Хозяйка Мерцающего замка - Марина Ли 7 стр.


И снова минутное помутнение рассудка, безумно сладкое и невероятное стыдное.

Бессовестные пальцы, уверенно ласкающие мою грудь.

Губы, прокладывающие дорожку из поцелуев к моему пупку и ниже.... ещё ниже.

Простыня в моих кулаках.

Шёпот, срывающийся в стон, в сиплый крик. Я, кажется, о чём-то просила. О чём? Не помню. Отчетливо отложилась одна-единственная, целиком абсурдная мысль: «Я испачкаю кровью Тимуру простыни».

А потом исчезла и она, разбилась о мой стон и что-то невероятное, нечеловеческое, нечленораздельное, не имеющее отношение ни к одному из существующих языков, что вырвалось из горла Кострина: гибрид едва сдерживаемого вскрика и рвущегося наружу наслаждения.

 Ты в порядке?  Тимур замер надо мной. Дрожащий, напряжённый, как натянутая струна.

Я сначала потянулась к его губам за коротким, жалящим поцелуем, а потом хрипнула растерянно:

 Кажется, да.

 Хорошо.

Совместный вдох протяжный выдох и осторожное плавное движение, ещё болезненное, но при этом исключительно правильное Сама, без подсказки, обняла Тимура. Руками, ногами, собою, чтобы быть ещё ближе, чтобы слиться с ним полностью! Никогда раньше я не чувствовала себя настолько цельной.

Потом, позже, мы болтали обо всём на свете, о книгах, о фильмах, об экзаменах и друзьях

 Варька, почему я не встретил тебя раньше?  искренне спрашивал Тимур, разглаживая невидимую морщинку между моими бровями.

 Когда раньше?

 Просто,  отвечал он.  Раньше. До всего.

 До чего?

 Ерунда, не бери в голову. Лучше поцелуй меня.

Или, прижимаясь губами к моему затылку, бормотал:

 Ты удивительная, самая сладкая девочка в мире. Не могу от тебя оторваться.

 Не отрывайся.

Я прятала улыбку в подушку и довольно жмурилась, понимая, что пропала, что влюбилась, что утонула в Кострике полностью

Мы толком не спали той ночью, а утром долго прощались у подъезда, целовались, как ненормальные, наплевав на мрачного таксиста и хмурых прохожих.

Уходить не хотелось, расставаться было почти больно, но мне надо было заехать домой, чтобы переодеться перед тем, как появиться на глаза моим всевидящим дедушкам и маме.

 Я позвоню,  заверил Тимур, закрывая за мной дверь автомобиля, и я улыбнулась ему на прощание, прямо-таки пьяная от невозможного счастья.

Определённо, этот день, эти сутки, были самыми лучшими в моей жизни.

Года три-четыре назад Эд, вернувшись домой после собственного дня рождения, который наши родители позволили (проспонсировали) ему провести с друзьями, признался, не скрывая грусти:

 Знаешь, Вареник, что самое хреновое в любом празднике?

 То, что он быстро заканчивается?

 А вот и нет,  тряхнул головой он и упал на кровать рядом со мной. У нас давно уже были разные комнаты, но вечера мы почти всегда проводили вместе.

 Самой паршивое в празднике это, дорогой мой Вареник, неизбежный откат,  с умным видом протянул брат, а я фыркнула пренебрежительно:

 Пить надо меньше.

 Ох, мелкая Разве ж дело в алкоголе? Похмелье после радостных эмоций в разы круче и болезненнее.

Моё похмелье началось три дня спустя. Как раз накануне последнего экзамена. И кто бы знал, как я кляла эти наполненные счастьем дни, как ненавидела себя за глупость, за наивность, за беспечность, за за всё. Может быть, не было бы их не было бы и последующей боли. Впрочем, от радости в связи с тем, что родители и Эдуард пошли на поправку, похмелья не было, хоть за это спасибо. Кому? Судьбе, наверное. Закону Мёрфи. Да какая разница, если всё рухнуло!

Последнюю ночь перед экзаменом мы решили провести порознь. Я решила, если уж на то пошло.

 Варюш,  протянул Кострик, не желая уходить из моей квартиры.  Гонишь меня в ночь?

 Тимур!  Я просительно сложила руки перед грудью.  Не дави, а то ты останешься, мы опять не выспимся и завалим экзамен.

 Ты не завалишь, ты всё выучила! Ты же у меня умница, красавица

 Кострик!

 Всё-всё! Ухожу, жестокосердная женщина.

Поцеловал и вышел. А я ещё несколько минут простояла под дверью, как собака, проводившая хозяина на работу, терзаемая каким-то дурным предчувствием.

Утром Кострик не позвонил, а на мой звонок мне ответила женщина с механическим голосом, которая равнодушно сообщила, что абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети.

Ла-а-а-дно. Может, он телефон забыл на зарядку поставить. Или выключил на ночь, да утром забыл включить. С кем не бывает?

Ла-а-а-дно. Может, он телефон забыл на зарядку поставить. Или выключил на ночь, да утром забыл включить. С кем не бывает?

Подхватив сумку с конспектами, шпаргалками и зачёткой, я поскакала на маршрутку.

До начала экзамена было чуть менее сорока минут, а между тем вся наша группа почти полным составом клубилась в экзаменационной аудитории. По моим скромным подсчётам, не хватало только Мотьки, парочки парней, которые всегда сдавали последними, и Кострика.

Экзамен нам назначили в старом лекционном зале амфитеатрального типа, войти в него можно было снизу, через главные ворота факультета, или с заднего двора, поднявшись по винтовой лестнице на галёрку. Я воспользовалась вторым вариантом исключительно потому, что мне так было ближе от остановки. Пробралась в зал и, никем не замеченная, тихонько пристроилась со своими конспектами на последнем ряду. Открыла один из сложных вопросов, чтобы немного «надышаться перед смертью», и вдруг услышала:

 строила из себя, а он её на раз распечатал. Как два пальца об асфальт.

Вскинула голову, пытаясь вникнуть в тему разговора и и да, не желая в него вникать!

 А тебя, Барон, Кострик позвал свечку держать?  пренебрежительно фыркнул симпатяга Стась, я в него была влюблена целых три недели на первом курсе.

Боже.

Сердце заболело так, что в глазах потемнело. Я ведь даже Мотьке о нас с Тимуром не рассказывала. Не могут они обсуждать меня. Или могут?

 Зачем же свечку?  А вот Бароневич мне никогда не нравился, уж больно противный у него был характер.  Он мне фотку на мобильник прислал. Хотите покажу?

 Я хочу,  выпалила я и, поднявшись из-за парты, небрежной походкой спустилась вниз, где кучковались мои одногруппники.  Покажешь?

Барон похабненько ухмыльнулся, и не думая смущаться, а затем протянул мне свой мобильник.

 Да смотри, Варька. Разве ж мне жалко?

На фотографии определённо была я, а вот лица Тимура видно не было лишь спина.

 Хорошо получилось, да?  Одногруппник по-прежнему лыбился.

 Отличный ракурс, ты прав.

На что я надеялась? Что это фотошоп, подделка и глупая шутка? Не фотошоп. Это была я и мой первый секс с мужчиной. С любимым мужчиной, как это ни прискорбно признавать. На экране чужого мобильника.

 Ага. У меня за утро рука дрочить устала Варьк, слушай, раз уж ты теперь вступила во взрослую жизнь, может, и мне дашь?

 Может, и дам.

Сердце больше не болело. На его месте в груди образовалась пустота. Чёрная дыра, затягивающая в себя все мои мысли и чувства.

Вернула Бароневичу телефон и вернулась на своё место, стараясь не думать о стараясь вообще не думать.

 Что, правда? Серьёзно? А когда? Я после экзамена совершенно свободен. Можем отпраздновать, ну и

 Барон, завали пасть.

Кто произнёс последнюю фразу, я не поняла. Точно не я. Мне в тот момент речевая функция отказала полностью.

Села. Открыла конспект. Буквы плясали перед глазами, а слова утратили смысл. Только бы не заплакать. Только бы не заплакать!

За что?

Пришла Мотька. Я видела, как она разбила мобильник о голову Барона, но что она при этом говорила, не слышала. Да и потом, когда подруга упала на соседний стул, я смотрела на то, как шевелятся её губы, и не слышала ни единого слова. Будто оглохла.

За что?

В аудиторию вошел Хустов и попросил остаться тех, кто будет отвечать в первой пятёрке. И мне бы встать и уйти, да ноги подкашивались, едва за билетом спустилась и кое-как вернулась назад. Сидела, отчётливо ощущая звенящую пустоту на плечах и в груди, писала ответ на вопрос. Решала ситуативную задачу. Не думала. Отвечать пошла первой. Села перед профессором, открыла рот и и ничего. Речь так и не вернулась.

 Кок, я, в отличие от своих коллег, не собираюсь ставить вам оценку из сочувствия к вашей беде. Вы планируете сдавать экзамен или будете мне тут вселенскую скорбь изображать?

Вселенскую скорбь?

Из сочувствия к беде?

За что?

Вдох-выдох.

Вдох. Вдох. Вдох.

Ещё одна попытка произнести хоть слово и облом.

Я поднялась, даже зачётку забирать не стала, и вышла. Из аудитории, по коридору мимо одногруппников, игнорируя их вопросы и нервные вскрики, мимо Мотьки, на улицу. Подальше от от всего.

Зачем было так?

Не помню, как добралась до квартиры дедушек. Понятия не имею, почему не умерла. Меня в тот день на плаву вообще только одна мысль держала: маме, папе и Эду сейчас мои неприятности здоровья не добавят, а потому в больницу мне нельзя. Хотя надо. Очень сильно! Говорить я так и не начала. Хотела, но

Назад Дальше