Такое все свежее! восхищалась Мухаббат. И совсем не дорого! Я купила местный «маст», прямо как наша чекида (туркменский кисломолочный продукт типа простокваши)! Сливочное масло, а то так надоело это топленое из советской взаимопомощи! За хлебом в пекарню этот мальчик сам для меня сбегал, а к овощному развалу подвел! Такой любезный! Спасибо тебе большое!
На здоровье, важно ответила я. Питаться только консервами вредно
Так говорит твоя мама, а уж она-то знает, потому что с пеленок играла в череп! дополнила Мухаббат, и мы обе расхохотались.
С того дня мы стали регулярно сидеть вдвоем на лавочке. Вернее, если честно, это я рассчитала дни, когда Мухобойка выходит в утреннюю смену, что означало, что после обеда она будет сидеть на лавочке с книжкой. Тогда и я выходила в патио, будто бы случайно, и усаживалась рядом.
Завидев меня, она откладывала книгу, и мы с ней вели беседы. Она разговаривала со мной, как со взрослой, и мне это очень нравилось. А маму мою раздражало. О наших посиделках она, разумеется, скоро узнала: на бимарестанском пятачке тайны долго не хранились. Вскоре уже все бимарестанты знали про «странную парочку на лавочке».
Что-то не по годам ваша девочка себе подружку завела! скептически заявила моим родителям тетя Инна, Максова мама, встретившись им в лифте.
Ну, тут выбор небольшой или старше, или младше, добродушно ответил папа. Он понимал, что с шестилетней букой Тапоней мне скучно, а мальчишки надоели.
Вот и я говорю! поддержала тетю Инну мама. Чему может научить ребенка эта взрослая одинокая тетка?!
Она не тетка, обиделась я. И не одинокая! У нее есть любимый!
Я просто хотела защитить Мухаббат от нападок, но все трое в лифте уставились на меня с любопытством:
Какой еще любимый?! И ты откуда это знаешь? спросила за всех моя мама.
У всех красивых девушек есть любимый, уклончиво ответила я. Он у нее дома, в Туркмен-Сахре. А больше я ничего не знаю.
Да она фантазирует, успокойтесь! Подыскивает себе новые авторитеты, папа незаметно мне подмигнул, указав на тетю Инну, глаза которой уже вылезали от изумления из орбит:
Кто красивый? В какой еще Сахре?! Ирина, срочно огради своего ребенка от тлетворного влияния подобных авторитетов!
Моя мама энергично закивала, а папа сказал:
Не волнуйся, Инночка, девочке просто скучно тут в трех соснах. Вот она и ищет нового общения, выдумает себе героев и их истории. Никто ей ничего не рассказывает и не влияет.
Если она сама себе выдумывает истории, покажите ее Любе! буркнула тетя Инна, имея в виду нашего доктора-психа.
Я обиделась и, придя домой, торжественно внесла Максову маму в свой «черный список», который вела на последней страничке своего дневника. В реестрик под заглавием «Список дураков» я вносила всех тех, кого таковыми считала на данный момент времени. От посторонних глаз имена были зашифрованы: только я понимала, кого имела в виду. Видимо, я частенько меняла гнев на милость и наоборот, потому что постоянно кого-нибудь из списка вычеркивала, а на их место вносила новых. Как только человек из «Списка дураков» делал что-нибудь хорошее, мне становилось совестно дальше его там держать, и я вымарывала его имя канцелярской замазкой, благо она в нашем госпитале водилась в таком изобилии, что ею даже маскировали царапины на белых туфлях, а я однажды сделала себе маникюр. Так же она считалась отличным сувениром для отправки в Союз, где такой простой и полезной вещи, как замазка, отчего-то не было вовсе. Благодаря белой замазке, мой черный список постоянно менялся по содержанию, но никогда по размерам больше шести пунктов единовременно он ни разу не содержал. Самые бурные изменения он претерпевал летом, когда на каникулы приезжали посольские дети. Вот и тетя Инна в «черном списке» долго не продержалась. Я устыдилась и вычеркнула ее уже через пару дней, когда мой брат заболел, а она по собственному почину пришла на помощь. Папа как раз уехал на пару дней в командировку в Мешхед, когда у брата вдруг подскочила температура. Моя мама жутко испугалась: что делать, она не знала, несмотря на то, что все детство играла в череп. Узнав об этом, тетя Инна сама пришла к нам и сидела у кроватки брата целыми днями, как вторая мама. Ставила ему уксусные компрессы и укачивала, нося по комнате на руках, чтобы мама могла вздремнуть. Несчастный малыш орал круглосуточно, слышать это было невозможно. Я была так благодарна Максовой маме, что мне было стыдно даже вспомнить, что всего два дня назад я внесла ее в несимпатичный список.
Меня тетя Инна с мамой сами выгнали на улицу, чтобы я не крутилась под ногами и не мешала ухаживать за братом. Я скорее побежала в патио к своей старшей подруге. По моим расчетам, она как раз должна была сидеть во дворе со своей книжкой, но я ее там не обнаружила.
Украли твою красавицу, выглянул из своей каморки Артурчик. Гулять увели!
Кто? спросила я взволнованно, почувствовав укол чего-то вроде ревности.
Кто-кто, пехлеван («пехлеван» богатырь, борец, герой перс.) ваш главный, уролог! ехидно сообщил Артур. Пригласил ее прогуляться в город. Полчаса назад примерно.
И она пошла?! задала я идиотский вопрос.
Как видишь, пожал плечами Артурчик и скрылся в своей каморке.
Я села на лавку и в течение часа испытывала всю гамму неприятных эмоций, похожую на смесь обиды, ревности и возмущения. Причем ревновала я вовсе не Грядкина, а Мухобойку. Мне казалось, что она предала меня и бросила. А на него я злилась, потому что он ее у меня отбил. И это было совсем не похоже на то чувство, которое я испытывала к тете Тане, «отбившей» Грядкина у меня, а потом к тете Тамаре, отбившей его у тети Тани, а потом к тете Монике, отбившей его у нас всех. При этом Мухобойку я готова была вразумить и простить, но «объекту гэ» вызывал во мне такую ярость, какую не испытывала никогда прежде. Даже когда дело касалось меня лично.
Мухобойка в сопровождении «объекта гэ» появились в калитке через час с небольшим, но мне это время показалось вечностью. Издалека было заметно, что это он юлит вокруг нее, всячески подлизываясь, а она шагает впереди, даже без своей привычной улыбки, не удостаивая его и взглядом. У меня немного отлегло от сердца.
Увидев меня, Мухаббат улыбнулась и помахала рукой. С Грядкиным она даже не простилась, не оглядываясь, прошла к нашей лавке и села рядом со мной. Моя ярость куда-то делась.
Где были? поинтересовалась я с деланным равнодушием.
Этот человек предложил показать мне улицу Моссадык. Но всю дорогу трещал о себе любимом, и я так и не поняла, где там что.
Да, он у нас такой, согласилась я не без злорадства. Ничего, как-нибудь мы с папой возьмем вас на прогулку. Папа мой, правда, тоже всегда трещит, но не о себе, а об истории Ирана. Он говорит, что он «ираноман», а это почти как наркоман.
Но уж лучше, чем «грядкоман»! заявила Мухаббат и мы снова захохотали, как настоящие подружки.
Меня не оставляло чувство, что она понимает меня с полуслова, намного лучше, чем все остальные. Лучше, чем мама, потому что общается со мной на равных. И даже лучше, чем папа, потому что она женщина. И уж конечно намного лучше, чем мальчишки или Тапоня, потому что Мухобойка, хоть и веселая, но взрослая. Мы с ней рассуждаем о жизни, а что в этом понимает окружающая меня «мелюзга»?!
Благодаря Мухобойкиной дружбе, я чувствовала себя взрослой и страшно этим гордилась. Беседовали мы с ней в основном на всякие отвлеченные темы, приводя в пример книжных героев, реже реальных людей. Имен она никогда не называла, но иногда я догадывалась, кого она имеет в виду.
Я ко всем людям хорошо отношусь, сказала Мухобойка как-то. Но вот рабов терпеть не могу!
Каких рабов?! удивилась я. Их же нет давно!
Формально нет, огласилась моя собеседница. Но есть рабы в душе, и они никуда не деваются, сколько их ни освобождай.
И кому же они прислуживают?
Они всегда находят себе хозяина, чтобы его бояться и ненавидеть. Сначала они боятся учителей в школе и родителей, потом точно так же жен, мужей и начальников. Они так устают от собственного страха, что все время норовят хозяину напакостить. Но и без него не могут. Стоит им остаться бесхозными, как они 39 дней и ночей гуляют и веселятся, а на 40-й ползут назад в кабалу, моля о пощаде.
Как в азербайджанских сказках! узнала я фразу про «39 дней и ночей». Но там герои 39 дней и ночей гуляют и веселятся, если падишах дает им невыполнимый приказ, а на 40-й день начинают думать, что делать. И всегда придумывают!
Да, это во всех восточных сказках так, согласилась Мухобойка. Герои придумывают, а рабы идут на заклание, как бараны.
А в русских сказках герои берут на раздумья только три дня и три ночи, вспомнила я. Интересно, почему так?
На Востоке жизнь вообще медленнее, улыбнулась Мухаббат.
В другой раз мы обсуждали людей, которые распускают слухи.