Демавенд-стрит вывела нас в одноименный городской квартал, названный так в честь потухшего вулкана в горной цепи Эльбурс, самой высокой точки Персии.
Многочисленные ресторанчики, бистро и дансинги, при шахе служившие местом сбора тегеранской золотой молодежи, теперь были закрыты. Работала только палатка с горчим чаем: внутри нее фыркал пузатый самовар и дремал старенький торговец. Мы с папой хотели дать ему заработать пару туманов, но оказалось, что мама захватила с собой термос.
Мы оставили «жопо» на заваленной снегом парковке. Кроме нас да трепещущего на ветру флага Исламской Республики на высоком флагштоке, на ней никого не было, поэтому и снег никто не убирал.
Папа вытащил из машины переноску с братом, мама корзинку с провиантом, а я сумку, в которую мы сложили шарфы, шапки и теплые куртки. С этой поклажей мы двинулись наверх по занесенной снегом «тропе здоровья», тоже возникшей в результате шахского «прозападничества».
Воздух был свежим и звонким, но чем выше мы поднимались, тем холоднее становилось. На первой же террасе обнаружилась настоящая зима, и выше мы решили не ходить. Вокруг не было ни души, только заколоченные ларьки, где раньше горные путники могли приобрести согревающие напитки.
Мы нашли стол и две скамьи, вмонтированные в бетон небольшой смотровой площадки, и расположились там. На одну скамейку поставили сумку с мирно спящим братом, на другую сели сами, предварительно надев шапки, шарфы и пуховики.
Под нами белел Тегеран: от выпавшего снега он казался беленьким и чистеньким, только каким-то неживым. Наверное, потому что, в отличие от нас, большинство тегеранцев в такую погоду предпочитали отсиживаться дома. Ни пешеходам в вечной летней обуви, ни «пейканчикам» на вечной летней резине внезапный снегопад ничего хорошего не сулил.
Мама разлила по пластиковым стаканчикам горячий чай из термоса и достала из корзинки нехитрый обед гуманитарную советскую гречку с гуманитарной же тушенкой, которая успела остыть, хоть и была в специальном термосе для вторых блюд, бутерброды с местным плавленым сыром и яблочный пирог. Его мама выпекла сама в честь своего дня рождения.
Мы чокнулись чаем, поздравили маму и пожелали ей «сил, терпения и чтобы мы ее радовали».
Она поблагодарила, ответив, что сил и терпения ей не занимать, а вот во вторую часть пожелания она верит с трудом. Пока от всех нас троих одни хлопоты и расстройства.
Ты заметила, засмеялся папа, обращаясь ко мне, теперь нас стало трое!
Действительно, сам того не ведая, мой младший брат оказался в нашей команде.
Какой чудесный воздух! сказал папа, с наслаждением дыша полной грудью и задумчиво разглядывая непривычный Тегеран внизу. Не часто видели мы его в пушистых снежных «мехах».
Наша именинница промолчала.
Смотрите, какая красота! продолжил восторги папа. Потом будете вспоминать!
Да чего тут вспоминать? наконец отреагировала мама. Никакой красоты я не вижу, весь город однотипные квадратные домишки, только кое-где торчат уродливые клыки шахских небоскребов. Ни истории тебе, ни архитектуры. А старину всю они давно истребили.
А мне нравится! заступилась я за Тегеран.
Вот, слышишь! обрадовался папа. А устами ребенка что глаголит?
Ну это ты ей внушил, отозвалась мама. Хотя тебя можно понять. Когда тут шахи дворцы возводили, у вас там еще кочевали по пустыне с чумами и питались верблюжьими колючками.
Она, прожив два года в Ашхабаде, конечно, знала, что это не так просто ей нравилось щекотать папино национальное самосознание. И тут, наконец, ей удалось его задеть.
Чумы у чукчей, чтобы ты знала! ответил папа строго. А Туркмен-Сахру сам Карим-хан боялся!
Какую еще «Сахру»? удивилась мама. Портвейн, что ли? Если так, то правильно боялся помесь политуры с сахаром!
Зато всего всего 87 копеек без стоимости посуды, а кайф гарантирован! парировал папа.
Эх, знала бы мама, что всего через десять лет вся пьющая Москва будет мотаться на Казанский вокзал к спекулянтам, торгующим не импортными джинсами, а той самой «политурой с сахаром», разлитой в пивные бутылки туркменской мадерой «Сахра»! Голод не тетка, а сухой закон не дядька: водка станет по талонам, вино по случаю и по часам, но «Сахра» из Туркмении нас спасет. Ее станут завозить добрые люди поездом Ашхабад-Москва вместе с чарджоускими дынями и помидорами. «Сахрой» отмечали сданные экзамены студенты тех лет, ее же ставили на стол на семейных торжествах. Вставляла она крепко, но на моей памяти никто не пострадал. Моя туркменская родня уверяла, что в туркменский алкоголь еще на конвейере добавляют антибиотик левомицитин кабы чего не вышло. Это популярное в Союзе термоядерное средство исключает алкогольное отравление. И вообще, по туркменскому мнению, от левомицитина хуже никому не будет.
А что это за Туркменсахра по 87 копеек? заинтересовалась я.
Видишь, это ты ребенка портишь! вернул папа маме ее постоянный прием, который он называл «ниже пояса». Доченька, Туркмен-Сахра в переводе с фарси «Туркменская равнина». И это никакая не пустыня: Туркмен-Сахру называют «страной 33-х живительных источников тридцати рек и трех озер». И туркменская народная песня есть «Туркмен-Сахра источник жизни».
Ее, наверное, акын какой-нибудь поет, пренебрежительно предположила мама. Сам сочинил и бренчит на своей, как ее, которая «одна палка три струна»
Зурна называется, подсказал папа. А еще музыкальную школу закончила! А акын что видит, то и поет. Так что если он песню сам сочинил, то в ней тем более поется только правда, и ничего, кроме правды.
И где эта чудесная страна? уточнила я. Мое воображение уже рисовало сказочную страну, где из-под земли бьют 33 волшебных источника.
Это в сторону Мешхеда, на северо-востоке Ирана, недалеко от Каспийского моря и границы с Туркменией. С нашей стороны Каспия находится туркменский город Красноводск, а с иранской к Туркмен-Сахре относится провинция Гулистан и частично Северный Хорасан и Хорасан-Резави.
О, про Хорасан Есенин писал! вспомнила я. Еще дядя Аркадий на вашем дне рождении писал:
«В Хороссане есть такие двери,
Где обсыпан розами порог.
Там живет задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не мог».
Точно! согласился папа. Есенин думал, что он там был.
Ты мне, кстати, обещал рассказать, узнал ли он, что его обманули?
Папа покосился на маму и ответил:
Я помню, только не сейчас, ладно? А то мама будет ругаться!
Что это такое ты задумал ей рассказать, на что я буду ругаться?! подозрительно прищурилась мама. Сейчас рассказывай!
Про Есенина, чистосердечно признался папа. Но сейчас не буду. Во-первых, сейчас я рассказываю про Туркмен-Сахру, и не надо меня сбивать. А во-вторых, я тебе рассказывал, что Есенину под видом Персии подсунули Баку и там он написал свой «Персидский цикл», еще когда ухаживал за тобой и пытался поразить тебя своим умом и осведомленностью. Но ты уже тогда сказала, что это все вранье. Потому что так сказала твоя мама.
Раз моя мама так сказала, значит, точно вранье! признала моя мама. Хотя, если честно, я уже не помню, о чем была речь.
Ну, вот и хорошо, с облегчением вздохнул папа. Зачем тебе помнить какое-то вранье?
И ребенку нечего враки рассказывать! строго напомнила мама.
Ладно, не буду! пообещал ей папа, а сам мне подмигнул.
Он знал, что теперь я уж точно улучу момент и выпытаю у него все об обмане моего любимого поэта! А пока продолжил свой рассказ о Туркмен-Сахре:
В ней живет больше двух миллионов туркмен.
И на иранской стороне тоже? удивилась я.
Мне казалось, что туркмены должны жить исключительно у себя в Туркмении, в крайнем случае, в Москве, но никак не за границей, ведь они наши, одна из пятнадцати республик-сестер!
Конечно, и на иранской тоже, как ни в чем не бывало заверил меня папа, будто туркмены могли жить везде, где им заблагорассудится. Туркмен-сахра исконно туркменская земля, просто Россия и Иран разделили их между собой в 1881-м году по договоренности русского царя и персидского шаха. В Гулистане жили и мои предки племя баятов (см. сноску-1 внизу). Из Гулистана родом и другие великие туркменские племена. Например, кайы основатели Османской империи, баяндыры основатели государства Ак-коюнлу, теке это такие высокие, стройные красавцы, сейчас большинство из них живет в Ашхабаде и области. А еще древние туркменские племена гоклен, салыр, игдир, эймир и йомут.
Я, конечно, догадывалась, что ты из какого-то племени мама уставилась на папу так, будто видела его впервые в жизни.
Но подробностями никогда не интересовалась, парировал папа и снова обратился ко мне. А в 1753-м году, когда в Персии пришел к власти глава персидского племени зандов из Луристана Карим-хан Занд
Ой, так называется наша улица! услышала я знакомое словосочетание.
Совершенно верно, подтвердил папа. Улица носит название главы лурского племени, а на ней стоит твоя армянская школа и церковь Святого Саркиса, персы космополитичны. Так вот, именно наш Карим-хан, на улице имени которого мы живем, в свое время перенес столицу Персии из Исфахана на самый юг в Шираз.