Так оно и было не поверили. А всё потому, что с модой не справится никто модное течение унесёт, затянет в водоворот, и прости-прощай, философ. Но вот прошло сорок лет и о том же пишет Йохан Хейзинга:
«Существует сходным образом интеллектуальное перепроизводство, постоянно растущий поток напечатанных либо выброшенных в эфир слов и прямотаки безнадёжная дивергенция мысли. Вокруг художественной продукции образовался порочный круг, внутри которого художник зависит от рекламы, то есть от моды, а та и другая зависят от коммерческой выгоды».
Сразу уточню, что, используя словосочетание «интеллектуальное перепроизводство», Хейзинга имел виду только всем известный факт, будто мысли возникают в голове. А уж умные или глупые мысли это так и остаётся неизвестным, пока не дочитаешь книгу. Важнее то, что в своём предвидении перспектив развития искусства Хейзинга пошёл гораздо дальше Нордау, и тому есть объективная причина. Дело в том, что в конце XIX века кинематограф делал только первые шаги, но уже в тридцатые годы прошлого столетия можно было догадаться, к чему всё это приведёт:
«Сама драматургия почти целиком переносится во внешнюю зрелищность, а произносимое слово играет всего лишь вспомогательную роль. Искусство созерцания сведено теперь к умению быстро схватывать и понимать беспрерывно меняющиеся визуальные образы. Молодёжь приобрела такой необыкновенный синематографический взгляд, прямо-таки поражающий старшее поколение».
Сейчас это «умение схватывать» доведено у части публики до совершенства, и, чтобы не лишиться прибыли, продюсеры, театральные и кинорежиссёры вынуждены учитывать изменившиеся вкусы. Вот только к искусству это не имеет никакого отношения.
Но в чём причины кризиса литературы, первые признаки которого были обнаружены ещё в конце XIX века? На этот вопрос попытался ответить Дмитрий Мережковский в статье «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», опубликованной в 1893 году:
«Мы видим повсюду и во все века в современном Париже, как во Флоренции XV века и в Афинах Перикла, и в Веймарском кружке Гёте, и в Англии в Эпоху Елизаветы, мы видим, что нужна известная атмосфера, для того чтобы глубочайшие стороны гения могли вполне проявиться. Между писателями с различными, иногда противоположными темпераментами устанавливаются, как между противоположными полюсами, особые умственные течения, особый воздух, насыщенный творческими веяниями, и только в этой грозовой, благодатной атмосфере гения вспыхивает та внезапная искра, та всеозаряющая молния народного сознания, которой люди ждут и не могут иногда дождаться в продолжение целых веков».
Для начала внесём ясность в понятие «гений». Тут нам поможет психиатр Михаил Катунин цитирую его слова по книге «Вообрази свой мир! Из жизни гениев и психов»:
«Не гений создаёт своё произведение, а потребители создают гения, как такового, другими словами: произведение создаёт гения, а не наоборот. То же самое произведение сегодня не будет иметь в себе ничего гениального, а завтра община сделает творца его гением».
Так что благоприятная атмосфера для творчества нужна, но гениальность не имеет к этому никакого отношения. Желающих «окунуться» в эту тему отсылаю к главе «Ученье свет?». Ну а идея, которую Мережковский развивал в своей статье, сводится к критике окололитературного сообщества, пристанища «говорящих голов», способных лишь изрекать банальные мысли:
«Нигде, даже в России, не царствует такая скука, как в литературных кружках. Опять-таки, без всяких высших философских и политических соображений, просто кажется, что здесь нет жизни. Когда сразу из европейского воздуха, из атмосферы напряжённой деятельности и мысли перенесёшься в один из этих притонов скуки, в одну из несчастных петербургских редакций, с каким горьким недоумением слушаешь унылые разговоры унылых сотрудников. Если редакция легкомысленная, кажется, что попал в подозрительную справочную контору; если редакция серьёзная, чувствуешь себя в канцелярии среди чиновников».
Примерно такие же ощущения возникают иной раз, когда смотришь телеканал «Культура». Несколько лет назад была программа «Тем временем», которую вёл Александр Архангельский, там вместо обсуждения серьёзных проблем культуры жаловались на трудности комплектования библиотек и тому подобное. Теперь примерно то же видим в программе «Агора» Михаила Швыдкого как правило, собираются мало кому известные люди и говорят о том, что почти никому не интересно. Впрочем, возникает подозрение, что обсуждать серьёзные проблемы им просто не дают, но даже в тех редких случаях, когда разрешали, толку от таких разговоров ноль!
В итоге с неизбежностью приходим к выводу, что отсутствие атмосферы, которая способствует созданию литературных произведений, это следствие кризиса культуры, а не причина. Что же касается основной причины, то Мережковский сформулировал её так:
«Есть два средства овладеть вниманием толпы: во-первых, написать истинно гениальное произведение. Но на это способны один или двое в целом поколении, да и те работают почти всегда бескорыстно. Другое, столь же верное и более лёгкое: угождать низшим потребностям толпы. И чем ниже потребности, удовлетворяемые книгой, тем обширнее круг читателей, тем быстрее почти волшебное обогащение людей, продавших толпе даже самый крошечный талант Никогда ещё русская литература, открытая всем ветрам, преданная всем вторжениям, затоптанная даже не демократической, а просто уличной толпою, не была так беззащитна перед грубым насилием нового, с каждым днём возрастающего денежного варварства, перед властью капитала».
Всё именно так, а в результате имеем ситуацию, которая описана в романе «Советник президента». Представьте, что президент России, пусть это будет некто Платов, с помощью машины времени переместился в 30-е годы прошлого столетия, чтобы встретиться с Булгаковым. И вот за чашкой чая они ведут неспешный разговор.
Булгаков всё собирался задать один вопрос, но вот, наконец, решился:
Я хотел спросить, но никак не удавалось Есть ли в вашей России писатели уровня Гоголя, Достоевского, Чехова, Толстого?
Платов задумался.
Вы знаете, много их было и в Ленинграде, и в Москве, даже в Сибири талантливые литераторы появлялись. Но почему-то всё ограничилось примерно двадцатью годами, ещё в то время, когда существовал СССР. Ну а теперь Платов тяжело вздохнул. Честно говоря, не знаю, что сказать. В наше время особенно популярно незатейливое чтиво. К примеру, дамские романы, детективы и фантастика. Вот и моя жена когда-то увлекалась, пока не разошлись.
Ну а сами что-нибудь читаете?
Ох, знали бы вы, сколько мне приходится читать! рассмеялся Платов. Докладные записки, сводки, сообщения, обзоры Но если говорить о художественной литературе, то перечитываю классику.
А современные писатели Неужели таланты среди них перевелись?
Тут дело вкуса
Однако вкус можно воспитать, причём и хороший, и дурной.
И кто же способен воспитать у нашей молодёжи хороший вкус?
Издатели, литературные критики
Это вряд ли, усмехнулся Платов. Видите ли, Михаил, у нас в стране рыночная экономика. Поэтому печатают то, что находит спрос. Ну а критики Критики не критикуют, а только хвалят. Это и понятно, поскольку они живут на то, что платят им издатели.
Не могу поверить, что до этого дошло.
Увы, так и есть, причём не только здесь, в России, но и за её пределами.
И вы спокойно об этом говорите?
Я-то в чём виноват? Предлагаете мне самому писать романы и рецензии?
Боже упаси!
Тут самое время привести фрагмент из книги Ницше «Человеческое, слишком человеческое»:
«Всё современное сословие литераторов стоит весьма близко к фельетонистам; это "шуты современной культуры", которых можно оценивать более снисходительно, если считать их не вполне вменяемыми. Видеть в писательстве призвание жизни в этом следовало бы усматривать особого рода помешательство».
Глава 4. Игра теней
От литературы плавно перейдём к музыке и живописи. У этих видов искусства есть нечто общее игра звуков или цвета, а вот глубоких мыслей не найдёшь, и это делает их более популярными среди нынешней публики, с той оговоркой, что картину с собой в дорогу не возьмёшь, а вот с музыкой гораздо проще. Нередко и на улице, и в вагоне метро можно встретить людей, которые наслаждаются звуками, используя для этой цели наушники и смартфон. Впрочем, с появлением интернет-планшетов любой желающий может обозреть коллекцию Лувра или Третьяковской галереи за время поездки от «Котельников» до «Планерной».
Нет сомнения в том, что музыка и живопись будут жить в веках в конце концов, уши и глаза для того нам и даны, чтобы использовать их по назначению, получая при этом приятные ощущения, если появится возможность. Однако представление о «приятности» может со временем меняться нередко музыка воспринимается как сумбур, а живопись как безликая мазня. Здесь многое зависит не только от способности человека оценивать достоинства произведения искусства, но и от творцов будут ли они угождать вкусам публики или увлечённые новаторством выйдут за пределы, которыми ограничено представление большинства людей о подлинном искусстве.