А причем тут партком? не поняла я.
Ну ты как с луны свалилась, ей-богу! усмехнулась моя подруга. Партком он при всем. Особенно, если туда без конца катать жалобы!
А кто их катает? снова не поняла я.
Блин, ну не я же! разозлилась Мартышка на мою непонятливость. Мать и катает. Что, мол, у меня проблемы с поведением в переходном возрасте из-за того, что отец мною не занимается. Что он все время в своей больнице пропадает, прикрываясь дежурствами, а на самом деле у него там какая-то медсестра. И в школе моей справки собирает о том, что у меня «девиационное» поведение. Чтобы партком ей муженька вернул.
А это правда? спросила я.
Что у меня девиационное поведение? Наверное, правда, раз они такие справки выдают.
Правда, что медсестра? уточнила я. И что такое это авиационное поведение?
Мартышка захохотала.
Авиационное бывает снаряжение, а поведение девиационное! От слова «девиация», важно пояснила Мартышка, как мне показалось, даже с некоторой гордостью. Значит, с отклонением от нормы, положенной в моем возрасте. Только кто эту норму установил большой вопрос. Но я не вникаю, мне плевать. И насчет медсестры не вникаю. Я одно знаю: меньше бы маман на отца орала, не было бы у него никакой медсестры! Он на работе от ее истерик прячется! А у него, между прочим, сердце больное! Он это скрыл, чтобы его за границу выпустили, у него в медкомиссии свои люди были. А здесь потихоньку наблюдается у Бориса.
У доктора-сердце, что ли?
Ну да, у него. Только не болтай! Раньше только трое об этом знало я, мой папа и дядя Боря. А теперь еще и ты.
Могила! заверила я. А из-за чего твоя мама на отца орет?
Из-за того, что он мною не занимается, спокойно ответила Марта. Мол, мне отцовского воспитания не хватает, поэтому я шляюсь по мужикам она так это называет. И к мужикам, годящимся мне в отцы, я тянусь, потому что мне отца рядом не хватает. Но только что ему теперь, работу бросить из-за этого, что ли?!
Я встала в тупик.
Моя новая подруга так спокойно констатировала, что ее родители по сути разводятся из-за ее ненормального поведения. Невозмутимо и почти с гордостью признала, что ее тянет не просто к взрослым, а почти к старым мужчинам. И при этом в ее тоне не было ни капельки чувства вины, как будто она говорила не о себе, а ком-то постороннем, чьи ошибки она не в силах исправить.
А ты не хочешь прекратить? на всякий случай осведомилась я.
Прекратить что? осведомилась в ответ Марта.
Ну, это тянуться к мужикам возраста своего отца!
Не хочу, спокойно ответила Мартышка. А мне это зачем? Подростковый психолог, к которому меня маман таскала на аркане, сказал, что от меня это не зависит. Это последствия климата в семье. Вот пусть и исправляют свой климат, может, мне расхочется. А пока мне все нравится.
А ты не боишься? осторожно выяснила я.
Чего? не поняла Мартышка.
Взрослых дядек! Кто знает, чего от них ждать?
Не боюсь! беспечно махнула рукой Мартышка. Пусть сами меня боятся! Если обидят, им за меня дадут больше, чем я вешу!
Чего дадут? опять не поняла я.
Не, ну ты все-таки еще дитя малое! Марта снова ущипнула меня за щеку. Может, я тебе зря все это рассказываю? Рано тебе еще, сейчас еще мамке ябедничать помчишься!
Я никогда не ябедничаю! Тем более, мамке! всерьез разозлилась я.
Мартышка заметила, что я не шучу, и сказала примирительно:
Ну ладно-ладно! Я ничего и никого не боюсь, потому что знаю самый главный закон жизни. Он годится на все случаи от тюрьмы до любви.
И что это за закон? заинтересовалась я.
Не верь, не бойся, не проси, ответила подруга. Об этом надо помнить, что бы ты ни делала. А особенно, когда имеешь дело с мужиками.
Я не очень поняла смысл изложенного Мартой «закона», но почувствовала себя взрослой, которой доверили не детскую мудрость. Пытаясь соответствовать взрослости Мартышки и оправдать ее высокое доверие, я решила поделиться с ней историей своей любви к Грядкину. К моему собственному разочарованию, вся мелодрама уместилась в одной фразе: «Он делал мне комплименты, клал руки на талию, подсаживая на бильярдный стол, и так смотрел, что я влюбилась, а он, оказывается, уже встречался с тетей Таней, а потом с тетей Тамарой, а потом с тетей Моникой, а потом еще приставал к Мухаббат»
Причину отъезда тети Тани, которая немного расширила бы повествование, я умолчала, это была не моя тайна. Выслушав мою «лав-стори» Мартышка долго хохотала, запрокинув голову, а потом заключила:
Да уж, маразм не оргазм!
Первое слово мне было известно: иногда мы обзывались им друг на друга с Серегой. Значения второго слова я не знала и потому спросила, дав подруге повод еще раз от души похохотать. Отсмеявшись, она провела со мной, как она выразилась, «половой ликбез».
Я представила себе лицо своей мамы, если бы она вдруг услышала этот «ликбез», и очень смутилась. И где только Марта этого понабралась?!
Я не знала, как реагировать. Но на мое счастье во двор въехал наш «жопо», папа помахал нам в окно рукой и крикнул, что мама ждет к обеду.
Я распрощалась с новой подругой и пошла к машине. В остаток того дня меня преследовало неприятноt ощущение, будто я в чем-то испачкалась, и не имею возможности «это» отмыть». Я будто чувствовала себя виноватой в том, что тайком обрела какие-то не положенные мне по возрасту знания и теперь они занозой торчат в моей голове, портя картину мира. Еще мне было немного страшно от ощущения, что Мартышка меня куда-то втягивает, а я не могу ей в этом отказать, безропотно идя у нее на поводу. После обеда я не изъявила желания вернуться во двор и сама вызвалась посидеть с братом. А во время ужина была такой грустно-задумчивой, что мама дважды щупала мне лоб и спрашивала, какой у меня стул. В обычном состоянии этот вопрос меня крайне бесил. Но в тот вечер я смиренно отвечала, что нормальный, не перечила и не возмущалась, удивительным образом чувствуя себя провинившейся. В таком «без вины виноватом» состоянии я пораньше ушла спать, а утром проснулась без малейшей тени вчерашнего состояния. В веселых лучах утреннего солнышка вчерашние переживания показались мне надуманными и глупыми. В приподнятом настроении я умылась, позавтракала «квакером» и решила зайти за Мартышкой, чтобы позвать ее гулять.
Новая подруга открыла мне дверь в шелковом дамском халате в драконах и с лицом, густо замазанным чем-то белым. Я ее даже не сразу узнала, испугалась и отпрянула назад.
Не боись, это маска для сияния кожи, процедила Мартышка сквозь зубы, застывшая на лице смесь мешала ей говорить нормально. Материна, польская. Потихоньку сунула в чемодан, пока она не видела. Халат тоже материн, фасон «кимоно»! Как тебе?
Мартышка покрутилась передо мной, путаясь в длинных красных лацканах, с которых, извиваясь от Мартышкиного кружения, будто из языков пламени скалились на меня черные дракончики.
Эффектно! признала я, завороженная драконьим танцем в огне алого шелка.
Нужная вещь, особенно, если свидание получится, заявила подружка. Но над этим надо еще поработать.
Я все продумала, важно поставила меня в известность Мартышка. Слушай сюда!
Она невозмутимо изложила свой план, выполнять который любезно предоставила мне. Я должна придумать предлог, чтобы заглянуть в приемный покой к Сарочке с Розочкой. Попить с ними чаю и между делом выяснить все о нашем пациенте. А до того, как мы узнаем его настоящее имя, подруга предложила дать ему прозвище, чтобы только мы понимали, о ком идет речь.
Какие будут предложения? осведомилась она.
Мунрэкер! с готовностью ответила я. Все равно про себя я его уже так называла.
Хм, Мунрэкер повторила Мартышка. Звучит неплохо. Но кто это?
Это по-английски «Лунный гонщик», фильм про Джеймс Бонда, которого играет Роджер Мур. Наш больной на него похож.
Везет тебе, ты инглиш знаешь! вдруг с легкой завистью сказала Мартышка.
От этой неожиданной похвалы я растерялась. Наверняка у Мартышки в школе тоже есть английский, а раз она старше меня на три класса, то и знать его должна лучше, чем я. А я и в школу-то не хожу.
Я его пока не знаю, но учу, сдержанно ответила я. А ты в школе какой язык изучаешь?
Инглиш, какой же еще! сообщила Мартышка пренебрежительно. Задушили совсем со своим английским! Каждый день по уроку, а по средам аж два подряд! Но я все равно не врубаюсь!
Если у тебя каждый день язык, значит, у тебя английская спецшкола? изумилась я.
Ну да, небрежно подтвердила Марта. А что ты так удивляешься?! Или я похожа на ученицу интерната для умственно-отсталых? Только инглиш я ни в зуб ногой.
Мартышка захохотала, а я в сотый, наверное, раз подумала, что она какая-то совсем другая, не такая, как мы с Серегой, Тапоня, Бародар с СахАром, и даже на посольских детей она не похожа. Я-то привыкла гордиться своей английской спецшколой. И мне казалось, что это нормально, что все, кто сумел в нее поступить, этим гордятся. А те, кто, как выразилась Мартышка, «не врубался» в инглиш, этим не то, что не кичились, а всячески это скрывали. Родители тайком нанимали им репетиторов, лишь бы их не выгнали из нашей знаменитой школы. А за неуспеваемость по языку у нас отчисляли безжалостно, даже детей рабочих и номенклатуры, которые в других случаях, как правило, были неприкосновенны. Нам напоминали, что нашу школу создали по личному распоряжению министра иностранных дел Андрея Вышинского для нужд советской дипломатии и внешней разведки (см. сноску-8 внизу).