Мартышка захохотала, а я в сотый, наверное, раз подумала, что она какая-то совсем другая, не такая, как мы с Серегой, Тапоня, Бародар с СахАром, и даже на посольских детей она не похожа. Я-то привыкла гордиться своей английской спецшколой. И мне казалось, что это нормально, что все, кто сумел в нее поступить, этим гордятся. А те, кто, как выразилась Мартышка, «не врубался» в инглиш, этим не то, что не кичились, а всячески это скрывали. Родители тайком нанимали им репетиторов, лишь бы их не выгнали из нашей знаменитой школы. А за неуспеваемость по языку у нас отчисляли безжалостно, даже детей рабочих и номенклатуры, которые в других случаях, как правило, были неприкосновенны. Нам напоминали, что нашу школу создали по личному распоряжению министра иностранных дел Андрея Вышинского для нужд советской дипломатии и внешней разведки (см. сноску-8 внизу).
И тут такая Мартышка, которая семь лет удерживается в спецшколе, вовсе этим не гордится да еще и хвастается, что инглиш она «ни в зуб ногой»! Прямо инопланетянка какая-то!
Я испугалась, что мне придется служить при Мартышке с Мунрэкером переводчицей. А мне уже хватило трудностей перевода в случае с СахАром и «пендюшкой».
Следующие два дня мы торчали на «большаке», карауля «Мунрэкера». Он выходил на прогулку дважды в день примерно в одно и то же время. В первой половине дня он появлялся около полудня: минут сорок гулял вокруг фонтана, потом еще с полчаса сидел на скамейке с английской книжкой и затем уходил на обед. Во второй половине дня Мунрэкер выползал после тихого часа, где-то в половине пятого, и тут уж торчал во дворе до самого шестичасового азана и последующего «хамуша», когда садилось солнце, а следом в больничном дворе вырубались фонари.
Пока он накручивал утренние круги, я носилась вокруг фонтана на скейте, едва ли не сбивая нашего «богатого пациента» с ног. У Мартышки своей «доски», как мы называли скейт, не было, на мою она встать боялась, как я ни предлагала, поэтому она торчала рядом, подбадривая меня громкими возгласами. Но Мунрэкер упорно нас не замечал. Заложив руки за спину, он размашисто вышагивал в своем габардиновом халате, разглядывая асфальт под ногами и изредка поглядывая на свои золотые часы, которые так впечатлили Мартышку. В первый день пациент не удостоил нас даже взглядом, хотя мы честно терлись рядом и у фонтана, и у лавки в обе его прогулки.
На второй день, застав в поддень ту же картину, Мартышка заявила, что устала ждать и сейчас сдохнет со скуки:
Вышагивает упорно, как робот, прокомментировала она. Небось, врач прогулки прописал. А в лавке уже дырку просидел! Ты когда будешь вызнавать про него, поинтересуйся заодно и диагнозом. Если он какой-нибудь сильно испорченный, мне такого не надо!
Как ты себе это представляешь? опечалилась я. Предстоящий визит в приемный покой стал моим страшным сном с того самого момента, как подружку посетила эта идея. Я приду и спрошу: «Дорогие Сара и Роза, а не подскажете ли вы, как зовут вон того дядьку в халате и часах и чем он болеет?»
Эх ты! вздохнула Мартышка, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень разочарования в моих способностях. Про твою маму тут легенды слагают, как она у самого Масуда Барзани, не зная языка, телефончик взяла! А тебе теток, понимающих по-русски, имя человека спросить слабо!
Барзани в горах прячется, откуда у него телефон?! обиделась за маму я.
Ну адресок вызнала, какая разница! не сдалась Мартышка.
Ну она же для журнала посетителей, а не для себя! растерялась я.
Кто знает задумчиво протянула Мартышка.
Я представила, как моя мама наряжается в свое лучшее платье, душится «Живанши» и направляется в гости в пещеру к главарю курдского народного фронта, и засмеялась.
Чего ты ржешь? насторожилась Мартышка.
Я подумала, а вдруг твой Мунрэкер тоже какой-нибудь «барзани»? На курда он не похож, но, может, он шпион какой-нибудь?!
Так шпион это же классно! оживилась подружка. Тогда точно будет как в кино! Не зря мы его в честь Джеймс Бонда окрестили!
За контакт со шпионом вышлют в Союз в 24 часа, серьезно заметила я. А там посадят.
Мартышка громко расхохоталась:
Кого посадят? Тебя? Расслабься, в Советском Союзе уголовная ответственность наступает с 14 лет! Так что я больше рискую.
Но за шпиона, кажется, не уголовная ответственность неуверенно возразила я.
Но за шпиона, кажется, не уголовная ответственность неуверенно возразила я.
Во-во! согласилась подруга. Не знаешь, не нагнетай! Лучше делом займись. Такими темпами он раньше выпишется, чем нас заметит! Тебе надо упасть!
Куда? не поняла я.
Блин, ну ты и дурочка! рассердилась Марта. Со скейта упасть. Ему под ноги.
При всем интересе к старшей подруге и неожиданно для меня самой во мне вдруг зародился «фирменный» дух противоречия:
Знаешь что? Тебе надо, ты и падай! Вот тебе мой скейт, мне не жалко. И сама, кстати, дура!
Мартышка молча ошарашено уставилась на меня. Она терпеливо выдерживала «паузу Станиславского» (как позже выяснилось, ее фирменную), пристально глядя мне прямо в глаза. Мне стало не по себе и я уже открыла рот, чтобы сгладить свой слишком бурный протест, но Мартышка меня опередила. И это была совсем другая Мартышка!
Ну джаночка моя, обняла она меня и нежно замяукала прямо как хитрая восточная женщина: Джамиль-джан, ну что ты, я же пошутила! Я же хочу только одного чтобы тебе было весело! Я не хотела тебя обидеть, ей-богу! И я не знала, что ты боишься падать! Прости! Это я дура! Нет, даже не дура, а дурища! Как я могла не подумать, что падать на асфальт больно и опасно!
Наверное, я и впрямь слишком много общалась с мальчиками потому что девочки на подобные дешевые уловки обычно не ведутся, а я повелась. Со всем пылом своего протестного поведения: что угодно, лишь бы наоборот:
Это я-то боюсь падать?! возмутилась я. Да мне это раз плюнуть! Да хоть сию секунду! Меня Артур знаешь, как падать научил? По-спортивному! А его в зурханэ научили!
В какой хане? не поняла Мартышка.
Не в хане, а в зурханэ это типа тренировочного зала для борцов.
Как-то мы с папой ездили в Кередж (западный пригород Тегерана) и он перевел мне изречение, высеченное вязью на каменной стене древнего здания, мимо которого мы проезжали: «Боишься не делай, делаешь не бойся!».
Папа пояснил, что в этом здании находится «зурханэ» заведение вроде спортивного зала, где молодые иранские мужчины совершенствуют свое тело, чтобы защищать дело революции. Сейчас там тренируются пасдары-добровольцы, а вообще «зурханэ» в Персии существовали испокон века, сюда ходили мальчики, желающие вырасти настоящими пехлеванами («пехлеван» богатырь, борец, герой перс.) а это практически все без исключения иранские мальчики.
Подписи под изречением не было, но папа сказал, что историки приписывают эту цитату предводителю Золотой Орды Чингисхану.
Это в честь него ансамбль назвали? осведомилась я, вспомнив песни «Казачок» и «Москау», которые в то время очень любила.
Наверняка, по крайней мере, других Чингисханов я не знаю, согласился с моим предположением папа. Чингисхан был удачливым завоевателем, а немцы это любят. Может, они так назвались, подразумевая, что их музыка завоюет мир. До всего мира им, конечно, далеко, но в Европе и Азии они популярны. А вот в Америке их не слушают.
Почему?
Американцы редко принимают европейскую музыку. Им ближе их исконные ритмы, основанные на негритянской музыке и на «кантри» народных песнях белых переселенцев.
Но они же из Европы и переселились!
Да, но «кантри» это в основном музыка ирландских фермеров. С тех пор в Старом Свете музыкальная мода сменилась. А «кантри» в Америке прижилось, впитав черты музыки аборигенов. Диско им на слух не ложится. Я в этом не силен, но мне дядя Володя объяснил, когда я к нему зашел и чуть не оглох от какофонии, которую он врубил на всю квартиру. Вот он и пояснил, что это американский рок для истинных ценителей современной музыки. А диско это для дилетантов.
Я решила при случае расспросить дядю Володю подробнее.
Все это я, как могла, пересказала Мартышке.
Ну вот видишь, какая ты умничка! заворковала подружка. Все умеешь, все знаешь! Давай, пока он не ушел. Ничего сложного, будешь мимо проезжать, возьми и завались ему под ноги!
Но заметив мой взгляд, тут же поправилась:
То есть, это, конечно, сложно! Очень сложно! Сама бы я не сумела, поэтому придется тебе. Я тебя так люблю, так люблю
Мартышка покрыла мою щеку мелкими поцелуями, словно щенок, тыкающийся мокрым носом в лицо хозяину. Как-то я наблюдала, как она таким же способом выудила из своего папы целых сто туманов на косметический набор. Мне бы никогда не дали столько, тем более, на косметику. В моем понимании Мартышка была гением человеческого общения.