Фридрих Ницше в книге «Человеческое, слишком человеческое»:
«Всегда должны будут существовать плохие писатели, ибо они соответствуют вкусу людей неразвитого, незрелого возраста; последние тоже имеют свои потребности, как и зрелые люди. Если бы человеческая жизнь продолжалась дольше, то число зрелых личностей преобладало бы над числом незрелых или по меньшей мере равнялось бы ему; теперь же значительное большинство умирают слишком молодыми, т.е. всегда существует гораздо больше неразвитых интеллектов с плохим вкусом. И они, кроме того, жаждут удовлетворения своих потребностей с большей страстностью, присущей юности, и добиваются для себя плохих авторов».
К счастью, со времени написания цитируемой книги продолжительность жизни увеличилась, однако это дела не меняет публика по-прежнему предпочитает авторов, соответствующих интеллекту не вполне «созревшего» большинства, и пока не наступит желанная пора созревания, ситуация в корне не изменится.
Так неужели перспективы столь безрадостны? Ведь для созревания потребуются не годы, а десятилетия! Тут возникает замкнутый круг: незрелая публика возводит на пьедестал плохих авторов, а те в свою очередь способствуют падению интеллектуальных способностей читателя до уровня подростка. Чтобы разорвать этот порочный круг, не обойтись, как ни странно это прозвучит, без вмешательства государства или хотя бы лиц, причастных к деятельности органов публичной власти.
В прежние времена нельзя было добиться признания у публики, не подыскав себе влиятельного покровителя. К примеру, Борис Пильняк сподобился завести знакомство с Луначарским, а Юрия Германа надоумили обратиться к Горькому, и случилось так, что молодой журналист чем-то приглянулся пролетарскому писателю. Впрочем, теперь каждый человек, имеющий под рукой компьютер, подключенный к интернету, мнит себя писателем, так что облечённых властью благодетелей на всех, увы, не хватит. Даже если чиновники Минкульта в качестве дополнительной нагрузки станут рецензировать книги непризнанных писателей, это делу не поможет. Тут прежде всего нужно отделить мух от котлет. Не хотелось бы сравнивать книгу с прожаренной котлетой, хотя иной раз так оно и есть, но сиюминутная прибыль и литература понятия несовместимые. Задачей литературы является повышение интеллектуального и нравственного уровня читателей, что не исключает получения удовольствия в процессе чтения, и если государство не возьмёт издание книг в свои руки, последствия будут самыми плачевными.
Многие мне возразят, припомнив роль всемогущего РАПП или Главлита, но вот что странно в те времена вышло в свет немало произведений, авторы которых принесли славу отечественной литературе: Юрий Олеша, Андрей Платонов, Михаил Булгаков, Юрий Трифонов, Валентин Распутин, Виктор Астафьев А кого из нынешних можно поставить в этот ряд? И это при том, что цензура вроде бы отсутствует. «Вроде бы» это потому, что каждый владелец издательства имеет право «не пущать», если идейная направленность произведения не соответствует его политическим взглядам. Вот и получается, что вместо одного Главлита мы имеем несколько десятков. Казалось бы, можно надеяться на некоторое разнообразие издаваемой литературы, но если во главу угла поставлена прибыль, результат предельно ясен по сути, все издательства потчуют читателя «фастфудом» и даже если предлагают «лососину», она оказывается «не первой свежести».
Пока ещё сохраняется надежда на перемены к лучшему, ещё можно кое-что спасти, хотя претензии к качеству литературных произведений высказывались с тех пор, как книгоиздание было поставлено на поток. В 1892 году немецкий писатель Макс Нордау опубликовал книгу под названием «Вырождение» в ней речь идёт о кризисе культуры на рубеже двух веков. Конечно, время было другое, да и представления Нордау об устройстве мира существенно отличались от того, что стало вполне привычным для большинства из нас, но в его книге есть немало мыслей, наблюдений, которые актуальны и в нынешние времена:
«Вчера они ещё были реалистами или порнографами, сегодня они уже символисты или декаденты. Они так же легко пишут религиозные сказания, как и исторические романы, приключения, трагедии или деревенские рассказы, смотря по тому, на что есть требование со стороны критики и публики. Эти господа, составляющие, как я уже неоднократно указывал, громадное большинство представителей умственного труда, следовательно, и членов разных модных кружков и кучек, конечно, совершенно здоровы, хотя они и стоят на очень низкой ступени развития».
Желание любым способом привлечь к себе внимание публики заставило многих порвать с традиционными направлениями в искусстве, но и это ещё не всё. Главная причина состоит в отсутствии таланта, в неспособности создать нечто достойное внимание просвещённой публики владение ремеслом не даёт права считать себя художником в высоком смысле этого слова. Впрочем, прав Нордау истеричная толпа готова возвести на пьедестал любого бездаря, который понравится по каким-то неизвестным нам причинам.
А вот французский психиатр Бенедикт Морель видел причину истерии в отравлении организма злоупотреблении алкоголем и пр.:
«Вырождение, хотя бы оно было вначале весьма несложно, заключает в себе такие наследственные элементы, что человек, поражённый им, становится всё более неспособным исполнять своё предназначение и что умственный прогресс, заторможенный уже в его личности, подвергается опасности и в лице его потомства».
Может быть, и так, однако трезвость не гарантирует наличие таланта. Впрочем, Нордау смотрит шире он видит первопричину в переутомлении продуктами цивилизации, в перенапряжении нервной системы, истощении сил:
«Истерия и вырождение существовали всегда; но в прежнее время они проявлялись в единичных случаях и не имели большого значения для жизни всего общества. Только глубокое утомление, вызванное непосильными запросами, предъявленными человеческому организму внезапно нахлынувшими изобретениями и новшествами, создало благоприятные условия для чрезмерного развития и распространения этих болезней, угрожающих в настоящее время цивилизации».
Так что же, возвращаться в XVII век, когда жизнь была попроще? Возможно, так оно и будет, причём помимо нашего желания, в том случае, если не удастся реформировать систему образования, главная задача которой должна состоять в подготовке подрастающего поколения к восприятию нынешней усложнившейся реальности. Допустим, подготовят и возврата в Средневековье удастся избежать, но какую же участь Нордау напророчил литературе?
«Что же касается до будущего развития литературы и искусства, которым главным образом посвящено это исследование, то оно нам рисуется довольно ясно. Я воздержусь от искушения наметить слишком отдаленный период времени. В таком случае мне, может быть, удалось бы доказать или, по крайней мере, обосновать предположение, что в умственной жизни отдалённых веков искусство и поэзия займут очень скромное место».
Не вполне ясно, почему Нордау отделил литературу от искусства, а скромное место выделил поэзии, тут очевидно лишь одно философ оказался прав, по крайней мере в том, что касается литературы. Впрочем, если отнести к понятию «литература» ту белиберду, которой заполнены полки книжных магазинов, тогда возникает повод для сомнений. Словно бы предвидя мой вопрос, Нордау всё толково разъясняет:
«Фанатическим последователям психопатически модных течений в искусстве и литературе, которые, не будучи сами психически больны, тем не менее близки к сумасшествию, точно так же было бы бесполезно доказывать, что они увлекаются ерундой. Они этому не поверят».
Так оно и было не поверили. А всё потому, что с модой не справится никто модное течение унесёт, затянет в водоворот, и прости-прощай, философ. Но вот прошло сорок лет и о том же пишет Йохан Хейзинга: