Но это же какая-то сказка
Может, и сказка. Но насколько лучше, как представишь. И легче жить со сказкой-то, если она добрая. Да, и Маша там где-то, он приложил ладонь к глазам и присмотрелся.
За рекой, за луной и солнцем, за небом, у самых звёзд она. Где-то там меня ждёт, непутёвого. Вот так жизнь прожита, словно сухостоя по лесу наломано, не вернуться и не переступить. А ты думай, Миша. У тебя ведь всё ещё впереди.
Знаешь, Шиндяй, скажу честно, можно?
Валяй, мы уже подгребали к берегу.
Спасибо, что взял с собой. Я, кажется, многое начинаю понимать, и у тебя учиться.
Чему? Мы ж ничего не поймали.
Ты понимаешь, о чём я.
И то верно. Ладно, давай уж не до слюней, а то я тоже что-то сегодня раскис, тебе лишнего наговорил. Давай причаливать.
Знаешь, а я верю.
Чему, то есть во что?
Всему, что ты рассказал, ответил я. И знаешь Ты вот постоянно в саду, где я живу, бываешь. Особенно по утрам. Зачем?
О, это тайна великая!
Может, расскажешь?
Как-нибудь.
Тогда давай сегодня посидим там, картошки в углях испечём.
А Надька не прогонит? Я ж колдун злобный!
Так это мой сад, я ж купил! Это, по цене дров!
Шиндяй засмеялся.
Ладно, только рыбки из дома захвачу. Я же утром поймал. Запечём с тобой, и поболтаем. Может, и про тайну сада что тебе скажу.
Я посмотрел на небо.
Шкай продолжать плыть в каменной лодке и зажигать звёзды. Они горели необыкновенно ясно, и грустно, будто уставшие женские глаза.
Глава третья
Укравший дождь
Прошло уже несколько дней, как я сам до конца не понимая, как это всё так удачно сложилось, оказался жителем лесного посёлка в глубине России. Иногда казалось, что всей этой авантюры не могло быть, и вот-вот проснусь в Москве в своей маленькой, похожей на тёплую конуру квартире на восьмом этаже, потянусь, встану у окна, и посмотрю сквозь прозрачные занавески на серое унылое небо и однотипные высотки. И пойму, что ничего не было, всё только сон. Ни поездки, ни странной и спонтанной покупки половины домика, ни новых знакомств.
Но я продрал глаза, и привстал с надувного матраса в саду. Моё скромное лежбище прошлым утром поскрипывало от росы и было мокрым, а теперь вот, странно, сухим Я вспоминал ночной разговор с Шиндяем.
После рыбалки мы встретились в саду не сразу, он пришёл только после того, как в другой половине дома у бабы Нади погас свет:
А то разгонит нас ещё, етить её колотить! сказал он. Я возразил, сказав, что на своей половине могу делать, что хочу, и приглашать кого угодно, а он только посмеялся. Видимо, не он один относился к тому, что я стал владельцем части дома, с иронией. Да и был ли я хозяином ведь только отдал по моим меркам скромную сумму, никаких бумаг мы и не оформляли. В любом случае я понял мысль Шиндяя: баба Надя, если захочет, выгонит Шиндяя из сада, и на меня даже и не посмотрит.
Он принёс, как и обещал, утренний улов, с десяток средненьких плотвичек, и мы запекли их с картошкой на углях. Шиндяй набрал ведро воды аккуратно пролил вокруг костровища, и сходил ещё за одним, оставив полное подле огня.
Самое опасное сейчас в лесу пожар, объяснил он, Чуть что, вспыхнет так, что и опомниться не успеешь! Такое зарево поднимется, что в твоей Москве с небоскрёбов заметят. Тут у нас есть чему гореть.
Он осмотрелся, и я подумал, что Шиндяй говорит о конкретном месте, где мы были:
Сам удивляюсь, что это сад в лесу, или лес в саду? спросил я. Вроде бы яблони растут, а тут и рябины, и вон сосна.
Да, вырастить хорошее фруктовое дерево тут задача сложная, сказал Шиндяй. Это всё отец Нади, Виктор Максимыч. Легендарная личность. Он главным лесничим трудился, фронтовик. Дом вот сам построил, с пристройкой. То есть, сарай с окном примастерил, это где ты теперь обитаешь.
Выходит, это я сарай купил, что ли?
Как хочешь называй. По цене дров купил, говоришь, обижаться не на что. Вы, господа, поди ж в Москве обедаете за такие деньги! А сруб у Нади добротный, может, самый лучший в посёлке домишко. Тебе же как для дачи так самое то, удачная покупка! Это всё внучка её, она в Воронеже сейчас живёт и учится. Она приезжала, и посоветовала бабке, мол, давай объявление в интернете дадим, всё равно тебе эта сарай-пристройка не нужна, не используется. Может, дурачка какого найдём купит, он посмеялся, глядя на меня. А ведь быстро нашли, а мы думали, никто в такие дали даже из Тамбова не поедет. А тебя вон откуда занесло! Наде и твои деньги хорошая прибавка к пенсии, подмога, мы тут по-другому деньгу-то измеряем, своим аршином. Да ты не бери в голову, всё хорошо будет, пока в Жужляе худо-бедно теплится жизнь. А перемрём мы все, тогда уж никакого догляда не будет Так я о чём?
Про сад мы начали.
Да, точно. Так вот, Виктор Максимыч, фронтовик с тяжёлым ранением, был мичуринцем. Знаешь, кто такие?
Наверное, кто родом из этого, из Мичуринска, есть вроде бы у вас такой городок, на карте видел.
Балда ты, вроде-навроде, Сергей Мавроди, тьфу его, не к ночи будь помянут, он поворошил угли. Мичуринцы это целое движение такое было. Сейчас вот тоже у молодёжи движения всякие панки-дуранты, скинхеды или секонд-хенды какие-то, чем вычурнее и глупее, тем лучше. Одни волосы красят, в пупки серьги вставляют, татуировки на ляжках бьют, или ещё что. А раньше мичуринцы по всей стране были! С лозунгом: не ждать милостей от природы, а самим их брать. Виктор Максимыч журналы выписывал я их все прибрал, храню, а то Надя бы их на растопку пустила. А там обо всём расписано: какие сорта Мичурин вывел, как прививать деревья. Вот, видишь яблоню? Это в июне-месяце не поймёшь, а так к сентябрю ясно станет, она и зелёными, и красными яблоками заиграет. На одном дереве, понимаешь! Сама яблоня эта дичка, дикая то есть, самосев. А он три сорта выписал и привил сразу на один ствол. За подвоем пешком ходил вёрст тридцать в оба конца, а ведь инвалид! То-то какие люди раньше были! Нет уж человека, а дела его видны, значит, не зря пожил. И не только для себя, и не только у дома. Ты по округе прогуляйся да присмотрись хорошенько: яблони, груши, целые посадки черноплодки. Ели даже, туи, прочее, чего у нас в природе особо не водится. То там, то тут. Это всё память о нём, его детки с ветками.
Мы сидели у потухшего костра плечом к плечу, и было в словах Шиндяя что-то близкое и незнакомое одновременно. Я жил тут всего ничего, но чувствовал, что мы с каждым днём становились всё ближе. И был уверен, что в Москве буду вспоминать эти дни как самый яркий момент последних лет, а может быть, и всей жизни, как бы громко это ни звучало. Никогда я не видел таких мест, такого неба, не вдыхал подобного воздуха, и ни с кем мне так хорошо не дышалось, не говорилось раньше, как с Шиндяем.
Я только теперь понял, что в огромной Москве, где живут миллионы, у меня не было друзей!
Будь осторожнее, перебил мои мысли Шиндяй. Я про огонь. Это не шутки, знаешь ли, он посмотрел на небо. Если никак не повлиять на природу-матушку, предстоит долгая засуха.
Это почему?
Приметы знать надо, он покряхтел, и ещё раз пролил из ведра вокруг костровища вода ушла в землю, будто и не бывала. Мы когда по реке плавали, ты, наверное, и не обратил внимания, сколько стрекоз разлеталось? А это не просто так. Надя тоже жаловалась, краем уха слышал, что оводьё её корову искусало всю, спасу нет. И на небо глянь видишь, луна будто зеленоватая? Самый верный признак грядущей засухи! И пятка у меня всё время зудит это уж точно, сушь донимает.
Я рассмеялся.
Зря хохочешь. Моя пятка лучше барометра. Только вот мне, может, удар придётся скоро держать.
Ты о чём?
Увидишь. Давай лучше на боковую, поздно уже.
Ты же обещал рассказать о тайне этого сада!
Да что там, он прислушался к стрекоту насекомых. Долго рассказывать. Это уж в другой раз, а то и до утра времени не хватит. Тайна великая тут, тайна!
И вот я проснулся, вспоминая, как Шиндяй залил угли, и, внимательно присмотревшись, потушил носком сапога последние тёмно-красные искорки, и ушёл.
Я умылся в бочке, и пошёл, покачиваясь, к бабе Наде я почти каждое утро брал у неё молоко. В первый день предложил денег обиделась, но мы условились, что за молоко буду выполнять её поручения по хозяйству.
Миша, как хорошо! она вешала бельё на веревку, растянутую между стволами деревьев. Сегодня Шурик из райцентра должен приехать, к конторе лесничества. Знаешь ведь где? Да и не ошибёшься! В центре посёлка, там и табличка видит, две ели высоченные ещё, они у нас тут одни такие, голубые, любимицы моего отца были. Магазин-то у нас давно закрыт, невыгодно никому его содержать, так что продукты нам Шурик и возит. Купи, значит, она ушла в дом, вернулась с банкой молока. У меня что-то и записать негде. У тебя есть?
Я достал из кармана телефон:
Вот как у вас всё просто-то, у городских! Ну, значит, пиши
Через пару минут я уже шагал с выданной мне старой советской авоськой по широкой песчаной дороге в сторону центра посёлка. Контору лесничества и высокие ели я видел раньше, просто не обращал внимания. Рядом со входом стоял видевший виды «пирожок» тот самый, на котором я добирался сюда из райцентра, у открытых задних дверок толпились люди, но их никто не обслуживал. Ещё трое склонились у капота, я подошёл. Фары старого «москвича» смотрели безжизненно и как-то грустно, словно бы машина вопрошала, когда же её, наконец, перестанут гонять по разбитым дорогам и отправят на покой?